— Несомненно, — чуть заметно улыбнулся секретарь Славик, — если хоть половина всего, что он говору правда…
— Вы не находите, — спросила товарищ Антошикова, всё ещё красная после ужасного оскорбления, — что мы стали жертвой неслыханной наглости?
Растерянность длилась лишь долю секунды,
— Как, — с невинным удивлением обратился к Анто-шиковой управделами Складаный, — разве не ясно, что произошла ошибка? Ведь речь шла о третьем секторе, а не о нашем! Не так ли?
— Конечно, — подтвердил очевидный факт заведующий сектором доктор Ногель. — И всё-таки у этого молодого человека были самые лучшие намерения! Критика и самокритика — движущая сила общества. Он лишь выполнял свой долг, как честный гражданин.
— Пошёл ли он в третий сектор?.. — задумчиво и немного ехидно спросил бухгалтер Гайдош.
— Надеюсь, что пошёл, — уверенно ответил доктор Ногель. — Такие факты нельзя игнорировать.
Управделами Складаный тихонько хихикнул:
— Представляю себе Ондраша, когда этот юноша всё ему выложит… Типичный случай пренебрежительного и в сущности буржуазного отношения к посетителям!
— А Главина?! — смакуя положение, спросил секретарь Славик и высоко поднял густые брови. — Люди для него существуют, только чтобы издеваться над ними. Нелюдим, бирюк, старый холостяк, сухарь и грубиян. Давно пора убрать таких людей из органов народного управления. Учреждение не пугало, а друг и помощник.
— «Главина, Главина!» Он хоть умеет держать себя… Но этакая Демкова? — взяла слово товарищ Антошикова. — От неё о человеке доброго слова не услышишь. Уж будьте уверены, если она за кого-нибудь возьмётся, — на нём живого места не останется! Каждый документ оформляет по два дня, зато знает, что делается в спальнях всего города! А за мужчиной готова на коленях ползти на край света. Давно пора вывести таких на чистую воду…
— А их дефициты, — со вздохом позволил себе заметить товарищ Гайдош, — а ошибки в отчётах… Совсем недавно они искали пять геллеров целую неделю… Как будто можно считать живых людей на геллеры…
Заведующий вторым сектором доктор Ногель оглядел маленький зал. По его здоровому, розовому лицу разлилось выражение удовлетворения и глубокого блаженства.
Он хотел было что-то сказать по адресу заведующего третьим сектором, но спохватился и счёл это неуместным.
— Товарищи, — произнёс он так тихо, что сразу привлёк внимание всех своих сотрудников, — небольшой поучительный случай, свидетелями которого мы имели счастье быть, не должен отвлекать нас от основной задачи нашего совещания. Ведь у нас обширная повестка, не так ли?
Товарищ Ганзо, к которому завотделом обернулся при последних словах, торжественно положил руку на груду приготовленных бумаг, затем извлёк из своего неисчерпаемого запаса ещё один прекрасно отточенный карандаш «Гардмут 2» и принял позу совершенной готовности.
— Пункт первый, товарищ Ганзо, — ободряюще сказал завотделом.
— Пункт первый, — повторил товарищ Ганзо и протянул какой-то документ.
Началось одно из обычных еженедельных совещаний. Завотделами принялись рисовать на циркулярах волнистые линии и цветочки. Сонные мухи зажужжали между оконными стёклами. В тишине маятник стучал так громко, словно в часах взрывались гранаты. Рабочее время потянулось лениво и медленно — по расписанию.
Перевод Р. Разумовой.
В первом номере трамвая было уютно и тепло; пассажиры с удовольствием отмечали, что вагон отапливается, улыбались друг другу и блаженно поёживались в расстёгнутых пальто. Трамвай весело громыхал, поднимаясь к вокзалу, на улице падал снег, а в вагоне раздавалось мелодичное:
— Кто ещё не имеет билета?
На остановке «Университет» в трамвай вошла упитанная, энергичная дама в облегающей шубе. В дверях она натолкнулась на молодцеватого мужчину лет сорока, который с некоторым опозданием покидал вагон. Увидав его, дама вскричала голосом, который с успехом мог бы возместить отсутствие телефона в целом квартале:
— Эмиль, ты откуда?
Но Эмиль, видно, очень торопился. Он изобразил на лице приветливую улыбку и рванулся на площадку, Трамвай уже трогался, когда Эмиль вдруг обернулся, будто вспомнив что-то очень важное, протянул энергичной даме свой билет, воскликнув:
— Возьми, Тэрка, не покупай…
И соскочил.
Тэрка села на свободное место в середине вагона и оглядела пассажиров; они, видимо, пришлись ей по вкусу. Она сразу стала походить на генерала, а через несколько секунд её уже можно было принять за председателя чрезвычайного собрания пассажиров. И тут кто-то вдруг скромно заметил;
— Так не полагается…
Дама в серой шубе оглянулась. В уголке сидел юноша — студент, а может, и служащий, и невинными глазами глядел на неё сквозь большие роговые очки, слегка наклонив голову.
Дама в шубке улыбнулась молодому человеку и сладенько произнесла:
— А какое вам дело?
Юноша покраснел до ушей, потупил глаза, но всё же повторил твёрдо и ясно:
— Так не полагается. У каждого должен быть свой билет.
— Вот как! — воскликнула дама в шубе, словно юноша находился не в трамвае номер один у остановки «Сберкасса», а по крайней мере где-нибудь в трамвае номер шесть у «Карловой Веси».
— А вы кто такой, контролёр?
— Нет, — тихонько ответил юноша. — Вы всё-таки купите билет, ладно?
Весь вагон смотрел на молодого человека и энергичную пассажирку.
Стояла напряжённая тишина. В этот момент девушка-кондуктор, не подозревая о надвигающейся буре, подошла к ним и спросила:
— Вам нужен билет?
— Нет. У меня уже есть, — победоносно заявила дама в шубке, — вот.
Девушка посмотрела на билет и молча вернула его.
У магазина «Советская книга» вошло несколько человек, и она отправилась на переднюю площадку.
— Что за ерунда, — обратилась дама в шубке к присутствующим, — как будто это не всё равно? А что, если бы Эмиль, то есть тот господин, сам поехал дальше?.. Ведь с этим он мог бы ехать до самого вокзала! Не всё ли равно, кто едет? Ведь билет пропал бы…
На улице меланхолично шёл снег, а в вагоне царило молчание. Два пассажира снова уткнулись в газеты, остальные пристально разглядывали фасад Дворца пионеров.
Но в хилом юноше таилась, видно, большая моральная сила и упорство. Он поднял голову, внимательно посмотрел на даму и заявил:
— У каждого должен быть свои билет. — Затем проглотил слюну и немного громче, назидательным тоном, словно делая доклад, добавил: — Билет передавать нельзя. Тот, кто ездит по чужому билету, обворовывает государство.
Энергичная дама прищурила глаза и спросила шёпотом, что было совершенно неожиданно, и потому он прозвучал как канонада:
— Значит, я ворую?! Я — вор?!
Юноша сосредоточенно откашлялся.
— Этого я не говорил, — хрипло произнёс он. — Но шестьдесят геллеров вас не разорят, а совесть будет чиста. Купите себе билет. Купите.
Дама в шубе встала со своего места, но, передумав, уселась опять и обратилась к присутствующим с риторическим вопросом:
— Ну, что вы на это скажете? Теперь уже и в трамвае не чувствуешь себя в безопасности! Тебя оскорбят и унизят из-за каких-то шестидесяти геллеров! — Она обернулась к только что вошедшим пассажирам и самодовольно заявила — Между прочим, у меня трое детей.
Между, молодым человеком и дамой в шубе стояло уже несколько человек.
— Мошенничество есть мошенничество, — раздалось из-за спин. — Все должны покупать билеты. Купите билет.
— Вот нынешняя молодёжь! — взорвалась шуба. — Как разговаривают со старшими! Я — мошенница! Пожалуйста! А знаете, кто вы? Вымогатель!
— Вас кто-нибудь оскорбил? — полюбопытствовал пожилой мужчина; он держал в руках корзинку крупных, ещё не распустившихся оранжерейных фиалок.
— Оскорбил?! — волновалась дама, теребя шубу, жакет и кофточку. — Обзывают воровкой, а вы ещё спрашиваете! Сопляк! Какая наглость!
— У каждого должен быть свой билет, — снова прозвучало из-за спин пассажиров.
— Заткнитесь вы! — вопила дама в шубе.
Кондукторша пробиралась по переполненному вагону.
Трамвай, заскрипев тормозами, остановился, но она крикнула водителю:
— Ничего, ничего! Поехали!
И трамвай тронулся.
Юноша снова откашлялся:
— Я вежливо. Но почему же она не покупает билета? Пусть купит билет.
— Ну это уже слишком! — зашипела дама.
Трамвай прибыл на конечную остановку, и пассажиры ринулись к выходу; все они, вероятно, были глухонемые.
Энергичная дама была явно удовлетворена. Несмотря ни на что, она всё-таки проехала бесплатно. Мимоходом она обратилась к мужчине с фиалками:
— Продаёте?
— Можно и продать, почему бы нет…
