но засраны углы.
* * *
В неполном зале – горький смех
во мне журчит без осуждения:
мне, словно шлюхе, жалко всех,
кто не получит наслаждения.
* * *
Со мной, хотя удаль иссякла,
а розы по-прежнему свежи,
еще приключается всякое,
хотя уже реже и реже.
* * *
Давно я заметил на практике,
что мягкий – живителен стиль,
а люди с металлом в характере
быстрее уходят в утиль.
* * *
В земной ума и духа суете
у близких вызывали смех и слезы,
но делали погоду только те,
кто плюнул на советы и прогнозы.
* * *
Зная, что глухая ждет нас бездна,
и что путь мы не переиначим,
и про это плакать бесполезно, —
мы как раз поэтому и плачем.
* * *
Опершись о незримую стену,
как моряк на родном берегу,
на любую заветную тему
помолчать я с друзьями могу.
* * *
Все, что было, —
кануло и сплыло,
есть еще
в мехах моих вино;
что же мне
так вяло и уныло,
пусто,
равнодушно и темно?
* * *
Повсюду смерть,
но живы мы,
я чувством света —
тьме обязан,
и даже если нет чумы,
наш каждый пир
с ней тесно связан.
* * *
Идея, что мною владеет,
ведет к пониманию важному:
в года, когда небо скудеет,
душа достается не каждому.
* * *
Напористо, безудержно и страстно —
повсюду, где живое колыхание, —
в российское духовное пространство
вплетается еврейское дыхание.
* * *
Человек – существо такое,
что страдает интимным жжением
и в заветном живет покое
с нарастающим раздражением.
* * *
До поры, что востребую их,
воплощая в достойных словах,
много мыслей и шуток моих
содержу я в чужих головах.
* * *
Все дружно в России воздели глаза
и в Божье поверили чудо,
и пылко целует теперь образа
повсюдный вчерашний Иуда.
* * *
И хотя уже видна
мне речушка Лета,
голова моя полна
мусора и света.
* * *
Устав болеть от наших дел,
порой лицо отводит Бог,
и страшен жизненный удел
живущих в этот темный срок.
* * *
Среди любого поколения
живя в обличии естественном,
еврей – повсюдный червь сомнения
в духовном яблоке общественном.
* * *
Полистал я его откровения
и подумал, захлопнув обложку,
что в источник его вдохновения
музы бросили дохлую кошку.
* * *
Души мертвых терпят муки
вновь и вновь, пока планета
благодушно греет руки
на пожарах наших гетто.
* * *
Я щедро тешил плоть,
но дух был верен чести;
храни его, Господь,
в сухом и теплом месте.
* * *
Вчера ходил на пир к знакомым,
их дом уютен, как кровать;
но трудно долго почивать,
когда не спится насекомым.
* * *
Господь, услышав жалобы мои,
подумал, как избыть мою беду,
и стали петь о страсти соловьи
в осеннем неприкаянном саду.
* * *
Реальность – это то, где я живу;
реальность – это личная окрестность;
реальность – это все, что наяву;
но есть еще совсем иная местность.
* * *
Нам, конечно, уйти суждено,
исчерпав этой жизни рутину,
но, закончив земное кино,
мы меняем лишь зал и картину.
* * *
Иступился мой крючок
и уже не точится;
хоть и дряхлый старичок,
а ебаться хочется.
* * *
Чисто чувственно мной замечено,
как незримо для наблюдения
к нам является в сумрак вечера
муза легкого поведения.
* * *
Подвержен творческой тоске,
Господь не чужд земного зелья,
и наша жизнь на волоске
висит в часы Его похмелья.
* * *
Я вижу Россию не вчуже,
и нет у меня удивления:
разруха – в умах, а снаружи —
всего лишь ее проявления.
* * *
Злоба наша, в душах накопляясь,
к небу воспаряет с ними вместе;
небо, этой злобой воспаляясь,
вяжет облака вражды и мести.
* * *
Еще свой путь земной не завершив,
российской душегубкой проворонен,
по внешности сохранен я и жив,
но внутренне – уже потусторонен.
* * *
И жизнь моя не в тупике,
и дух еще отзывчив к чувству,
пока стакан держу в руке,
а вилкой трогаю капусту.
* * *
Не чувствую ни капли облегчения,
осваивая новую реальность,
где плотские порывы и влечения
теряют остроту и актуальность.
* * *
Земного прозябания режим
толкает нас на поиск лучшей доли,
и мы от благоденствия бежим
не реже, чем от тягот и неволи.
* * *
Вся наша склонность к оптимизму
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.
* * *
Бог необузданно гневлив
и сам себя сдержать не может,
покуда ярости прилив
чего-нибудь не уничтожит.
* * *
Держусь я тем везде всегда,
что никогда нигде
я не даю себе труда
усердствовать в труде.
* * *
Из века в век и год от года
смеясь над воплями старателей,
бренчит российская свобода
ключами сменных надзирателей.
* * *
Я догадался очень рано
себя от пакости беречь
и не смотрю, когда с экрана
двуликий анус держит речь.
* * *
У писательского круга —
вековечные привычки:
все цитируют друг друга,
не используя кавычки.
* * *
Люблю ненужные предметы,
любуюсь медью их и глиной,
руками трогаю приметы
того, что жизнь случилась длинной.
* * *
Я чтенью предал жизнь мою,
смакую тон, сюжет и фразу,
а все, что жадно узнаю,
я забывать умею сразу.
* * *
Я жизнь мою прошел пешком,
и был карман мой пуст,
но метил я в пути стишком
любой дорожный куст.
* * *
Блажен, кто истов и суров,
творя свою бурду,
кто издает могучий рев
на холостом ходу.
* * *
Творец живет сейчас в обиде,
угрюмо видя мир насквозь —
и то, что вовсе не предвидел,
и то, что напрочь не сбылось.
* * *
Евреи всходят там,
где их не сеяли,
цветут и колосятся
где не просят,
растут из
непосаженного семени
и всюду
безобразно плодоносят.
* * *
Умелец мастерит лихую дрель
и сверлит в мироздании дыру,
а хлюпик дует в тонкую свирель
и зябнет на космическом ветру.
* * *
Сполна я осознал еще юнцом
трагедию земного проживания
с кошмарным и заведомым концом,
со счастьем и тоской существования.
* * *
Я завидую только тому,
чей азарт не сильнее ума,
и довольно того лишь ему,
что судьба посылает сама.
* * *
Сам в отшельнический скит
заточился дух-молчальник;
всюду бурно жизнь кипит,
на плите кипит мой чайник.
* * *
Весьма наш мир материален,
но, вожжи духа отпустив,
легко уловишь, как реален
сокрытой мистики мотив.
* * *
Когда по пьянке все двоится,
опасно дальше наливать,
и может лишняя девица
легко проникнуть на кровать.
* * *
Мир хотя загадок полон,
есть ключи для всех дверей;
если в ком сомненья, кто он,
то, конечно, он еврей.
* * *
Гражданским пышешь ты горением,
а я – любуюсь на фиалки;
облей, облей меня презрением
и подожги от зажигалки.
* * *
Созерцатель и свидетель,
я по жизни зря кочую,
я не славлю добродетель
и пороки не бичую.
Посторонен я настолько,
что и чувствую иначе:
видя зло – смеюсь я горько,
а добру внимаю – плача.
* * *
Я не был накопительства примером
и думаю без жалости теперь,
что стал уже давно миллионером
по счету мной понесенных потерь.
* * *
Как пастырь,
наставляющий народ,
как пастор,
совершающий молебен,
еврей, торгуя воздухом,
не врет,
а верит, что товар его целебен.
* * *
Несложен мой актерский норов:
ловя из зала волны смеха,
я торжествую, как Суворов,
когда он с Альп на жопе съехал.
* * *
Виновен в этом или космос,
или научный беспредел:
несовращеннолетний возраст
весьма у дев помолодел.
* * *
Пока себя дотла не износил,
на баб я с удовольствием гляжу;
еще настолько свеж и полон сил,
что внуков я на свет произвожу.
* * *
Молчу, скрываюсь и таю,
чтоб даже искрой откровения
не вызвать пенную струю
из брюк общественного мнения.
* * *
Я к вам бы, милая, приник
со страстью неумышленной,
но вы, мне кажется, – родник
воды весьма промышленной.
* * *
С того слова мои печальны,
а чувства миром недовольны,
что мысли – редки и случайны,
а рифмы – куцы и глагольны.
* * *
Покуда есть литература,
возможны в ней любые толки,
придет восторженная дура
и книгу пылко снимет с полки.
* * *
Когда порой густеют в небе тучи,
я думаю: клубитесь надо мной,
бывали облака гораздо круче,
но где они? А я – сижу в пивной.
* * *
Нисколько от безделья я не маюсь,
