Почему они ходят к нам в церковь? Я отчаянно борюсь с искушением сказать этим людям, чтобы они подобрали себе более подходящую религию. В чем их проблема? В том, что Майка никак не повысят на службе?
– Наша дочь, Алекса… – начинает Майк и умолкает на полуслове.
– Мы не знаем, что делать, – вступает Сью.
История стара, как мир. У дочки есть парень. Из разряда скверных мальчишек. Дочке Алексе сейчас шестнадцать, и она по уши влюбилась в соседского байкера, пресловутого скверного мальчишку с кучей вредных привычек. К тому же он на три года старше Алексы. Эти соседские байкеры, они всегда старше своих подруг, потому что женщины, как правило, взрослеют раньше, а в юном возрасте эти два-три-четыре года разницы имеют решающее значение – хотя бы в том плане, что они означают опыт и наличие полезных знаний, где достать травку и в каком баре наливают спиртное несовершеннолетним.
Я искренне сочувствую Рейнольдсам. Шестнадцать лет ты растишь дочь, холишь ее и лелеешь, души в ней не чаешь, оберегаешь от всех опасностей, читаешь ей на ночь сказки, помогаешь делать домашние задания, хотя сам устал за день и голова совершенно не варит; ты не можешь позволить себе записаться в хороший гольф-клуб, потому что тебе нужны деньги, чтобы дочка ходила в кружок игры на гитаре, ты отстаиваешь бесконечные очереди, чтобы купить самые лучшие и дорогие лекарства, ты постоянно чем-нибудь жертвуешь ради своего ребенка, потому что ты знаешь: дочь – это единственная непреходящая ценность в мире, где все устроено несправедливо и где тебя никогда не повысят по службе. А потом твоя милая, славная девочка бросает школу, тратит все свои сбережения (бабушкино наследство) на покупку одежды для соседского байкера, исчезает из дома на несколько дней и наверняка позволяет этому самому байкеру делать с собой всякие непотребства.
Рейнольдсы уже перепробовали все родительские меры воздействия: ругань, слезные просьбы и подкуп.
Но Алекса сейчас в том возрасте, когда все эти меры не действуют. Будь она чуть помладше, родители смогли бы применить силу в рамках действующего законодательства. Будь она чуть постарше, ее можно было бы подкупить трехмесячным туром по странам Европы или поездкой в Индию. Рейнольдсы находятся в заведомо проигрышном положении, потому что сражаются с самой могучей силой вселенной: с удовольствием от пылкого секса. Общение с друзьями, походы по магазинам, кино и музыка (об учебе или работе по дому мы даже не упоминаем) – все эти радости жизни тускнеют и блекнут, когда юная девушка открывает для себя запретные прелести плотской любви.
Я очень хочу помочь Рейнольдсам, хотя сомневаюсь, что у меня что-то получится. Разговаривать с дочкой заведомо бесполезно. Уж если даже родители не сумели сдержать ее пылкий порыв, мне и подавно не светит. Но Космо, ее так сказать возлюбленный, мастер внедрения в юных дев… Рейнольдсы дают мне номер его телефона. Я обещаю поговорить с ним по душам.
Первая попытка встретиться с Космо не имеет успеха. У него “много дел”, и “нет времени”. В общем, я так и думал, что он будет мне несимпатичен, но после нашего телефонного разговора моя к нему антипатия развивается в стойкую неприязнь. Я уважаю лишь тех людей, которые говорят правду, а если врут, то искусно. Если бы Космо сразу послал меня нецензурно, он бы значительно вырос в моих глазах. Рейнольдсы рассказали мне, что у этого Космо нет никаких определенных занятий – ну, помимо того, что он заправляет их дочке. Он нигде не работает и не учится, живет по друзьям и питается тем, что находит в чужих холодильниках.
К моему несказанному удивлению, когда через несколько дней я звоню ему снова, он соглашается встретиться.
– Только не надо меня утомлять, – говорит он. – И захватите бутылочку рома “Барбанкур”.
Я так думаю, он согласился на встречу, потому что ему льстит внимание к его персоне: что на борьбу с его фаллосом призвали святого отца. И еще потому, что ему больше нечем заняться. Да и бутылочка рома, она никогда не бывает лишней. Тем более на халяву.
Он называет мне адрес. Я сажусь в машину и еду (несколько раз сбившись с пути в традиционной майамской манере), а когда приезжаю, останавливаюсь в растерянности и дважды сверяюсь с бумажкой, где записан адрес. Это новый и, наверное, самый дорогой квартал в Норт-Бич. Говорят, что в Майами – самый перспективный в мире рынок недвижимости, и я думаю, что этому можно верить. На всякий случай еще раз сверяю адрес. Да, все правильно. Видимо, Космо либо гостит у друзей, либо присматривает за чьими-нибудь аквариумными рыбками, потому что он точно не может позволить себе квартиру в таком районе. Когда я подхожу к подъезду, оттуда выходит весьма привлекательная риелторша.
Поднимаюсь на нужный этаж, звоню в дверь.
Я вообще без понятия, что говорить.
Дверь открывает полуодетый Космо. Приглашает меня в квартиру. Квартира пустая, без мебели. У меня сразу мелькает догадка, что Космо, наверное, заправляет и риелторше тоже, и, как говорится, пользуясь знакомством, живет в не проданных квартирах. Работа торговым агентом не дает практически никаких преимуществ, но у торговых агентов со стажем развивается очень полезная способность. Мы хорошо разбираемся в людях. Я надеюсь, что Космо скажет или сделает что-то такое, что даст мне возможность его “раскусить” и надавить на его слабое место, но он не дает мне никаких зацепок. Я обращаю внимание на черную кожаную куртку, которая небрежно валяется на полу (Рейнольдсы говорили, что она стоит тысячу долларов).
– А где мой ром? – интересуется Космо.
– Прошу прощения, – отвечаю я. – У меня просто нет денег. Мне нельзя их иметь.
Я произношу это с большим удовольствием, потому что фраза звучит очень благочестиво. И к тому же, это наглая ложь. Космо угрюмо молчит, а потом говорит:
– Какой вы нудный, Ваше Святейшество. Вы меня утомляете, – и идет на балкон. На перилах балкона сидит еще один великовозрастный обалдуй, лодырь и тунеядец. При ближайшем рассмотрении выясняется, что он сидит без штанов. То есть, нет. Штаны есть, но они спущены ниже колен.
– Ну чего? Он принес ром? – спрашивает он у Космо.
Космо тоже спускает штаны и пристраивает свою голую задницу над перилами балкона, так что она свешивается наружу. На самом деле, это очень опасно. Если учесть, что мы на двенадцатом этаже. Космо и его приятель испражняются на спортивные машины, припаркованные внизу. Не самая легкая цель – на таком расстоянии.
– Так чего вы пришли? Отнимаете у меня время… – говорит Космо, усаживаясь поудобнее.
Я отвечаю с едва уловимой угрозой в голосе:
– Из-за вас огорчаются люди.
– Это уже их проблемы. Может быть, все-таки сходите и принесете нам выпить?
Он отчаянно тужится, выжимая из себя снаряд.
– Если ты сеешь горе, оно к тебе же потом и вернется, – говорю я угрюмо.
Космо кряхтит и таки высирает какашку.
– Не попал, – объявляет его приятель.
– А эти машины внизу… вы знаете тех, кому они принадлежат?
– Вы меня утомляете. Вам еще не пора уходить?
Космо, он не такой крутой, каким хочет казаться. Да, он кое-что повидал в этой жизни, он, по сути, законченный преступник, но в большом городе, где людей походя убивают за пару сотен долларов, он вообще никто. Мелкая сошка. В Либерти-Сити его бы мгновенно размазали по стенке. Он тощий и хилый, и, по идее, я должен с ним справиться в драке, поскольку я тяжелее на полсотни фунтов. Сегодня утром, когда я колотил по боксерской груше, меня опять удивили собственные ощущения. Это было приятно, знакомо… и вообще восхитительно. Я всерьез подумываю о том, чтобы набить Космо морду.
– Ты любишь Алексу?
– Вообще-то я не однолюб.
Разумеется, нет. Наверняка его vasa deferintia* востребован круглосуточно. Его соратник-сосратник качает головой. Ему явно не терпится услышать, что я на это отвечу.
Если бы не этот приятель, проблема Рейнольдсов решилась бы в две секунды. Я бы просто как следует врезал Космо, и он бы сорвался с насеста. Но я рад, что он не один. Потому что скорее всего я бы струсил и ничего бы не сделал. И я рад, что мне не приходится переживать за свое вероятное малодушие.
