Ознакомительная версия.
– А у нас с сегодняшнего дня началась эпоха вечного мира, – торжественно провозгласил архидруид, и потянул из рук Морхольта подарок неизвестной поварихи Агафонику Великому.
– Дай сюда священную реликвию.
– А если не дам?
– А посохом в лоб?
– А кулаком в ухо?
– А сапогом под коленку?
– А к гайнам?
Обескураженный друид растерянно опустил руки.
– А ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО? – театральным шепотом подсказала Серафима.
– Пожалуйста?.. – вопросительно проговорил Огрин. – Отдай нам этот медальон?
– Пожалуйста, – улыбнулся и разжал пальцы герцог. – Возьми.
– Благодарю, – порылся в стариковской памяти и нашел подходящий ответ друид.
– Не стоит благодарности, – склонил голову Руадан.
– Ваш должник… – развел руками старик.
– Всегда к вашим услугам, – отозвался Морхольт.
– М-мда… вечный мир, гайново седалище… – озадаченно-восхищенно заморгал единственным видным из-под бинтов глазом Конначта, чудесным образом пошедший на поправку. – Дождались…
На следующее утро на центральном дворе замка антигаурдаковская коалиция готовилась к отлету.
Деловито пересчитывая мешки и корзины с загружаемыми на высохшего за ночь Масдая припасами, поигрывал пальцами на свежезаряженном посохе главный специалист по волшебным наукам.
Любовался новым набором топоров из шести предметов – подарком короля Эстина – Олаф.
Держась за руки, не сводили глаз друг с друга Иван и Сенька, пока ехидный маг не высказал предположение, что, похоже, Друстан за ночь снова сварил какую-то психеделическую гадость и уже успел опробовать на лукоморцах.
Провожатые – Морхольт, Арнегунд, Огрин, Эстин и едва ли не вся популяция сиххё – окружили взлетно-посадочный пятачок и давали напутствия в дорогу и советы по выбору самого быстрого пути, самого удобного воздушного коридора – в таких количествах, что если бы Масдай и его пассажиры попробовали следовать хотя бы четвертой их части, то оказались бы в Вамаяси гораздо раньше, чем планировали.
– Ну что? – бросив оценивающий взгляд на выкарабкавшееся из-за крепостной стены солнце, царевна оглядела отряд. – Где у нас кто?
– Здесь, здесь!!!.. – раздался обеспокоенный голос из-за спин собравшихся.
Сиххё и люди расступились, и к Масдаю вприпрыжку выскочил Кириан Златоуст, нагруженный горой саквояжей и баулов и увешанный ассортиментом небольшого оркестра.
– Не больше двух, – не медля ни секунды, непререкаемым тоном заявил ковер.
– Но…
– А кто не согласен, может идти пешком.
– Кхм. Но, видишь ли, многоуважаемый Масдай, эти вместилища дорожных принадлежностей…
– Что там, Кириан? – из-за сомкнувшихся было спин прозвучал звонкий голосок и, стуча каблучками по камням, запыхавшаяся и взволнованная, в круг выбежала Эссельте. – Что багаж?
– Не принимают, говорят, перевес, – с тайным злорадством и явным облегчением менестрель поставил на мостовую все полтора десятка чемоданов и развел руками.
– Как – перевес? – вытаращила глаза принцесса. – То есть вы имеете в виду, что я должна побеждать Гаурдака каждый день в одних и тех же туалетах?.. Но ведь это же… бесчеловечно!
– Ну хорошо, – ворчливо согласился ковер. – Три.
– Что?! Никак не меньше четырнадцати!..
Серафима ухмыльнулась в кулак и возвела горе сверкающие искорками еле сдерживаемого смеха очи.
Третий и последующие этапы сбора наследников Выживших обещали быть не такими уж и скучными, как она надеялась.
Местами переходящая в дружескую потасовку с дружеским мордобоем, не менее дружеским членовредительством и исключительно дружеским нанесением тяжких телесных повреждений.
Путем строгого внушения их автору, с занесением под левый глаз в случае необходимости.
«Сделано в Вондерланде. Красильня «Веселая радуга».
Врун или Вруно – гвентское произношение имени Бруно.
Здесь и далее Кириана «озвучивал» стихами Дмитрий Касич.
При всей благодарности за спасение под защитным куполом, позволить Агафону установить еще хоть раз что-нибудь подобное язык не поворачивался ни у кого. Включая Масдая, у которого язык отсутствовал как анатомическая подробность.
А вернее, полное отсутствие оного.
Святого Кирхиддина Уладского – покровителя гвентских целителей. По старинной гвентской легенде первое, что сделал святой отшельник Кирхиддин, сбежав из Гвента в Улад на ПМЖ триста лет назад – изгнал с территории своей новой родины всех змей. Естественно, в Гвент. Где раньше змей не было как класса. И теперь не самую малую часть своего дохода Гвент получал от продажи по всему Забугорью, в том числе и в Улад, лекарств на змеином яде, а его лекари, овладевшие тайнами клыков гремучников и гадюк, славились по всему Белому Свету.
Может быть, потому, что отказать в аудиенции четверке чрезвычайно настойчивых гостей, влетевших в его окно, было в его положении несколько затруднительно.
Отступить на два или более шага или просто выскочить опрометью из комнаты помешала стена за его спиной.
Не исключая возможности, что их не будет по причине полного отсутствия жалобщиков.
Причем агафонов сипел: «К-кабуча!.. Идиот!.. Болван!.. Дебил!.. Склеротичный кретин!.. Толщина, а, следовательно, эффективность защитного поля обратно пропорциональна общей защищаемой площади!.. Кабуча габата апача дрендец!!!..»
Которые, если дотошно отнестись к вопросу, могли бы вполне оказаться как упомянутыми матросами, откачивающими воду из трюма, так и не менее часто вспоминаемыми морскими демонами, воду в трюм нагоняющими.
Если раньше не забывают о них. Но забывал свои посулы Агафон естественным путем, без задней мысли, и посему искренне считал себя человеком обязательным и верным слову.
Там, где еще недавно была простая и понятная пробоина, пульсировало и поблескивало кислотными огоньками во влажном полумраке, чернильно-черное пятно. Из чего оно состояло – не знал никто, включая студиозуса. Но при одном взгляде на новую заплатку даже самые любопытные предпочитали оставаться в неведении.
Но никогда – в сторону улучшения.
Предусмотрительно перепрыгивая с ящика на ящик.
К счастью, лишь в переносном смысле. Третье вмешательство Агафона в навигацию «Гвентянской девы» каравелла пережила бы вряд ли.
Что, учитывая предполагаемое состояние лукоморца, было, скорее, предсказуемо, нежели удивительно.
Люди размера Олафа всегда замечают, когда люди размера Друстана едва не опрокидывают их на пол.
Относящиеся к эпитету «паршивый» в применении к его любимому ялику, а также к самому эрлу, его семье, его дальним и ближним родственникам, предкам, потомкам и прочим домашним животным, включая мышей, ужей, ежей и тараканов.
С ладонями такой величины локализовать с первой попытки одно сердце у него не получалось никогда.
В отличие от остального Белого Света, профессия сплетника в Уладе приносила лицам, ее выбравшим, не только чувство глубокого удовлетворения, но и хорошие прибыли. На городских улицах профессиональные сплетники выкрикивали заголовки своих сплетен. Джентльмен или леди, заинтересованные услышанным, подходили к разносчику известий, платили ему за выбранную новость, и он на ушко рассказывал им всё, что знал. И, заодно, всё, что не знал.
Не столько от смущения, сколько пытаясь понять, как его только что обозвали.
Символом плодовитости и семейного счастья, согласно старинному гвентянскому обычаю, как чуть позже эрл снисходительно объяснил Морхольту.
Кому – не будем тыкать пикой.
Настолько безбрежную, что Агафон не удержался от ставшего за два дня традиционным вопроса: «А здесь больше трехсот литров или меньше?»
Ознакомительная версия.
