В том конопатом месте.
Там вообще не понимают – что вам надо?
Вы тут же превращаетесь в осла, жующего весь день неподалеку.
Вы понимаете всей головой, что надо вам туда, к мобильнику.
Но руки стынут, ноги стынут.
Из морды раздается одно мычание: «Дай, я помогу… Дай, я покрашу этот забор вместе с тобой… Как тебя зовут?»
Лишь бы коснуться, лишь бы вдохнуть этот ковыль, эту полынь, этот белесый жар, и степь, и пыль...
Господи, как отойти? Кто оторвет?
Вы начинаете пастись неподалеку.
Понуро идете следом, вас хлещут, гонят, проклинают – уже родители.
Вы им рассказываете о перспективах, показываете какие-то бумаги, даете им денег в долг, и все это не отрывая рук от конопатой стервы.
Дрожа идете в церковь, в загс, в какой-то частный двор на Молдаванке…
Какой-то брат, какой-то дядя, какой-то пес…
И дикая кровать с периною под низкий потолок.
И вы, оказывается, не первый!..
Вы – второй!
Хоть вы единственный.
Второй всегда единственный.
А сколько было первых – не узнаешь.
И все равно она не понимает, и не чувствует, и с любопытством смотрит:
– Так что мне – лечь?
– Да, – задохнулись вы, – еще бы!
– Ну нате, только не дрожите. Вы какой-то дикий.
– Давай на «ты».
– Я не могу, я вас совсем не знаю.
Она права.
Что вы ей для знакомства предложили?
Измучили, измучились, заснули в этой перине, как в печи.
Проснулись, вышли в эти сени – капусту квашеную рукой из бочки.
Облизали пальцы, схватили малосольный огурец…
И стали озираться: куда попали?
Мозги и сердце в панике.
Вы в ужасе.
А организм, как все предатели, сбежал.
А вот и мама с полотенцем и хлеб-солью.
Пес с рычанием.
Папаша с самогоном и иконой.
Брат с семьей.
Племянник из ГАИ с гармонью.
Дед с козой.
Теперь это все ваше.
Поздравляю!
Вы прекрасны!
Вы величественны!
Вы переменчивы!
Вы коварны.
Вас боятся.
Без Вас не могут.
Вы не любите нашу старость.
А скольких юных Вы погубили.
Но рядом с Вами...
Быть только рядом с Вами.
Чтоб Вас любить.
А Вы, как Вы…
Вы прекрасны.
Вы величественны, Вы переменчивы и все с начала.
Хоть Вы солоноваты.
И любишь то несладкое, что в Вас.
И нет взаимности.
Так, иногда погладит ноги, поцелует и уйдет в себя.
Конечно, Вам не до меня.
Топить Вам надо пароходы, бить берега, тошнить людей.
Но что мне нравится – Вы в глубине спокойны.
А этот шум и гам – все на поверхности.
Все для посторонних.
А если я вдруг попрошу: позвольте мне туда, к Вам внутрь...
И успокоиться.
Я – профессионал, сижу на стреме, держуся за перо.
Держуся, чтоб не падать.
Потухшим взором провожаю дам, бегущих к югу.
Но провожаю.
Но потухшим.
Душа распахнута.
А ни оттуда, ни туда. Никто не впрыгнул и не выпрыгнул.
Проверим сердце…
Никого.
Стою пою, сижу пишу.
И провожаю взором.
Огонь погас во взоре.
Был небольшой.
В четверть накала.
Хоть не светил, но привлекал.
Обозначал и привлекал сближение.
Сближались – кое-кто.
Терпели кое-как.
И отправляли одного в больницу.
С товарищем.
В мужских заботливых руках.
Стою, однако, провожаю.
– А жизнь не знаете!
– Не знаю. И не хочу. Вы, если знаете, идите с Богом.
И провожаю взглядом.
А чем еще?
Тут как-то обозвали последними словами в комплименте.
Оспорить можно каждое.
Но и на это сил не хватит.
Хватает только проводить глазами.
Маньяк какой-то визуальный.
А мир какой-то виртуальный.
Как интересно, безысходно.
Как и тогда, так и сейчас.
Далее.
Слова ни во что прочное не переходят.
Всё мелочи.
Поется это слово хорошо.
Всё мелочи.
Экран откроешь – мелочи.
Все превратилось и заполонилось.
Скорее превратилось.
Расходы не покрывает.
Душа в расходах.
На депозитах мелочи...
Всё мелочи, всё мелочи, всё мелочи и смерть. И тишина. И список дел.
Двенадцать пунктов выполнил внизу. Другое – для загробной жизни.
Закончить пьесу, повесть, подлечиться.
И спортом, спортом.
И вставать пораньше, и писать получше.
И посмешнее.
Куча, куча дел.
И написать, и почитать.
И повидаться.
Ценители-то там.
И стольких надо повидать!
Я всем читаю – все смеются.
И – «еще-еще»…
– Пожалуйста, еще…
А этот не могу!
Он там остался на письменном столе.
Какие-то там дети куда-то отнесут.
Короче, снова все впереди.
Пока стою и провожаю.
Или сижу и перебираю остатки от людей – визитки.
И обожаю всяческих министров.
Они – для просьб и облегчений.
Без выполнений после просьб.
Я – для копания в себе и ухудшений после всех копаний после просьб.
А в общем, если перейти на прозу жизни...
Друзей и нет, и есть.
Семьи и нет, и есть.
Страны и нет, и есть.
Талант и нет, и есть.
Опять как сам решишь!
Решишь, что есть, – так будет.
Но пользоваться всем пока нельзя.
Стучит сосед на потолке четвертый год.
По-видимому, дачу строит на третьем этаже.
Все молодцы.
Все пилят, строят.
По-видимому, жить хотят в удобстве.
Но как-то больно долго.
Долго больно.
Оттягивают начало жизни.
Вот-вот закончим и начнем.
На Западе уже живут.
А нас видать по взрывам и очередям.
Из автомата в автомат.
И по безлюдию в деревне.
Вот рассчитаемся друг с другом – и заживем.
Ремонт закончим.
Законы примем.
Все выплатим, сошьем, отстрочим, просигналим, подлечимся – и заживем.
Оказывается, конец не там, внизу, а тут.
Примите в жизнь.
Я не один. Ну что вы!..
Нет, конечно… А как же… Он со мной…
И этот, этот… Обязательно… Нет, не забуду…
И его… Да… Извините… Я буду пробовать…
Я напишу… И почитаю… Мы соберемся, мы посмеемся, я вас жду!
Нажми кнопку – и загорится экран.
Нажми кнопку – и сменишь картинку.
Нажми кнопку – и остановишь жизнь.
Нажми кнопку – и корень квадратный.
Кнопку – и тебе расставят запятые.
Кнопку – готово объяснение в любви, только вставь фамилию и выбери, кому послать.
Нажал кнопку – набрал шуток, вышел на сцену.
Как легко. Дети управляются.
Нажимай кнопки – и ты сочинишь песню.
«Энтер» – и ты имеешь чертежи.
«Энтер» – и ты узнаешь о болезни.
Только станешь ли ты композитором, врачом, писателем.
Нажми кнопку и узнаешь.
И обнаружишь, как мало ты хотел!
Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма.
Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека.
Их много.
Дела неидущие бросать.
Даже от посредственности уходить.
Их много. Время дороже.
Лучше поспать.
Лучше поесть.
Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
Музыка стала врагом человека.
Музыка навязывается, лезет в уши.
Через стены.
Через потолок.
Через пол.
Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов.
Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами.
Спектакль – менее наглый, но с него тоже не уйдешь.
Шикают. Одергивают.
Ставят подножку.
Компьютер – прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар.
Копаешься, ищешь, ищешь.
Ну находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил.
Мысли общие.
Слова общие...
Нет!
Жизнь коротка.
И только книга деликатна.
Снял с полки. Полистал. Поставил.
В ней нет наглости.
Она не проникает в тебя без спросу.
Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки.
И она раскроется.
Если бы с людьми так.
Нас много. Всех не полистаешь.
Даже одного.
Даже своего.
Даже себя.
Жизнь коротка.
Что-то откроется само.
Для чего-то установишь правила.
На остальное нет времени.
Закон один: уходить.
Бросать.
Бежать.
Захлопывать или не открывать!
Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.
