Андрей Загорцев - Матрос Специального Назначения

Вечером меня смотрел главный медик, задавал какие-то вопросы и, ничего толком не сказав, почёркал что-то в медицинской книжке. В кубрик я вернулся совсем в безрадостном настроении. Поповских сидел на «баночке» посередине кубрика и читал что-то из большой толстой тетради. Матросы, сидевшие перед ним, тщательно записывали. Я спросил разрешения и сел сзади. Что читал командир, я даже не слышал. В голове бродили совсем невесёлые мысли. Почему-то захотелось туда, откуда все начиналось, обратно в учебку. Там из-за того, что я не смог пронырнуть эту дурацкую трубу, никуда бы меня не отправили. Да и не заставляли бы нырять — сидел бы сейчас в классе инженерной подготовки, разбирал бы мины. А ведь могли бы меня назначить ответственным за этот класс. Можно было бы кипятильник и чай с печеньем прятать в шкафу за задней стенкой, а в дальних шкафах так вообще лежанку можно было бы устроить. Эх, какое место от меня ушло. Днём занятия, а вечером сам себе голова. Ходил бы сейчас курсантом у саперов, а через пару месяцев выпуск. Начальник инженерной службы по любому бы меня оставил, да и с прапорщиком-инструктором общий язык я давно нашёл. Сейчас бы ходил не в форменке с гюйсом, а в красивом чёрном ПШ в укороченных яловых (офицерских) сапожках, свои бы очень красиво и стильно подрезал. Клим, мой соперник по рукопашке, в комбинате бытового обслуживания первый человек, матрос мастер-обувщик под ним ходит. Ах, какие он каблуки на сапоги делает — загляденье, а не вставки. Сапог прямо как игрушечный. И тетки, которые чего-то там строчат на машинках, весьма не задорого ПШ ушивают, любо-дорого посмотреть. Совсем замечтался и прошляпил вопрос, который мне задал Поповских. Встал, помолчал, выслушал ехидное замечание и снова сел. Ничего в голову не идёт. Вечером после ужина бездумно бил в кубрике по груше ногами. Ничего не хотелось. Даже слушать магнитофон, который мичман Марков выделил на час для поднятия боевого духа подразделения.

На следующие утро занятия продолжались своим чередом. На теоретических занятиях по водолазному делу я присутствовал, записывал факторы, влияющие на водолаза при погружении, удельные веса, давления, правила погружений. Зарисовывал картинки, рисовал стрелки. До обеда занимались теорией, и поэтому я немного отвлекся от грустных мыслей, решил вполне сносно задачу на погружение. После обеда занимались материальной частью индивидуальных дыхательных аппаратов, разбирали массо-габаритный макет, откручивали, прикручивали вентили, стравливали баллоны. Пока мы занимались баллонными аппаратами типа АВМ, более сложные дыхательные аппараты с регенерацией воздуха будем изучать в следующем учебном периоде. Ну, может, кто будет, а кто и нет. Не допустят меня даже к сдаче зачётов на погружения и выпнут с разведпункта, как пить дать. А интересно, могут отправить обратно в учебку? Надо будет у Чернокутского, как-нибудь улучив момент, спросить. Хотя с другой стороны, как-то не хочется вернуться с виноватым видом, словно побитая собака. Наверняка поймут и не засмеют, но уже и самому будет стыдно. Не смог. Хромов и Синельников, не скрывая ни от кого, гордились мною. Каких матросов выращиваем и отдаем в чужие части. А я, как побитый пёс, обратно. Трубу не смог перенырнуть. Вечером, когда была наша очередь заниматься в бассейне, я сиротливо сидел на бортике рядом с «обеспеченцами» и смотрел как мои сослуживцы в одних трусах лениво переныривают эту злосчастную трубу туда, обратно, учатся выходить на «воздух», не выпуская загубника. Санинструктор до занятий меня в бассейне, из-за морды и локтей извазюканных зеленкой, не допустил. Пришлось сидеть тихо и печалиться, непонятно о чём. Так продолжалось три дня ровно. На третий день меня всё-таки запустили в бассейн. Марков и Поповских долго инструктировали и давали советы, как вести себя при проходе. Даже советовали, о чём думать. А я так и не смог даже занырнуть в трубу. Перед самым входом меня снова обуял невыносимый ужас тесноты и давящих узких стенок. Даже еще на воздухе, не уйдя под воду, начал задыхаться. Все, «отходился» по морям бродяга матрос-водолаз. Печально, я даже чуть не заплакал. Пришлось поводить челюстями и выходить на сушу. Поповских посмотрел мне вслед и что-то сказал Маркову. Наверно договариваются и решают, как меня будут списывать. Зачем им матрос в группе, который не имеет водолазного допуска.

Ну, бегаю я, прыгаю с парашютом, хожу по азимутам — здесь это все делают. Но все равно я буду неполноценным матросом-разведчиком. Вдруг группе предстоит задача с выводом в тыл противника морским путём с борта подводной лодки, а тут я возьму да еще загнусь до начала шлюзования в трубе торпедного аппарата. Вот всем радости-то будет. Да и не допустят меня наверняка уже под воду. Как доктор, тогда мне сказал «Физиологически здоров и способен, а вот проблемы у тебя с психикой». Выходит — я псих, боящийся тесных пространств. Как там док говорил — «клистирофобия». И название какое-то идиотское.

Вопрос со мной решался еще где-то неделю. Поповских и Марков отдавать меня из группы не хотели, дыбом встали врач и заместитель командира пункта по водолазной подготовке. В боевом подразделении мне делать нечего. Недосягаемый, словно «Зевс на Олимпе», командир разведпункта по просьбе флотских разведчиков, а именно Чернокутского, дал команду найти мне место в небоевых подразделениях. Марков задался целью пристроить меня помощником к мичману, начальнику продовольственного склада, как обычно имея свои интересы. Действительно, работая на складе, можно было бы приносить большую пользу — как матросам, так и офицерам своего бывшего подразделения. Да и мичман со склада был вполне согласен с моей кандидатурой. Ему нужен был молодой и не обросший кучей знакомых и земляков матрос, которого можно было выдрессировать так, как хочется. А пребывание некоторое время в боевом подразделении данного матроса — тоже плюс. Но самый жирный плюс — это знакомство данного матроса с флотским, хоть и небольшим, но все-таки начальством. Наши в группе, узнав, куда мне грозит попасть, начали одобрительно похлопывать по плечу и просить их не забывать, подкидывать что-нибудь с барского стола. Даже Марков, сообщивший мне эту новость, намекнул, чтобы я не забывал, кто помог мне устроится на такую «хлебную» должность. Один лишь мой напарник Федос не радовался.

По штату я временно числиться буду еще в группе, но работать на складе. Когда состоится приказ, меня переведут в обеспеченцы, а на мое место возьмут какого-то полуторогодичника, старшину второй статьи, служившего на камбузе коком. У того матроса вроде все допуски и водолазные спуски есть, и, говорят, что он участвовал в нескольких учениях в качестве разведчика и очень неплохо себя проявил. Каким образом кок с камбуза участвовал в учениях и чем он там занимался, я так и не понял. Я даже не вникал в разговоры и наставления, я был просто подавлен. Меня меняют на повара, и, скорее всего, это инициатива Поповских.

На следующий день, после поднятия флага ВМФ Союза ССР, меня прямо с утреннего построения забрал мичман, начальник склада. Этакий хитрый толстенький колобок с аккуратной бородкой.

«Дрессировать» он меня начал сразу по приходу на склад. Целый час я выслушивал наставления и всевозможные кары, которые могут обрушиться на мою голову в случае пропажи чего-либо. Дотошный «рундук» описал мне всех моих предшественников — какими бравыми матросами они были под его руководством и как «неплохо сошли на берег», сытые и довольные. Потом я бегал по складу и запоминал, что где лежит, расписание выдачи продуктов на камбуз, нормы выдачи, что такое меню-раскладка. Через пару часов у меня голова опухла от багажа непонятных мне норм выдачи и видов сухого пайка. Потом мичман выдал мне видавшую виды робу и я перетаскивал мешки с крупой, таскал неподъёмные сетки с картошкой. Мерз в комнате-«рефрижераторе», отдирая леденелые туши для выдачи на камбуз. Пришла камбузная вахта во главе со старшиной второй статьи, внимательно меня осмотревшим, и начали получать продукты. Помогая мичману и носясь по складу, как угорелый, я совсем вымотался. Так прошёл целый день и вечером, когда прапорщик опечатал и сдал склад под охрану, я был злой на себя, шатался от усталости и грязный как чёрт. Помыться можно было только в ротном гальюне под самодельным холодным душем, состоявшим из резинового шланга, крепившегося к крану. Но даже до своего расположения я не успел дойти. По дороге меня встретил водитель, «годовалый» матрос Ярик, который тоже частенько работал на складе и мотался с моим мичманом-«рундуком» в город для получения всяческих продуктов и прочей продовольственной ерунды.

— Слышь, карась, ты же сейчас на складе помощником? — сразу же взял быка за рога Ярик.

— Ага, — ответил я и внутренне напрягся. Ну, сейчас начнется — «достань то», «чтобы завтра к утру родил это». Интересно, смогу я его сейчас завалить с парочки лоу-киков или нет. Ярик — «кабанище» здоровый, морда вон как откормлена. А если и завалю, то через несколько минут все водители-«баллоны» и остальные «маслопупые» прибегут со своими гаечными ключами и домкратами и начнут меня метелить куда ни попадя, и хрен мне кто поможет. Бежать к кому-то за помощью — глупо. Всё еще «моя» группа сегодня целый день маялась в воде, в то время как я, по их мнению, «загорал на складе». Надо оно им связываться со старшим призывом. Эхх… покатилась жизнь моряцкая на глубину. Сам опустишься — никто тебя не подымет. Как прав был матрос Конкин из моей бесшабашной юности.