К моменту прибытия Владислава Юрьевича в здравпункт пациент так и сидел, уставившись в одну точку, и не горел желанием общаться. Доктор всеми способами пытался вывести его на разговор, только что с бубном шаманским вокруг не ходил – тщетно. Когда словарный запас, допустимый к употреблению в данной обстановке, уже практически иссяк, пациент вдруг откликнулся.
– Извините, доктор, я был занят.
– Чем же? – оживился Владислав Юрьевич.
– Я созерцал.
– Что, позвольте поинтересоваться?
– Людей. Народы, которые ходят по мне туда-сюда. Реки, которые текут по мне. Леса, которые растут на мне.
– Шахты, карьеры, ядерные могильники?
– Не будем о наболевшем, доктор. Думаете, просто быть тектонической плитой?
– То есть вы…
– Да, да, это я и есть.
– Извините, что отвлекаю от континентального дрейфа, но – давно это у вас?
– Миллиарды лет, доктор. Точно уже не помню. Люди вот недавно завелись, вошкаются.
– Дустом не пробовали?
– Да ладно, они особо не мешают. Все какое-никакое, а развлечение.
Фельдшер, всегда отличавшаяся предельно простым взглядом на вещи и прямо-таки искрящаяся непосредственностью и незамутненностью, не выдержала. Она подошла к Владиславу Юрьевичу, наклонилась и театральным шепотом спросила:
– Он что – дурак?
– Нет, Ольга Ивановна, он просто наш пациент, – едва слышно ответил доктор. – Сходите за нарядом милиции и вызовите транспортировку до психбольницы, а я пока побеседую с человеком.
– А хотите слетать на Марс, доктор? – предложил заскучавший было пациент.
– А давайте! Давненько нигде, кроме дачи, не бывал, – махнул рукой Владислав Юрьевич.
Мужик напрягся, две минуты сидел неподвижно, потом расслабился, выдохнул и доложил:
– На месте.
– Ну и как, вода есть? А жизнь? – тут же поинтересовался доктор.
– А что, в облом сходить проверить? – отозвался мужик. – Есть, но херовые.
– Тогда вертаемся взад.
– Легко. – Пациент снова застыл на пару минут. – Ага, есть. А хотите, я потоп устрою? А то жарко, душно.
Надо сказать, действительно стоял жаркий летний день. В воздухе висело марево, было душно, и где-то на горизонте собирались тучки – предвестницы скорого ливня.
– А ты сможешь? Потоп – это не просто на Марс сгонять. Тут особый навык нужен.
– Ха! Запросто! Мне за мои способности Сатана в тридцать три года голову оторвал. А потом назад пришил.
– Зачем отрывал-то? С целью диагностической декапитации?
– Нет, это все потому, что я Иисус Христос. А Господь заставил его все как было сделать. Только вот припадки с тех пор, мать их…
– Э-э-э… а это ничего, что я при вас сижу?
– Да ладно, расслабьтесь, доктор. В миру я простой слесарь. Так что насчет потопа? – Он нетерпеливо потер руки.
– Какой, нафиг, потоп? – возмутился Владислав Юрьевич. – Ковчег не построен, твари не построены… тьфу, не собраны по паре.
В этот момент в кабинет вошли фельдшер и два полицейских.
– О. Уже собираются, – оживился пациент.
– Ладно, – решился доктор. – Едем присматривать остальных. Потоп – дело ответственное.
– Да ладно вам так напрягаться, я могу и дома его устроить, – заверил мужик.
– Верю. Охотно верю, – согласился доктор. – Но соседи будут против.
– Да я геенну огненную на них! Дождь из серы!
– И оно того стоит – растрачивать таланты по пустякам? Нет, уж решили замутить – так надо делать все основательно. Соседей огнем и серой – это каждый дурак сможет. А вот качественный потоп в мировом масштабе – это да, это по-нашему. Поехали ковчеги смотреть, тварей выбирать.
– Да ну вас. Сами выбирайте. А я поеду отсюда только к Господу, мне у Него надо сил набраться, – безапелляционно заявил пациент.
– Не вопрос. Прямо сейчас и поедем. Дежурный Господь у нас сегодня… – Владислав Юрьевич напряг память. – А! Александр Ефимович. Отлично, поехали.
В приемном покое Александр Ефимович как раз только что закончил принимать очень нудного экстренного больного. Этот факт, вкупе с дозволенными накануне излишествами, сильно омрачал его экзистенцию и здорово мешал обретению душевного равновесия. Поэтому на вновь прибывшего пациента в сопровождении Владислава Юрьевича и милиционеров он глянул хмуро, без энтузиазма.
– А-а, Иисус Христос… С чем на этот раз пожаловал?
– Потоп хочу замутить, Александр Ефимович.
– Дело нужное. Ну, проходи, садись. А это кто – твои апостолы? – кивнул он на полицейских.
– Да нет, это так, твари. Собираем вот потихоньку.
– Ты это… полежи тут пока, а тварей доверь Владиславу Юрьевичу. Он соберет, у него опыт большой, – резюмировал дежурный Господь.
Супротив резолюции Господней не попрешь, и пациент послушно дал себя переодеть и увести в отделение. Владислав Юрьевич в сопровождении пары… э-э-э… полицейских вернулся на завод. Набирать экипаж ковчега, надо полагать. Если что – вакантные места еще есть.
Трудозатраты на посадку картошки окупаются только тем, какая она вкусная – своя…
Гори, гори, мое паникадило,
Не то они склюют меня совсем!
© Борис Гребенщиков
На что ловятся рьяные последователи замысловатых оккультных течений, сектанты и прочая фанатическая братия? На бонусы, конечно же. В самом деле, трудно ожидать, что некий условный сферический прихожанин в духовном вакууме будет настойчиво посещать службы, исполнять обряды и усердно молиться только для того, чтобы потом вот так вот взять и умереть. Или, паче чаяния, угодить в инфернальные сферы в качестве кулинарного полуфабриката. Нет, если уж расшибать лоб и умерщвлять плоть – то чтобы потом всенепременно гурии (опционально – джинны и ифриты) и либо билет на ковчег, либо сертификат о сверхспособностях и звание адепта восьмидесятого уровня. И распирающее ощущение собственной эксклюзивности. Вот это другое дело, вот за это можно и душой пострадать, и червячка плоти заморить.
Евдокия Петровна (назовем ее так) в церковь зачастила последние лет пять. Раньше все как-то было не до того: семья, работа, дача. Но, выйдя на пенсию, она неожиданно для себя обнаружила, что образовавшийся избыток времени нечем заполнить, кроме постоянных размышлений о смысле жизни и тщете всего сущего. И если у Иммануила Канта подобные рассуждения вылились в несколько томов геморроя для будущих студентов философских факультетов, то у Евдокии Петровны перо и бумага никогда не ассоциировались с клапаном для стравливания ментального давления. Максимум – расписаться за получение пенсии или оставить инструкции мужу, что купить. Засада, словом.
Потом кто-то подсказал, что спасение и утешение надо искать в Боге. В итоге духовный вакуум оказался заполнен, свободное время – тоже, а в глазах Евдокии Петровны зажегся огонек рвения новообращенного. Единственное, о чем ей постоянно переживалось, – это о бесцельно и греховно прожитых годах. Вон, бабульки в церкви уже десятилетия клерикального стажа имеют, их-то небось в рай с ветерком доставят. Да и благостностью от них веет такой, что тошно не только чертям, но и случайно подвернувшейся бесстыжей молодежи.
В итоге было решено наверстать упущенные годы за счет интенсивных молитв. Дело пошло веселее. Немного расстраивал муж, нехристь окаянный: от церкви шарахался, как черт от ладана, посты категорически херил на корню, заявляя, что святым духом питаться будет, когда окочурится, и только в такой последовательности. Пасху, правда, отмечал очень старательно. Отказ в доступе к телу пережил хоть и с матерными комментариями, но сравнительно безболезненно.
Гениальность третьего закона Ньютона в том, что действует он в любой сфере и на любом уровне, и если слишком долго и упорно долбить и домогаться в потустороннем направлении, то оттуда могут дать сдачи. Правда, некоторые считают это озарением и ниспосланием. Так и Евдокия Петровна: нет, чтобы подвергнуть кристаллизовавшуюся в мозгу мысль конструктивной критике – она приняла ее как откровение свыше. А откровения критике не подлежат. Даже если это откровенная бредятина.
Ты – светоч, было сказано в откровении. Отдельно, для лиц, не имеющих высшего образования, потусторонние силы пояснили – то есть как лампада. Пока лампада горит, тьма бессильна. Пояснение для лиц с конкретно-наглядным складом мышления: тьма – это не только отсутствие света, но и, по совместительству, Дьявол. Что, никаких ассоциаций? Ну, там – aliis inserviendo consumer[103], не? Горящее сердце Данко? Ну, хотя бы «вместо сердца пламенный мотор»? Девочка, ты где вообще училась? Ох, и тяжко с вами! Ладно, забудь. Короче: пока лампада горит (то есть ты веришь), Дьявол (то есть тьма и зло) тебе не страшен. Что непонятно? Все, вперед, к исполнению.
Как и следовало ожидать, Евдокия Петровна все интерпретировала по-своему. Раз она лампада, то ей нужно что? Нет, помимо фитиля. Правильно, лампадное масло. Началась планомерная скупка церковных запасов этого продукта. И употребление – лампаду-то надо заправлять! Эмпирическим путем была установлена оптимальная доза – двести миллилитров в сутки. Поначалу процесс шел туго: масло не лезло, просилось обратно; будучи все же проглоченным, старалось сбежать через заднее крыльцо, да и сама Евдокия Петровна на фоне этих страданий была раздражена не меньше своего толстого кишечника. Зато перемены к лучшему не заставили себя долго ждать.
