Ознакомительная версия.
Заслышав запах ланча, вся USA рвет в другую сторону. В нем что: чикен, жаренная на собственных костях, фасоль, сваренная на воде, зелень, выращенная на воде, бисквит, высушенный без воды. Рядом соусы. При незнании языка салат получаешь с вареньем и чай с горчицей. Никогда я так быстро не отвыкал от еды. За месяц из «пятьдесят четвертый размер – второй рост» в «пятьдесят второй – первый рост». К вечеру очень помогает барбекю, и вы впервые в жизни артиста ложитесь спать с пустым желудком, и впервые вам не жалко себя, а радостно. Какая здоровая страна.
Барбекю – чтоб она горела, это не кушетка, это народная шашлычница Америки на сетевом газу с приборами и автоматическим управлением. То, что она делает, я описывать не буду, потому что из-за нее похудел на два размера. Бросьте туда мясо, а потом ползите в угол и грызите его, придерживая лапой.
В USA есть все. Все, что вы захотите, там есть. Только нужно искать. Вернее, искать мы привыкли – нужно найти… А чтоб найти, нужно искать и находить. Потому что есть все, кроме того, что ищешь. Хотя и это есть, но нужно искать. Поэтому все долго покупают то, что не нужно, чтоб потом не искать. В общем, вы берете все, что видели по телевизору. Такой нож! У ведущего в руках он режет сначала молоток, потом помидор. У вас в руках он не режет ни молоток, ни помидор. Вы к нему привыкаете и уже не можете без него. Авто огромная, как линкор, она капотом закрывает полмира, а за багажником другой город, стоит копейки, потому что потом все сожрет, но родная, как тетя. Как же с ней расстаться. Эти очень хорошие вещи продать невозможно. Они падают в цене, как только куплены. И все дарят. Можно дарить дальше. Пока в самом конце кто-нибудь один, которому стукнуло шестьдесят, не окажется заваленным…
Сэйл, барбекю и иншуренс – это не родственники. Сэйл – это распродажа, где вы со свистом берете все, что не нужно. Ну как же – магазин уезжает и распродает по дешевке то, что ему не нужно. Вы хватаете, и это уже не нужно вам. Это сэйл. На то, что нужно, сэйла не бывает.
Иншуренс – это тоже не родственник – это страховка, где тоже застраховано все, что не нужно, то есть то, что ломается один раз. Допустим, череп. А вот зубы – нет. В общем, вы так долго и хорошо лечите то, что не нужно, что оно начинает болеть и его лечить уже нужно. Постепенно иншуренс охватывает все тело, кроме тех органов, что ломаются. Вы тратите все больше денег, а когда что-то ломается, вы узнаете, что оно страховкой не покрыто, вы добавляете денег и покрываете то, что сломалось, а за это время ломается непокрытое.
Ситуация сказочная: всего полно, все есть, хотя почему-то не все счастливы. Почему же не все счастливы, спросите вы, знакомясь с населением, особенно с его русской частью. Столько счастья вокруг, а в глаза оно не попадает. А несчастливы как раз те, которым что-то нужно в данный момент. Допустим, ваш перелом и их врач. Они не соединяются.
Или что-то крупное, купленное неудачно! Его ни поменять, ни сдать, ни бросить. Казалось бы, можно продать. Но кому? Оно же куплено неудачно. Допустим, дом, где москиты. Значит, вы выбираете зиму и, краснея, говорите, что ни одного комара. Так и есть. Вы не врете в данный момент, жаль только, что вы в эту страну приехали позже других. Вот что вам мешает, и это уже не изменить.
Депозиты, моргиджи, лоны. Это не закуски, это ваши отношения с банком, развивающиеся по ниспадающей: от бурных объяснений вниз к могиле, которая тоже его собственность.
Велфер, гринкарта, лайсингс – это не болезни, это суставы отношений с государством по нарастающей от недоверия к большой односторонней любви.
Теперь американские женщины.
Это не лианы, не дикий виноград, ничего вьющегося и обвивающегося. Это одинокостоящие прямоторчащие засухоустойчивые независимые колючие растения. Красивых женщин много, хотя их не видно. Видимо, они не там, где их можно увидеть лично, они на экране, в рекламе, высоко в офисе, далеко в горах.
Они не хотят быть объектом сексуальных притязаний. И я их понимаю. Но кто же будет?
Я думаю, найдут. Первый, кто найдет им замену, дико разбогатеет. А пока они бегают, прыгают, волокут штангу, бьют ногой в пах и по фигуре уже не отличаются от мужчин. Остался пустяк, который они отрастят за два-три года.
Кстати о спорте: мы считали, что в USA нет толстяков… Не заметил, чтоб их не было. Наоборот, очень много очень толстых женщин в мини. Это открыто, красиво, бугристо. Наводит на мысль об альпинизме. Они тоже не желают быть о. с. п., то есть объектом сексуальных притязаний, им хочется придать своей жизни официальный статус.
Резюме: те, кто уехал, чтобы не вкалывать, а делать деньги, с удивлением убедились, что тут надо вкалывать, а в это время на Родине делают деньги. И последнее: в американском самолете чисто, быстро и нет хамства, это понимаешь и без языка. В нашем самолете мало того что можешь упасть, но, когда я спросил у стюардессы, есть ли у нее лед, она поинтересовалась, а есть ли у меня коньки.
Это действительно смешно.
Целую вас. Ваш ледчик Миша.
На американском телевидении
Документальная история
Соединенные Штаты Америки. Шеф телевидения, переводчик и я.
Шеф телевидения. Давайте читайте ваш юмор, что-нибудь без политики. Мы будем переводить.
Я. Женщин умных не бывает. Есть прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры.
Переводчик. Наш друг из Советского Союза утверждает, что умных женщин не бывает вообще. Бывают не такие умные и очень неумные.
Шеф. Абсолютно, что ли?
Переводчик. Да.
Шеф. Это, конечно, кому как повезет. Что ж ему так не везло? Ну и что здесь смешного?
Переводчик. Ну… в словосочетании, что умных женщин нет, есть неумные.
Шеф. М-да… И они там смеются?
Переводчик. Он говорит – да.
Шеф. Ну пусть пошутит еще.
Я. Я вчера видел раков по пять рублей, но больших. А сегодня были по три рубля, но маленькие. Те были большие, но по пять. А эти маленькие, но по три. Те были вчера, но по пять, но очень большие, но вчера, но по пять, но очень большие. А эти маленькие, но по три, но сегодня. А те вчера, но оче…
Шеф. Так, все, хватит. Переводите.
Переводчик. Он говорит, что вчера видел… там такие омары речные. Большие.
Шеф. А разве речные омары большие?
Переводчик. Ну вот он говорит, что видел больших. И их цена была пять рублей. А сегодня он видел маленьких речных омаров. По три рубля. И вот он вспоминает. Что те были по пять рублей, потому что были большие, а…
Шеф. Это вчерашние, что ли?
Переводчик. Да. А сегодняшние были по три рубля, потому что были маленькие.
Шеф. Ну и что?
Переводчик. Ну вот он и шутит, что те вчерашние продавались по пять, потому что были большие, шутит он, а сегодняшние продавались по три, потому что были маленькие.
Шеф. И что, он говорит, что он там популярен?
Переводчик. Он говорит – да.
Шеф. Он один это говорит или еще хоть кто-нибудь говорит?
Переводчик. Ну вот наш атташе по культуре – просто с пеной у рта… Он же его рекомендовал.
Шеф. Так. Ну-ка еще повторите мне про этих омаров. Я хочу разобраться.
Переводчик. Он говорит… Что вчера видел омаров по пять рублей – больших. А сегодня видел по три рубля – маленьких. Вот он там повторяет, что те были по пять рублей, потому что были большие… А сегодняшние были по три рубля, потому что были маленькие…
Шеф. Так. А почему вчерашние не были сегодня по три?
Переводчик. Ну, видимо, там вчерашних не бывает, они все съедают в тот же день.
Шеф. Значит, если я его правильно понял, вчера он видел больших омаров, поэтому они были по пять. Сегодня он видел маленьких омаров, поэтому они были по три.
Переводчик. Да.
Шеф. И они там смеются?
Переводчик. Он говорит – умирают.
Шеф. Так. Клинтон точно тоже проиграет эти выборы. Я не вижу толку в помощи этой стране! Мы бросаем миллиарды, а они не знают, что такое рынок! Смеяться над тем, что большие омары по пять, а маленькие по три!.. Они понятия не имеют о купле-продаже. Это сумасшедший дом! Спросите, им что, выдавали этих омаров на пайки?
Переводчик. Простите, вам что, выдавали омаров на пайки?
Я. Омаров на пайки?!.. Это Эн-би-си или сумасшедший дом?
Шеф. Что он кричит?
Переводчик. Он кричит, что у нас сумасшедший дом.
Шеф. Так. Все! Спросите, у него есть какие-нибудь шутки о сталинских репрессиях?
Переводчик. Нет. Он говорит – нет.
Шеф. И что, он говорит, что публика смеется на его концертах?
Переводчик. Да, он говорит – смеется.
Шеф. И наш атташе смеялся?
Переводчик. Да, он сам это видел.
Шеф. У меня нет основания ему не верить. Он абсолютно без юмора, значит, честный парень. Так. Скажите ему спасибо. Скажите, что он нам очень помог. Он, конечно, никакой не юморист, он политик. Мы его дадим под рубрикой: «Смотрите, кому помогает Америка!»
Государственный разговор в дорогом ресторане
Ознакомительная версия.
