* * *
Нас окружила мгла могильными стенами,
Сомкнула ночь зловещие уста,
И бледная любовь стояла между нами
В одежде призрачной, туманна и чиста.
Поникли розы, робостью томимы,
Меж брачных мирт чернеющей листвы,
И — шестикрылые земные серафимы —
Молчали лилии, холодны и мертвы,
Нас истомила мгла мучительными снами,
Нам жертвенных костров забрезжили огни…
И проклял ты Ее, стоящую меж нами,
И ты сказал: распни Ее! распни!
К позорному кресту мы Ей прибили руки,
Ты для Нее терновый сплел венец…
И радовали нас Ее земные муки,
И опьянил Ее земной конец!
Но, искупленья чудо совершая,
На землю пала жертвенная кровь…
И вновь воспрянула бессмертная, живая,
Любовь единая, воскресшая любовь!
Раздвинулась небес тяжелая завеса,
И вспыхнули светил златые алтари…
Свершалася для нас таинственная месса
В надмирной высоте негаснущей зари.
Молилася земля, и радостные слезы
Блистали в облаках, блаженны и легки…
И тихо в темный мирт ввиваться стали розы,
Сплетаяся для нас в венчальные венки!
И радость та была прекрасна и желанна,
В Единый Свет сливая дух и плоть…
И лилии вокруг воскликнули: Осанна!
Благословенна Жизнь! Благословен Господь!
Гульда
На кривеньких ножках заморыши-детки!
Вялый одуванчик у пыльного пня!
И старая птица, ослепшая в клетке!
Я скажу! Я знаю! Слушайте меня!
В сафировой башне златого чертога
Королевна Гульда, потупивши взор,
К подножью престола для Господа Бога
Вышивает счастья рубинный узор.
Ей служат покорно семь черных оленей,
Изумрудным оком поводят, храпят,
Бьют оземь копытом и ждут повелений,
Ждут, куда укажет потупленный взгляд.
Вот взглянет — и мчатся в поля и долины.
К нам, к слепым, к убогим, на горе и страх!
И топчут и колют, и рдеют рубины —
Капли кроткой крови на длинных рогах…
Заморыши-детки! Нас много! Нас много,
Отданных на муки, на смерть и позор,
Чтоб вышила счастья к подножию Бога
Королевна Гульда рубинный узор!
Видения о стране Сеннаарской
Зверь
…И золото той земли хорошее;
там бдолах и камень оникс.
Бытие 2, 12
Было в земле той хорошее злато,
Жили мы вместе в долине Евфрата,
Тени ветвей были наши покровы,
Ты мне служил по веленью Иеговы,
Вместе любили мы с венчиков лилий
Стряхивать сладостный прах,
Ночью луну молодую дразнили,
Сень теревинфа смыкалась над нами
Чей это сон — этот луч меж ветвями —
Мой, или твой, или наш?..
Брали мы радость, как звери, как боги
Всю — без надежд и потерь!
Тихо рыча, ты лизал мои ноги,
Темный и радостный зверь.
В день отомщенья греха и изгнанья
Зверь, не вкусивший от древа познанья,
Но в мире новом мы стали врагами!
Бросили вечным проклятьем меж нами
Злобу, страданье и страх…
Где теревинф мой? Его ли забуду!
Помню, тоскую и верую чуду —
Жду тебя, радостный зверь!
Эль-саир
В ночь Священной Пальмы месяца Реджеба
Черные туманы плыли в небесах,
Звезды — златоискры, звезды — очи неба
На восток смотрели, затаили страх!
В храме черных камней знойного Саббата
Тихо лили арфы среброструнный стон,
Вил малийский ладан клубы аромата
В аметистных чашах бронзовых колонн.
Замерли, дрожа, павлиньи опахала,
Пали ниц рабы на мраморном полу,
Эль-Сайр царица, жрица Уротала
Солнце вызывала, заклинала мглу:
«Переливным лалом ласковые зори
Расцветили нежно край небесных скал!
Облачные челны на сафирном море
Ждут тебя, прекрасный, ясный Уротал!
Золотой верблюд в рубиновой пустыне! —
Он тебя примчит из огненной страны!
Он растопчет тень испуганной богини —
Побледневшей Син, предутренней луны!»
Рокотали арфы… Сбросив покрывало,
В трепетной тоске молила Эль-Сайр:
«Я люблю любовью бога Уротала!
Я его зову на свой венчальный пир!
Выйди! Я отдамся сладостному зною,
Грудь свою открою властному лучу!
И в тебе, с тобою искрой золотою
В пламени бессмертном я сгореть хочу!»
И в ответ царице задрожали тучи,
Оборвали арфы среброструнный стон…
Кто-то знойно-сильный, радостно-могучий
Дерзостным порывом сдвинул небосклон!
И, мечом багровым рассекая небо,
Солнце, Пламя Жизни, охватило мир…
В ночь Священной Пальмы месяца Реджеба
Умерла от счастья жрица Эль-Саир.
Праздник дев
Меж яшмовых колонн, где томно стонут птицы,
Где зыбит кипарис зеленопьппный кров,
Покуда спит Иштар, мы — избранные жрицы —
Ткем покрывало ей из золотых шнуров.
Когда ж настанет ночь, и в прорези колонны
Свой первый бледный луч богиня бросит нам
И вздымет радостно звезду своей короны —
Мы в рощи убежим, в ее зеленый храм!
Взметнутся и спадут пурпуровые шарфы —
Восславим наготой великую Иштар! —
И будут бубны звать и будут плакать арфы
Для пляски сладостной сплетенных юных пар…
Но я одна из всех останусь одинокой,
Останусь до зари с своим веретеном,
Стеречь златой покров богини звездноокой
И горько вспоминать и думать об одном…
Как привели меня на первый праздник лунный,
В толпе таких, как я, невинных робких дев,
Как опьянил меня тот рокот сладкострунный,
Священный танец жриц и жертвенный напев.
И много было нас. Горбуньи и калеки,
Чтоб не забыли их, протиснулись вперед,
А мы, красивые, мы опустили веки,
И стали у колонн, и ждали свой черед.
Вот смолкли арфы вдруг, и оборвались танцы…
Раскрылась широко преджертвенная дверь…
И буйною толпой ворвались чужестранцы,
Как зверь ликующий, голодный, пестрый зверь!
Одежды странные, неведомые речи!
И лица страшные и непонятный смех…
Но тот, кто подошел и взял меня за плечи,
Свирепый и большой, — тот был страшнее всех!
Он черный был и злой, как статуя Ваала!
Звериной шкурою охвачен гибкий стан,
Но черное чело златая цепь венчала —
Священный царский знак далеких знойных стран.
О, ласки черных рук так жадны и так грубы,
Что я не вспомнила заклятья чуждых чар!
Впились в мои уста оранжевые губы
И пили жизнь мою, и жгла меня Иштар!..
И золото его я отдала богине,
Как отдала себя, покорная судьбе.
Но взгляд звериных глаз я помню и поныне,
Я этот взгляд его — оставила себе!
Зовут меня с собой веселые подруги:
«Взгляни, печальная, нам ничего не жаль!
О, сколько радости — сплетаться в буйном круге,
Живым лобзанием жечь мертвую печаль!»
Иштар великая! На зов иного счастья
Я не могу пойти в твой сребролунный храм!
Я отдала тебе блаженство сладострастья,
Но мук любви моей тебе я не отдам!
Венчание пальмы
Собирайтесь! Венчайте священную пальму Аль-Уззу,
Молодую богиню Неджадских долин!
Разжигайте костры! Благосклонен святому союзу
Бог живых ароматов, наш радостный Бог Бал-Самин!
— Мой царевич Гимьяр! Как бледен ты…
Я всю ночь для тебя рвала цветы,
— Рабыня моя! Не гляди мне в лицо!
На Аль-Уззу надел я свое кольцо —
Страшны чары богини злой!
Одевайте Аль-Уззу в пурпурные ткани и злато,
Привяжите к стволу опьяненный любовью рубин!
Мы несем ей цветущую брачную ветвь Датанвата,
Благосклонен союзу наш радостный Бог Бал-Самин!
— Мой царевич Гимьяр! Я так чиста…
Поцелуя не знали мои уста!
Я как мирры пучок на груди у тебя,
Я как мирры пучок увял, любя,
Но ты мне не надел кольца!
Раздвигайте, срывайте пурпурно-шумящие ткани!
Мы пронзим ее ствол золоченым звенящим копьем.
С тихим пеньем к ее обнаженной зияющей ране
Тихо брачную ветвь мы прижмем, мы вонзим, мы
— Мой царевич Гимьяр! Ты глядишь вперед!
Ты глядишь, как на ней поцелуй цветет,
— Рабыня моя! Как запястья звенят…
Ткань шелестит… томит аромат…
Бейте в бубны! Кружитесь! Священному вторьте
Вы бросайте в костры кипарис, смирну, ладан и тмин!
В ароматном огне мы сожжем непорочную деву!
Примет чистую жертву наш радостный Бог
— Мне тайный знак богинею дан!
Как дева она колеблет свой стан
Под пляску красных огней…
Ты нежней и прекрасней своих сестер!
И как мирры пучок тебя на костер
* * *
