и с теми, и с теми.
Друзей должно быть несколько.
Искусство без денег имеет вид болезненный и раздражённый.
Яркая талантливая злоба…
Деньги без искусства – это сытая скука и широкое гостеприимство.
Мы были уверены, что есть наука без денег.
Но, когда все мозги и мышцы рванули туда, где есть деньги, и оттуда пошла наука и лекарства. И даже наша власть, которая всегда ненавидела деньги для науки, вдруг в советское время стала строить закрытые города и направлять в них золотые потоки. И оттуда пошли ракеты и подлодки.
Получилось, что нет – не вредны́ деньги для науки.
Деньги вредны в юности, ибо способствуют раннему старению.
В зрелости они идут в работу, в старости – в заботу, в виде наследства.
Деньги надо соединять с работой.
А иначе – раб с деньгами или мастер без денег.
А мастер без денег – это тоже раб.
Давайте соединим мастера с деньгами.
Это и будет человек.
Моё правило: начинаю писать с середины.
И мысль от писания,
а не от рождения.
В школе при советской власти ученики на двух партах вырезали слово «икс», «игрек» и так далее…
Директор в панике: не стирается, не закрашивается.
Физик придумал и дорезал слово – получилось «ХVIII съезд партии».
Жить – это подняться и опуститься.
И жить дальше, имея в запасе эту высоту.
Какая бы у тебя плохая память ни была – тебе не дадут забыть, что ты еврей.
Вот человек! Вот характер!
Дёргается, моргает.
Быстро, категорически и запальчиво говорит.
С ним сразу хочется спорить, победить и опозорить его.
Вызывает же человек на себя такой огонь.
Но такой человек первым начинает стрелять.
Отовсюду он поворачивается и уходит.
Но там, где он был, остались люди с багровыми лицами, дрожащими руками.
Кто-то просит водку, кто-то валокордин.
Что же ты такой неуёмный, категоричный, ни в чём не виноватый, запальчивый, крикливый и неубедительный, и омерзительно неправый.
Всё-всё-всё – можешь идти.
Рук не хватает сердце держать.
– Где неприятель, товарищи?
– С утра был, товарищ полковник.
– А куда он делся?
– Сейчас будем смотреть. Может, они отошли, товарищ полковник.
– Час назад разведка их видела и мне докладывали.
– Дак эти пьяницы кого только не видят, тем более с утра. Я одного остановил – спирт в бинокле на портупее. Тоже в ту сторону смотрел. Линзы, говорит, протирать!
– А если ударить артиллерией?
– Думаете, побежит?
– Если есть, побежит, а если нет, будем выдвигаться. Как настроение в частях?
– Нормальное… Хотя…
– Что? Конкретно.
– Злости нет, я уже не говорю про ненависть. Неприятель-то свой.
Полковник: Ну и что? Убьёт всё равно.
Адъютант: Дак они по мобильникам давно перезваниваются. Стойте, стойте, может, они договорились?
Полковник: О чём?
Адъютант: Ну что, мол, те отойдут, а мы село займём. Потом мы отойдём, они село займут. Награды, то, сё, и без потерь. Они ж, гады, всё время перезваниваются.
Полковник: Солдаты, что ли?
Адъютант: Да все!
Полковник: А майор где вчера был?
Адъютант: У них, видимо.
Полковник: В плену, что ль?
Адъютант: Ну да, напились здорово, наш даже переводчика затребовал. Хотя там все на русском лучше, чем на своём. Ну его, как пленного, генералу предъявили. Генерал золотые часы своему майору и нашему. Если вы не возражаете, наш майор ихнего майора приведёт. Можно?
Полковник: Давай. У меня там пистолет наградной серебряный. Только пусть позиции займут.
Адъютант: Будет исполнено.
Полковник: А их командир где?
Адъютант: Раненый.
Полковник: Чем?
Адъютант: Охотились они у нас в тылу на горного козла. Все промахивались, а козёл не промахнулся.
Полковник: Всё! Передай, что я принимаю командование над частями неприятеля, также будем выводить их из нашего окружения.
Адъютант: Здорово, Егор Кузьмич, единственно правильное решение.
Полковник: Подбрось им боеприпасов, горючего. А они с нами пусть поделятся харчами. Завтра в 6.00 артподготовка.
Адъютант: Рано, товарищ полковник.
Полковник: Ну ладно, в 9.00. Сверим часы. И чтоб ни одна собака не проспала. Ну, давай в 9.30. Значит, подъём – 7.00, завтрак – 8.00, в 9.30 – артподготовка, в 10.37 – наступление по всему фронту до 11.15, потом привал. Обед с 12.00 до 14.00 и допрос пленных – чтоб они были! Теперь главное: это не учение, это военный конфликт. Строжайший приказ: противник должен быть на своих позициях к началу нашего наступления. Село пусть освободят к 9.00. А с наступлением темноты, как только пресса и ТВ отснимут пленных, раненых, – выставляйте боевые посты, в 23.00 совместный ужин офицерского состава в честь победы. Кто победил, установим на совещании после банкета.
Четыре дня рождения в один день.
В воскресенье.
Вот мы с утра и начали.
Утром спевка под гитару.
В 7 утра с пением «Москва золотоглавая» – бутылку на стол.
Две бутылки в карман.
А там уже гуляют.
Такси дежурит, не глуша.
Четыре букета на заднем сиденье – и в следующий дом.
Ни пить, ни есть ничего не можем.
Но пьём и едим.
Такси дежурит.
«Москва золотоглавая», «Старинные часы», «Позови меня с собой» – и в следующий дом.
Там только именинник сидит, остальные лежат.
Из нас один дошёл с букетом, остальные в такси остались.
Ну, нельзя так.
Они в одном месте праздновать не хотят.
Амбиций у них много, а закуси нет.
Косит народ водка, ух, косит.
Теперь вот это – почему я вам всё это рассказываю.
Или вот это – почему я всё это вспомнил.
А-а-а… Опять мы и опять в такси…
И опять без закуски.
Четверо нас, и все домой не хотят…
И практически каждый прав.
Человека в больницу одного отпустили, без друзей.
Другому дверь домой не открыли, он стекло камнем выбил.
Они все там внутри позамерзали.
А третий – холодильник на себя опрокинул, не мог уже это всё видеть, простудился…
Я вот… Она меня…
Короче, со мной развелись, я и облегчения не почувствовал, и обратно не хочу.
Так в такси и сидим…
В конце концов, украинцы, грузины, как молодожёны – хотят жить одни, а мы, как родители, хотим жить с ними.
