— Вроде манной каши на лимонаде?
— А хотя бы и так!
— Но ведь надо владеть определенными приемами.
— Какими приемами?! Если тебе дадут готовые блоки и инструкцию по сборке, сможешь ты сделать что-то свое, а не повторить уже известное?
Тут мне пришлось вмешаться в спор:
— Мужики, вы ничего не чуете? Кажется, что-то горит.
Горит! Ха! Три раза «ха!». Может, кто-то из славных представителей предшествующего человечества и видел столько чада на стандартной шестиметровой кухне, но для меня это было впервые. Игорек, надо отдать ему должное, не растерялся. На ощупь пробился к окну, распахнул его во всю ширь и принялся активно размахивать сорванной с личного тела рубахой. Когда дым рассеялся, мы, наконец, узрели сковороду и на ней наш блин. Грешник почернел, обуглился, усох, а края его мерцали малиновым цветом раскаленного металла. Мы, признаться, позорно бежали, оставив Игорька наедине с его воплощенной мечтой.
Мы долго сидели рядком на диване, вздрагивая от доносящихся с кухни лязгов, стуков и шипения. Внезапно раскрылись двери комнаты, и на пороге предстал Игорь. Закоптелое вафельное полотенце плотно закрывало рот и нос кулинара, прожженная рубаха небрежно повязана узлом на тощем животе; на плече у Игорька висела аптечка, в руках он держал псевдожостовский поднос, на котором покоился грешник, изящно сервированный молотком и зубилом.
История на этом, однако, не закончилась. Грешник, с нашего молчаливого согласия, Игорь унес домой. Некоторое время блин исправно служил фирменным угощением для непрошеных гостей. Потом о нем как-то забыли.
Прошло полгода. Прекрасным весенним днем прихожу я к Игорю и застаю его в диком возбуждении рыскающим по комнате. «Чувствуешь запах?» Запах в комнате действительно был. «Носки?» — неуверенно предположил я. «Вчера специально постирал.» — «Седьмая стадия: носков нет, а запах есть.» — «Отец грозится санэпидстанцию… Есть!!» — ликующий Игорек извлек из недр аквариума, по смерти рыб исполняющего обязанности комода, из-под груды конспектов, чертежей и фотографий наш грешник. Покрытый плесенью, источающий зловоние, он ничуть не стал мягче и съедобнее, и было принято жестокое решение: выбросить, немедленно, в окно!
Прошло еще полгода. Атмосферным осадкам, хоть кислотных дождей, как и бога, в СССР не было, удалось сделать то, что оказалось не под силу молотку и зубилу: блин посерел, оплыл и вообще выглядел жалко. Частенько, сидя на Игоревом подоконнике и, глядючи на грешник имени М. А. Булгакова, я предавался грустным размышлениям о бренности всего сущего. И вот однажды я обнаружил Игорька в печальном одиночестве стоящим у окна. Поздоровался. Он кивнул отрешенно, не отводя взора от палисадника. «Погоди! А где блин, растаял, что ли?» Игорек вздохнул и ответил со странной нелогичностью: «А у нас вчера во дворе кошка умерла».
Внезапный порыв ветра встряхнул набрякшие грязной водой тучи и посыпал мерзкий мелкий осенний дождь.
Слава Ларионов, что называется, заядлый охотник. Разбуди его среди ночи, и он, не открывая глаз, выдаст целую лекцию на любую тему, связанную с убиванием зверей и птиц. Причем, пернатые были главной Славиной страстью; волки, лисицы и разные там кабаны его волновали гораздо меньше, да и лицензия на отстрел, скажем, сохатого кусается не хуже капкана.
За несколько недель до открытия очередного охотничьего сезона Слава терял покой. Одновременно с ним покой теряли его домашние, сослуживцы и непосредственное начальство, которое Слава буквально изводил просьбами об отгулах или «отпуске за свой счет».
И вот однажды осенью, шагая к заветному утиному озеру, Слава нос к носу столкнулся с медведем. Теоретически зная медвежьи повадки, охотник Ларионов заорал, что есть силы. Однако матерый зверюга вместо того, чтобы обделаться со страху и задать драпака, рявкнул в ответ и поднялся на задние лапы. Трясущимися руками Слава сорвал с плеча ружье и во спасение своей единственной и горячо любимой жизни разрядил его в грудь хозяина тайги. Увы, собираясь стрелять исключительно уток, Слава пренебрег важнейшей заповедью охотника, а именно: оба ствола зарядил дробью. Результат не замедлил сказаться. Если до этого полтонны медвежатины может, и не думало подзакусить Славой, то теперь в корне переменило свои намерения. А когда на вас, скрежеща клыками, надвигается этакая махина, вам не до поисков патронов с картечью — тут бы ноги унести, желательно вместе с головой и другими частями тела. И Слава рванул.
Человек от разъяренного медведя может убегать очень недолго. О дальнейшем и говорить не хочется. К счастью, Слава вовремя сообразил вскарабкаться на сосну. Хотя, может, и не сообразил, а проделал это в полной бессознательности, не знаю, от медведя убегать пока не доводилось, надеюсь, и не доведется.
Итак, висит горе-охотник на сосне, всем телом вжавшись в ствол, а внизу кругами бродит хищник. Происходит это на краю большой поляны, красиво поросшей разными цветами и травами. Солнышко светит, облачка блистают; пичужки, правда, не щебечут, выстрелы да медвежий рык их распугали, зато где-то в вышине мирно и монотонно жужжит вертолетик леспожнадзора.
Вертолетчики, да к тому же лесные пожарные, люди наблюдательные и их, конечно, заинтересовали странные передвижения громадного медведя. Они снижаются и видят человека на дереве: делать нечего — надо спасать. Приземляются. Медведь пятится в кусты, но совсем не уходит, видать обида на гражданина Ларионова у него сильнее страха перед грохочущей цивилизацией. Вертолетчики топчутся около своей машины, пока не обнаруживают в траве двустволку и патронташ: ого! да тут картечь! Настроение резко улучшается и даже можно приступать к спасательным работам. Но что делать с мишкой: подранок, опасно такого в лесу оставлять. Вздохнули и перезарядили.
По неподвижной мишени, да еще когда под боком вертолет на случай отступления, стрелять спокойно — рука не дрожит. Пиф-паф! Медведь издает предсмертный стон и грузно валится набок. Славу по частям отрывают от сосны, дают хлебнуть горячего чаю из термоса, вешают на шею ружье, ставят на тропку: «На печке с бабой в шахматы играй и помни нашу доброту!» Слава на плохо гнущихся ногах плетется в ближайший населенный пункт, а бравые ребята, радостно галдя, волокут тяжеленную тушу в вертолет, предвкушая хвалебные рассказы под пельмешки с водочкой. Но, едва они подняли свою сенокосилку в воздух, медведь очнулся. Живучие твари эти мохнатые, им бы в голливудских триллерах сниматься. Ошалевшая от боли, грохота и тряски животина, жалобно мыча, полезла в пилотскую кабину. Как мужики в этой ситуации машину на лету удержали, не представляю. Более того, сорвав шлемофоны, они принялись лупить медведя по морде, вытесняя сначала в салон, а затем — в открытую дверь.
Падения мишка уже не пережил. Как хряснулся оземь, так и откинулся. Вертолетчики, избавившись от кошмара, дали по газам и растворились в голубом небе. Поэтому они никак не могли видеть, что рядом с трупом топтыгина лежит еще одно, человеческое тело.
Слава только-только начал приходить в себя и более-менее уверенно ставить ноги на тропу, как услышал ужасающий рев и, подняв голову, узрел, что прямо на него летит с небес медведь… И свет померк в глазах у Ларионова…
Уверяю вас, это чистая правда. Сам я пельменей из того несчастного медведя не ел, но отец моего хорошего приятеля налопался вволю. Слава при этом лишь криво улыбался да налегал на водочку.
Ах, какую машину пригнал Алик из Эмиратов! Спортивная черная «Мазда» европейского исполнения, почти «нулевая». Обводы зализаны до последней степени, стекла тонированы, мотор урчит как саблезубый тигр, сигнал подобен воплю разъяренного мамонта, — вещь!
Главное, таких моделей Алик в Алма-Ате не видел. Поэтому, выезжая на авторынок, планировал срубить не меньше трех штук баксов навару. «Да с руками оторвут!» — думал Алик, обмахивая тряпочкой пылинки с лакированных боков японочки. Как в воду глядел. Чуть не оторвали.
Не прошло и часа, как к нему подвалили трое качков.
— Продаешь?
— Берите, не пожалеете. Машина-зверь! 180 по трассе держал. В городе таких нет — это единственная…
— Короче, — грубо прервали Аликову рекламную тираду, — чтоб мы тебя здесь больше не видели. Гони свою тачку хоть в Чимкент, там и продавай.
— Да вы кто такие?! — возмутился Алик.
— Мафия мы, мафия, — спокойно объяснили ему.
— Ну, тогда и я — мафия, — взорвался Алик. — Будем выяснять, чья мафия круче?.. — и Алик назвал несколько фамилий.
Это произвело на качков вполне серьезное впечатление. Только не подумайте, что они стали напряженно морщить свои узкие лобики, стараясь осмыслить новый поворот событий. Лбы у качков были нормального размера. И глаза умные. Моментально оценив ситуацию, они с ходу переменили тактику.
