– Господин Маш-Касем, вы даете свидетельские показания… Прошу вас, не отклоняйтесь от темы и отвечайте на поставленный мной вопрос!
– Конечно же, ага. Рад буду услужить… Вы, значит, спрашиваете про тот обозрительный…
– Подозрительный!
– А разве что не так?
– То есть как это «разве что не так?». Вы сказали «обозрительный», а нужно говорить «подозрительный»!
– Ей-богу, ага, зачем мне врать?! Грамоте ведь я не обучен… Но все же хотелось бы знать, какая тут разница…
– Разница?
– Ну да. Разница между тем, что сказал я, и что сказали вы.
Потеряв терпение, Шамсали заорал:
– Господин Маш-Касем, я сказал «подозрительный», а вы сказали «обозрительный»! Я потребовал, чтобы вы говорили «подозрительный»!
– А что значит «подозрительный» и что значит «обозрительный»?
В разговор вмешался Асадолла-мирза, вечно над всем посмеивавшийся и без конца отпускавший шуточки. Не стесняясь в выражениях, он объяснил Маш-Касему, что имеется в виду под подозрительным звуком, и этим вывел из себя Шамсали-мирзу, который тотчас заявил, что с правосудием не шутят, снова водрузил на голову шляпу и собрался уйти. Все повскакивали с мест и кое-как уговорили Шамсали-мирзу остаться.
– Ну что ж, Маш-Касем, теперь, когда вы поняли, о чем речь, скажите, вы собственными ушами слышали этот подозрительный звук?
– Но ведь, ага, зачем мне врать?!
Шамсали-мирза раздраженно прервал его:
– Да, да, знаем – «до могилы-то… ать… ать… четыре пальца»! Но отвечайте же на мой вопрос!
– Ей-богу, зачем мне… А вы хотите, чтобы я вам правду сказал или соврал?
– Да что ж это такое?! Вы шутите, что ли?! Если я вас о чем-то спрашиваю, значит, конечно же, хочу знать правду!
– Хорошо, тогда скажу правду. И вообще, зачем мне врать?! До могилы-то… Слышал я какой-то звук, что да, то да… Но вот только, был он подозрительный или не был…
– Я же сказал, что следует говорить «подозрительный»!
– А я что сказал?
– Вы сказали «обозрительный»!
– Ей-богу, насколько мне помнится, я сказал «подозрительный». Короче говоря, я слышал какой-то подозрительный звук.
– Как вы считаете, этот звук был произведен ножкой стула или?…
– Что – или?
– Господин Маш-Касем, не выводите меня из терпения! Мой брат вам только что все объяснил!
Асадолла-мирза, услышав, что ссылаются на него, немедленно влез в разговор и, хохоча во все горло, рассказал анекдот про казвинца, который, выбирая в лавке ткань, случайно издал непристойный звук и немедленно начал рвать куски материи, чтобы скрыть свою оплошность. Но торговец схватил казвинца за руку и сказал: «Зачем зря портишь товар? Я за сорок лет, что торгую мануфактурой, как-нибудь научился отличать треск ткани от чего другого!»
И снова всем пришлось упрашивать Шамсали-мирзу не уходить с совета. Допрос продолжался.
– Ну так что же, Маш-Касем? Мы ждем ответа.
В наступившей тишине присутствующие смотрели в рот Маш-Касему.
– Э-э, ага, зачем мне врать?! Да вроде бы так и было, как ваш братец сказали.
Шамсали-мирза облегченно вздохнул с видом следователя, сумевшего после нескольких часов допроса вытянуть признание из опасного преступника, и удовлетворенно улыбнулся.
– Итак, ответ на первый вопрос получен. Перейдем ко второму вопросу. Господин Маш-Касем, кто находился в том месте, откуда раздался подозрительный звук?
Маш-Касем задумался, потом ответил:
– Зачем мне врать?! До могилы-то… Я в ту минуту слушал агу, а он толковал про битву при Казеруне. И как раз, когда ага рассказывал, как он прицелился прямо в лоб Ходадад-хану и спустил курок, но первая пуля проскользнула у Ходадад-хана за ухом…
Дядя Полковник перебил его:
– Постой, постой, Маш-Касем. Ага до этого места не дошел. Он успел только рассказать, как прицелился в голову Ходадад-хана.
– Верно, ага, верно. Но я-то ведь все это собственными глазами видел, вот и рассказываю вам, что было дальше.
– Это от тебя не требуется. Ты просто отвечай на вопросы!
– Ну что ж. Зачем мне врать?! Когда раздался этот звук, я мыслями был вместе с моим агой… Ну, я, конечно, обернулся, смотрю: там вот этот ага и Гамар-ханум… А уж кто из них?… Зачем мне врать? До мо…
– Мне в голову пришла одна мысль, – перебил его Дядя Полковник. – Если, конечно, согласится ханум Азиз ос-Салтане… Мы бы попросили ее ради сохранения священного семейного единства пойти на небольшую жертву…
– А что я должна сделать?
– Если бы вы согласились, мы сказали бы аге, что это маленькое недоразумение… в общем, что Гамар-ханум…
– Не понимаю, при чем здесь Гамар?
– Я хочу сказать, что если бы мы объяснили аге, что в тот вечер Гамар-ханум неважно себя чувствовала, тогда все бы обошлось и…
До ханум Азиз ос-Салтане наконец дошло, куда гнет дядя Полковник. Она поджала губы, секунду помолчала, а потом неожиданно обрушила на дядю Полковника и всю родню поток громкой брани:
– У вас совесть есть?! Постыдились бы такое при мне говорить! Не срамили бы пожилую женщину! Чтоб моя дочь… чтоб моя дочь такое себе позволила!!!
Она так вопила, что все растерялись. С большим трудом ее успокоили. Ханум Азиз ос-Салтане плакала и причитала, но уже без прежней злости:
– Вот, вырастила я дочку, чисто цветочек она у меня… А теперь, когда к ней уже и посватались, когда девочку счастье ждет, – ее же собственная родня хочет ей пакость учинить… Опозорить ее хотят, осрамить!… Зачем я только до этого дня дожила?! Да пропади оно пропадом это ваше семейное единство!…
Последовавшая минута общего молчания была скорее выражением соболезнования будущему зятю ханум Азиз ос-Салтане, нежели свидетельством скорби в связи с невозможностью решить актуальную семейную проблему. Первым в воцарившейся тишине прозвучал голос Фаррохлеги-ханум. В нашей большой семье Фаррохлега-ханум славилась своим длинным языком и склонностью к злым сплетням. Она вмешивалась во все на свете, и ее толкование любого пустяка неизменно порождало ссоры и скандалы. И было просто удивительно, что она до сих пор вообще молчала. Воспользовавшись тишиной, наступившей после криков и рыданий ханум Азиз ос-Салтане, Фаррохлега-ханум открыла рот и заявила:
– Вы правы, Азиз-ханум. Они ведь и не думают, что могут девушку навсегда осрамить…
Азиз ос-Салтане, не дожидаясь, пока Фаррохлега-ханум закончит, воскликнула, утирая слезы платком:
– Воздай вам бог, милая!… Разве ж они понимают, каких трудов стоит матери вырастить дочку и выдать ее замуж?!
Фаррохлега-ханум, всегда одевавшаяся только в черное и не ходившая почти никуда, кроме похорон, спросила своим ровным и бесстрастным тоном:
– А кстати, Азиз-ханум, почему это у Гамар ничего не вышло с ее первым женихом? Вроде бы даже и до свадьбы не дошло, так?
Азиз ос-Салтане снова расплакалась и, всхлипывая, сказала:
– Ах, милая, это все тоже из-за родни… Околдовали они ее жениха… Силу в нем заперли… Моя бедняжка целый год прождала… Он, бедолага, тоже души в ней не чаял… Но, сами посудите, милая, если у мужчины сила заперта, разве можно его в том винить?
Шапур, все это время молча сидевший в углу залы, пришепетывая спросил:
– Тетушка, а што жначит «сила жаперта»?
Дурацкий вопрос! Даже мы, дети, тысячу раз слышали это выражение от Азиз ос-Салтане, да и, кроме того, женщины так часто шушукались об этом, что мы давно поняли, что к чему. Но не успел еще никто из заинтересованных сторон ответить на вопрос Шапура, как вмешался Асадолла-мирза:
– Моменто! Неужто ты до сих пор не знаешь, что значит «у мужчины сила заперта»?
И Шапур, известный иначе как Светило Пури, с присущей ему гениальностью ответил:
– А откуда мне знать?!
Асадолла-мирза подмигнул и ухмыльнулся:
– Это значит, у него не получается Сан-Франциско.
Тут уж все поняли, даже малыши, собравшиеся за дверью залы, потому что когда Асадолла-мирза или кто-нибудь другой рассказывал любовную историю, и речь заходила о том, что парень с девушкой остались наедине, Асадолла-мирза неизменно восклицал: «И тут у них получилось… Сан-Франциско!», или: «И они отправились… в Сан-Франциско!»
Сопроводив свое объяснение раскатистым хохотом, Асадолла-мирза добавил:
– Если бы мне об этом раньше сказали, я бы что-нибудь придумал. Как-никак у нас в семье найдется целая связка ключей – что хочешь отопрем. Да ведь ради своих родичей на любую жертву пойдешь!
Его шутка заставила рассмеяться всех, даже угрюмого Шамсали-мирзу. Ханум Азиз ос-Салтане стиснула зубы, на секунду замерла и вдруг, схватив блюдо с нарезанной ломтиками дыней, грохнула его об пол:
– У вас стыд и совесть есть?! Не срамили бы пожилую женщину! Да чтоб ты сдох вместе со своими ключами!
Стремительно поднявшись, она направилась к двери. Дверь распахнулась, и нам, стоявшим в коридоре, было хорошо видно все, что за этим последовало. Дядя Полковник попробовал было вмешаться, но разъяренная Азиз ос-Салтане оттолкнула его и покинула семейный совет.
