Звонок телефона. Берет трубку.
– Алло, Катя?.. Я сейчас в Эрмитаже, отсюда неудобно говорить... Тьфу!.. Ой, прости, совсем замотался, я только что пришел из цеха, я страшно устал, сейчас еще надо успеть на почтамт телеграмму дать... Ну и черт с тобой... (Бросает трубку.)
Звонок телефона. Берет трубку.
– Костя... да я... выезжаю... (Кладет трубку, засыпает.)
Товарищи! Ну кому-то же интересно, что человек уже месяц не пьет, не ест хлеба и сахара, делает зарядку, отжимается от пола на кулаках, висит на перекладине, издевается над собой. Кто-то будет об этом говорить? А сидение дома по вечерам. Кто-то будет это отмечать? А то, что ни одной знакомой, никаких интриг, прогулок и лунных ночей – об этом будет какая-нибудь статья?
Товарищи! Больше внимания друг другу.
Давайте переживать неприятности по мере их поступления.
Во дворе съемочная группа. Крики: «Михаил Михайлович! Ну Михаил Михайлович». Я спешу выскакиваю во двор. Подходит соседка.
– Миша, у тебя есть свободная минутка?
– Для вас, Майя Матвеевна, всегда.
– Застегни брюки, пожалуйста.
– Дорогой Миша! Ваши произведения должны быть на солнце, а вы – для здоровья – в тени.
Каждый ледокол имеет право на льдину.
По тому, как он плевал, сморкался и икал за столом, было видно, что он старается держаться прилично.
Не надо за меня. Пей за себя. За свое здоровье. За свое хорошее настроение, за свое внимание и заботливость. За свои удачи. За свою работоспособность – для меня.
Я внезапно оделся красиво. Выпил. Вспомнил двух лучших людей на этой земле. Подумал о себе хорошо. От этого стало грустно. И стал ждать, с кем бы поговорить.
У нас своя команда. Она в шубе и сапогах, я в болонье и валенках... Дошли с моей родной до дорожки. Она первая на тысячу пятьсот метров, в искусственной шубе и сапогах. Я на три тысячи ушел от всех и весь в болонье. Смерч на дистанции.
Меня раззадорить, раздолбать, дать родной пейзаж, любимые трамвайные крики – уйду на шесть кругов, с чемоданами, в пальто, и еще дам двойной ритбергер и наш тройной Сидоров с уходом штопором вбок и завершающим криком на дистанции.
Она, с сумкой, полной продуктами, обошла Стин Кайзер и Улее Кее Диестру, накормила детей, постирала, подогрела и была такова в течение часа обеда, двигаясь по прямой вперед и назад и одновременно вращаясь по и против часовой стрелки.
Наш человек с этажеркой и бидонами мчался по лыжне, потом случайно попал на лед. На четыре круга впереди всех, в ботах, под аплодисменты занял очередь в ларек, дождался, пока займут за ним, летя домой за деньгами, вырвался из-за поворота, ухнул вниз, наказал четверых бобслеистов из ФРГ, успел к ларьку и обратно, с полным чайником, по сильно пересеченной местности, через кабель, канавы, горы песка и вброд между домами, с голландским сыром и докторской колбасой в боковом, с петрушкой в пистончике и двумя поллитрами, бьющими по ногам, с портфелем сзади и транзистором на шее. Ветром от него был сбит с ног чемпион Европы прославленный Эрхард Келлер – двадцать восемь лет.
Нас за минуту собирается тысяча в определенной точке, в определенное время, к открытию... Пожилые люди преодолевают многие километры при плохой погоде, при сильном встречном ветре, с четырьмя сотнями пустых бутылок в трех огромных наволочках, прогнувшись назад, уверенно обходя представителей восемнадцати стран, в том числе скандинавов, признанных фаворитов, и, не разрушив ни одно горлышко, двойным ритбергером и тройным Сидоровым, с прощальным штопором вбок и затухающим криком на дистанции мечут посуду в амбразуру пункта ПППП (приемный пункт пустой посуды), не оставляя никаких надежд соперникам.
Трое наших в понедельник, опоздав на круг, обогнали и сдули пену на девятнадцатилетнего студента из Ванкувера, поставили кружки и уже пылят вдали, теряя очертания и давая план... Приходим к финишу, так и не отдав всего, на что способны, но взяв все, что можно было на дистанции пути, обнаруживая вечную форму, многолетнюю спортивную злость, великолепную агрессивность и уважение к инвентарю.
Высоко прыгаем, потому что хороший толчок получаем. Быстро бегаем, потому что не на результат, а за результатом. Берем максимальный вес, чтоб не прогадать, и на максимальное расстояние с максимальной скоростью в преддверии автобуса, который тут должен быть, но его нету.
Так и несемся – кадр за кадром, кудря за кудрей, пакет с пакетом. Ухо в ухо, глаз в глаз! Ишь ты! Ну ты! Что ты! Куда там...
А я с утра уже...
Ох, люблю я с утра!..
Эрли Берд, ранняя пташка, – это я.
Как идет!
Сначала колом, потом соколом, потом мелкими пташками.
С утра ее возьмешь, всю ломоту снимает.
Итальянский коньяк привез наш советский товарищ, «Шпок» называется.
Это да!
Шпокнули мы по первой – сразу стала голова проясняться.
Шпокнули по второй – голова ясная как стеклышко!
Шпокнули по третьей – свет невозможный, яркий.
Сам легкий, как ангел. Все соображаешь.
Я из своего окна Невско-Печерскую лавру увидел.
Первый раз, никогда не видел. Обострилось все.
Еще по стакану дали себе – вижу странное здание на горизонте, но не могу черты разглядеть.
Добавляю. Всматриваюсь – он!
Точно, университет. МГУ. Московский.
Из Одессы вижу.
Шутка сказать, зрение обострилось до орлиного.
Коньячок... «Шпок» называется...
Ну, глядим на университет и шпокаем еще.
Прислушался. По-немецки говорю.
Ну?.. Сроду ни одной буквы не знал.
Ну!.. И все понимают.
Ну? А раньше – ни в зуб колесом.
Голова ясная как хрусталик.
Все вспомнил, что в жизни было.
Ножки легкие как перышки.
Тельце тоненькое, как шнурочек, организм работает как часы!
Вот коньячок!
Еще две бутылки осталось.
Хочу сегодня Достоевского вызвать и по-гречески думаю заговорить.
Вот коньячок!
«Шпок» называется!
В магазине
Для Р. Карцева и В. Ильченко
Покупатель (шепотом, подмигивая и оглядываясь). Мне туфли, комнатные... Вам звонили обо мне?
Продавец (шепотом, подмигивая и оглядываясь). Звонили.
Покупатель (шепотом). Туфли, комнатные.
Продавец. Понятно, не кричите... Нету.
Покупатель (шепотом, оглядываясь). Ясно... Куртка оригинальная на меня, пятидесятый, два?..
Продавец. Тсс-с... Тише...
Покупатель. Буду тише.
Продавец. Всюду уши.
Покупатель. Куртка?
Продавец. Тсс-с...
Покупатель. На меня?..
Продавец. Шшш...
Покупатель. Оригинальная?..
Продавец. Тсшшшссс...
Покупатель. Есть?
Продавец (долго оглядываясь). Нет.
Покупатель. Брюки интересные (оглядывается)... пятидесятый?..
Продавец (оглядывается). Шшш. Тсс-с. Нету.
Покупатель. Вам же звонили?
Продавец. Да.
Покупатель. Пальтишко-дубленочка?..
Продавец. Нету.
Покупатель. Вам звонили или не звонили?
Продавец. Звонили, звонили.
Покупатель (оглядывается). Может, я попозже?
Продавец. Не надо. (Оглядывается.)
Покупатель (оглядывается). Ага... Тогда я больше не зайду.
Продавец. Тсс-с.
Покупатель. Вы меня больше не увидите.
Продавец. Тсс-с!
Покупатель. Может, позвонить?
Продавец. Не надо.
Покупатель. Не буду. Договорились.
Продавец. Только умоляю.
Покупатель. Я – могила, исчезаю.
Продавец. Шшш... Куда?.. Через черный ход!
Нам объявили, завтра горячей воды не будет. Тссс... Отключают наш район на три дня. Испытание системы (оглядывается) высоким давлением. Не пропускает ли где.
Новый дом сдали в Черемушках. Трамвай будут продлевать. А осенью начинается охота... (Оглядывается.) Люди с ружьями пойдут. А без ружей как?..
Неподалеку от нашего овощехранилища что-то строить начали. Сваи бьют: тук-тук, тук-тук. Забором обнесли – и бум-бум. А чего там будет? На заборе, кроме известных слов, ничего.
А вчера что-то как ба-бах! И еще раз ба-бах и дзинь.
Сомнения меня одолевают...
В магазинах вроде все есть... И никто ничего не говорит. А может, все ж таки – запасец небольшой?.. Ничего не слышали? Чтоб у кого-нибудь покрупнее спросить?.. А? На будущее?..
А то в белых сорочках все будем сидеть и в галстуках, а без перловки. Из телевизора крупы не отсыпешь, из репродуктора постное масло не пойдет.
