Предмет сведён к трём Силлогизмам.
Первый: «Barbara» [124]. Он приписывается недругам Звонницы.
Деревянные строения в окружении каменных зданий — это варварство;
Идеально прямые очертания среди арок и архитектурных украшений — это варварство;
Ergo, всё сооружение смехотворно и отталкивающе.
Второй: «Celarent»; и он с исключительным тщанием составлен друзьями Звонницы.
Руководящий Орган скрыл бы это ужасающее сооружение, если бы мог;
Руководящий Орган скрыл бы чувство досады, возникающее ныне у него при её виде, если бы мог;
Ergo, . . . . . . . . . . . . . . . (рукопись незакончена).
Третий силлогизм: «Festino»; он является результатом совместного творчества друзей и недругов Звонницы.
Для возрождения стиля К. Ч. необходимо водрузить башенку;
Чтобы водрузить башенку, необходимо собрать десять тысяч фунтов;
Ergo, нельзя терять времени.
Три эти Силлогизма были представлены на рассмотрение Профессору Логики, который пишет, что «некоторая малюсенькая нехватка логической необходимости Вывода в третьем Силлогизме всё же имеется». К этому он добавляет, что, в соответствии с его жизненным опытом, когда люди совершают такую вот фатальную ошибку от младенческой убежденности, будто бы деньги с удовольствием предоставят им возможность с толком себя вложить, то в десяти случаях из девяти таких именно денег не сыщешь. А это, согласитесь, немалый процент.
XI. ДРАМАТИЧЕСКАЯ ТРАКТОВКА НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.
Занавес поднимается и отрывает взору зрителей Д е к а н а, К а н о н и к а и ч л е н о в К о л л е д ж а, в кружок сидящих за столом, на который сумасшедший А р х и т е к т о р в фантастическом наряде и колпаке с бубенцами, как у шута, ставит прямоугольный макет.
Д е к а н (на манер Гамлета). Мне чудится, я вижу Колокольню.
К а н о н и к (дико озираясь по сторонам). Где, добрый сэр?
Д е к а н. В очах души моей [125]. (Раздаётся стук.) Кто там?
Ш у т. Призрак, призрак, он говорит, его зовут бедный Фома [126] .
Входит Б о л ь ш о й К о л о к о л, замаскированный под гриб.
К о л о к о л. Подайте что-нибудь бедному Фоме, которого враг наш провёл между кирпичом и раствором, между канатом и лебёдкой, между петлёй и табуреткой! Его террасы взрыты, а балюстрады обрушены, а сам он принуждён шляться, как простой коробейник, с деревянным ящиком за спиной! Проявите сострадание к бедному Фоме. Фома замёрз.
Балки да доски, да мелкую сошку —
Вот что совали Фоме понемножку [127].
Ц е н з о р. Чего я и боялся.
Д е к а н (на манер короля Лира). Ничтожные доны и вы все, Тьютор, Лектор, Преподаватель — видите: они на меня лают [128]!
Ц е н з о р. Он начинает терять рассудок.
Д е к а н (на манер Гамлета). Вы видите ту коробку, почти что табачный ящик [129]?
Ц е н з о р. Ей-богу, она действительно похожа на табачный ящик.
Д е к а н. По-моему, она похожа на кобылку для белья.
Ц е н з о р. У неё задняя стенка, как у кобылки для белья.
Д е к а н. Или как у кадки.
Ц е н з о р. Совсем как у кадки.
Д е к а н. Они меня совсем с ума сведут.
С противоположной стороны входят З в о н н и ц а в образе Бокса и С л у ж и т е л ь Бодлеанской библиотеки [130] в образе Кокса [131].
Б и б л и о т е к а р ь. Вы кто, сэр?
З в о н н и ц а. Если на то пошло, то кто вы, сэр?
Они обмениваются визитными карточками.
Б и б л и о т е к а р ь. Был бы весьма вам обязан, если бы вы снабдили меня не столь безвидной Колокольней, мистер Бокс. Та, что нынче при вас, состоит, как мне кажется, из одних лишь углов, без ничего в серёдке.
З в о н н и ц а. Для вас — всё, что угодно, мистер Кокс. (С самодовольным видом водружает ему на голову уменьшенную копию скелета от зонтика, ручкой вверх.)
Б и б л и о т е к а р ь. Ах, скажите мне, — умоляю, скажите, — нет ли у вас при себе хоть какой-нибудь подкупающей черты либо же крупинки художественности?
З в о н н и ц а. Нет!
Б и б л и о т е к а р ь. Тогда вы — мой давно потерянный коврик для вытирания ног!
Они бросаются друг другу в объятья. Входит К а з н а ч е й в образе Ариэля. Торжественная музыка.
ПЕСНЯ И ХОР
Вся из брёвен и досок,
В три сажени сторона;
Не шутя маляр облёк
В тёмно-серые тона.
Ну ж в Крайст Чёрч и шум и толк!
Оксфорд горестно примолк.
Красота в гробу! Динь-дон —
Погребальный слышу звон. [132]
XII. О БУДУЩЕМ НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.
Звонница имеет перед собой Великое Будущее — а если и нет, Времени она всё равно неподвластна, ведь её Прошлое (к счастью для наших предков) есть ничто, а её Настоящее — пустое место. Преимущество появления на свет в царствование королевы Анны и смерти в это же самое или следующее за ним царствование никогда ещё не выглядело таким до крайности очевидным, как в настоящем случае.
Заслуживающие доверия свидетели утверждают, что когда звонят колокола, Звонница может обрушиться. В этом случае прекрасную опорную колонну вместе со сводом, которые служат украшением Лестницы в Трапезную, не минуют значительные повреждения (на техническом языке это называется «пустить в распыл»). Но зодчий подготовился даже к такой крайности. «При первых симптомах отклонения от вертикали, — пишет он из Хануэлла, — опорную колонну следует осторожно перенести и вместе со всей структурой верхотуры (здесь мы не можем не остановиться, чтобы обратить внимание читателя на это прелестное выражение) водрузить в центр „Меркурия“ [133]. А уж там-то она превратится в самую оригинальную и неповторимую достопримечательность древнего Колледжа».
«Да, и вместе с тем Звонница послужит для нерождённых ещё поколений в качестве воздушной билетной кассы, — вопит он, неистово вращая глазами, — куда будет заходить Оксфордский и Лондонский Воздушный Шар [134], перед тем как отправиться далее в своем небесном вояже, и где поджидающие пассажиры смогут коротать время с последним выпуском газеты „Кол-Окольная жизнь“!»
XIII. МОРАЛЬ, ИЗВЛЕЧЁННАЯ ИЗ НОВОЙ ЗВОННИЦЫ, К.Ч.
Благодаря новой Звоннице нравственная позиция Крайст Чёрч безусловно укрепилась. «Нас осаждали, и, возможно, не без причины, вопросами про Хлеб и Масло [135], — заявляет она невнимающему Свету (который и знать о ней не хочет, лишь пустословит по поводу Косвенных Претензий и не более чем косвенных Претендентов [136]), — нас обвиняли — и притом, в свободных и дерзких выражениях, — в недобросовестной выплате жалованья Профессору Греческого Языка [137]. Но теперь-то кто станет отрицать, что мы всё делаем прямо и без уклонений?»
Это, однако, ещё не есть настоящая Мораль из нашей темы. Ведь из любой вещи можно извлечь мораль, стоит только хорошенько поискать. У Вордсворта Мораль занимает добрую половину каждого стихотворного опуса, у Байрона несколько меньше, у Таппера же [138] целиком. Возможно, самая приличествующая дань, которую можем мы заплатить гению последнего автора, это доверить ему, как старейшему члену Крайст Чёрч, завершение настоящей Монографии.
«Взгляни на этот Куб Крайст Чёрч, прямой — ну разве ж он не прям?
Ведь прямота напомнит Куб, а Куб и есть пример для Звонниц,
А Звонница как будто Кость — в кулак попалась игроку;
Лишь брось её — нельзя вернуть, бесповоротен результат.
Ей шагать сквозь века. Тяжек ход на котурнах Величья,
Ведь один только шаг, говорят нам, ведёт от Величья к Смешному;
Простота обитает промеж — у неё же повадки обоих».
ВИДЕНИЕ ТРЁХ «Т»
Надгробная песнь
Вид на новый Туннель с запада.
ЧАСТЬ I
Обмен мнениями (имевший место двадцатого марта 1873 года) между Рыболовом и Охотником (в дальнейшем — с участием Профессора) касательно ужения рыбы (в дальнейшем — уж
асания от украшения
Квадратного Фомы). Баллада «Странствующий член парламента».Удильщик, Ловчий.
Удильщик. Мой верный ученик, вот и пришли мы в то самое место, которое я тебе восхвалял, и поверь мне, ловля будет прекрасной. Что скажешь? Разве не видим мы вокруг нас этот великолепный Квадрат? А эти опрятно стриженые лужайки, а это изумительное чистой воды озеро [139]?
