Вернувшись после пожара в Кремль, Наполеон сразу принялся посылать любезные письма в Санкт — Петербург, императору Александру, намекая, что был бы не прочь заключить мир.
Александр не отзывался. Словно воды в рот набрал. Наполеон даже беспокоился, не случилось ли в Петербурге наводнение.
К концу сентября Наполеон уже не находил себе места: раздражался по мелочам, орал на свиту, ел мало, пил много, спал один. В особый гнев его привели найденные афишки Ростопчина, на одной из которых был изображен сам Бонапарт с подписью, рифмующей слово «жопа».
Так и не дождавшись каких — либо вестей от русского императора, Наполеон послал в Тарутино своего дипломата Жака Лористона:
— Мне нужен мир во что бы то ни стало. Спасайте честь!
Промозглым утром Лористон с гусиной кожей и белым флагом показался на русских аванпостах.
— К крестьянину вползла змея… — сказал Кутузов, когда ему доложили о прибытии незваного гостя, и уединился с ним в своем теплом кабинете.
Они устроились в креслах у камина. Посланник Наполеона с важным видом нацепил очки.
— Мартышка к старости слаба глазами стала, — тут же обронил фельдмаршал.
— Что, пардон?
— Я говорю, как доехали, месье? Видно, сильно торопились.
— Почему вы так решили?
— У вас запотели стекла …
— Ммм… мерси, — Лористон стал протирать очки.
Кутузов, прищурив здоровый глаз, невозмутимо наблюдал за суетливыми движениями француза.
— А правда, что генерал Жюно сошел с ума?
— Да, но откуда…
— Причина, конечно, в женщине?
— Нет. Под Смоленском его корпусу не удался обходной маневр. Император был вне себя от гнева. А Мюрат заявил, что Жюно недостоин быть во французской армии последним драгуном. Рассудок генерала этого не перенес.
— Фю — фю — фю… — выдохнул Кутузов. — Что драгуны, что кирасиры — вы, друзья, как не садитесь, всё в музыканты не годитесь…
— Э-э?
— Говорят, Наполеон открыл в Москве театр?
— Да, на Никитской. И выписал артистов из Европы. У нас играет пианист Мартини и поет сам Тарквинио из Милана…
— Ты все пела, это дело, — перебил Кутузов. — Так поди же попляши!
— Пардон?
— Вы, месье, зачем ко мне пожаловали? Пригласить на премьеру или ноги погреть?
— Ваша светлость, я от самого императора Наполеона!
Кутузов склонил голову набок.
— Как император? Насморк больше не тревожит?
— Нет. Но его величество жалуется на варварское поведение ваших крестьян. Они повсюду ловят наших солдат, бьют их дубинами, поднимают на вилы, рубят топорами. Это же дикость!
— Что делать, месье, мы — потомки скифов. И наш народ обращается с вами, как с войском Чингисхана.
Лористон протестующе взмахнул руками:
— Неужели вы не видите отличий между Наполеоном и этим ужасным монголом?!
— Вся разница лишь в разрезе глаз!
Лористон хотел сказать какую — то дерзость, но вспомнив о том, что ему вскоре предстоит возвратиться в продуваемую всеми ветрами, обугленную Москву и держать ответ перед злым как черт Наполеоном, обиженно заявил:
— Французы не жгли Москву. Это все ваш Ростопчин.
— Беда, беда мне с этим фанфароном, — прокряхтел Кутузов. — А с другой стороны, ну погорячился губернатор, с кем не бывает.
— Погорячился?! Город сгорел на три четверти.
— Зато русской водки вам много оставил.
— Мерси, все уже перепились, — буркнул Лористон.
— И хорошо. Человек под хмельком добреет.
— Гм, гм… Ваша светлость, император предлагает заключить перемирие.
— Неужели? — всплеснул руками Кутузов. — Вот счастье! Вот спасибо! — Великий полководец смахнул слезу. — Жаль, нет у меня на то никаких полномочий.
Лористон растерянно захлопал глазами.
— Что же делать?
— А не поехать бы вам на… — Кутузов зевнул, — на перекладных в Петербург?
— Однако, пока я туда — сюда буду ездить, так и зима придет.
— И слава богу. В снежки будете играть, снежных баб себе налепите. Красота! Чем еще вашей армии в Москве заниматься?
Лористон вскочил.
— Мы еще очень сильны! Наш император готов в любой день дать вам решающее сражение и победить.
— Ждем-с, — спокойно отвечал фельдмаршал. — А пока пишите письма. В Санкт — Петербург.
И посланник Наполеона ни с чем убрался восвояси.
Глава 60. Трепещи, Европа!
Наступило 16 октября. Партизаны еще почивали, когда в лагерь вихрем ворвался казачий гонец.
Он выскочил на опушку и, взвив коня на дыбы, заорал во все горло:
— Братцы! Наполеон из Москвы удрал!!
Все выбежали из шалашей, стали обниматься.
— Ура! Славно! — радовались партизаны. — Теперь до самого Парижа погоним супостата.
— Надо же, а ведь сдержал Бонапарт свое слово, — сказал Ржевский, когда первые восторги немного поутихли.
— Что? Как? — обступили его со всех сторон.
— У меня с Наполеоном был уговор, что если он проиграет мне дуэль, то должен оставить первопрестольную. Так оно и вышло.
— Послушай, братец, — подхватил Давыдов, — а почему бы тебе не жениться на куртизанке, что тебе тогда подсобила? Как ее там звали?
— Виолетта.
— Вот — вот! Какая славная рифма: «Виолетта лучше пистолета». Отныне решено! Только обоз с ней у французов отобьем — сразу вас обвенчаем.
— Уж лучше я тебе ее уступлю, Денис Василич, как старшему по званию. Тем паче, что Виолетта с «поэтом» хорошо рифмуется.
— Хм, и вправду… — зачесал бороду Давыдов.
Ржевский усмехнулся.
— А мне жениться нельзя. У меня и так в каждой деревне по невесте. Да и, небось, за границей ждут не дождутся. Как бы от бабьих слез второй Потоп не случился!
Гусары и казаки дружно грохнули со смеху.
И от этого молодецкого русского хохота еще много лет трепетала старушка Европа.
Именной указатель
Александр I (1777–1825) — российский император, старший сын Павла I и любимый внук своей бабушки Екатерины Великой. Был женат (1793–1825) на принцессе Баденской Луизе, нареченной при миропомазании Елизаветой Алексеевной. Участвовал в заговоре против своего отца, после удушения которого шарфом в 1801 вступил на престол. Состоял в интимных отношениях со многими светскими дамами, но больше и дольше всех (14 лет) любил М. А. Нарышкину, от которой у него была дочь и с которой он расстался, застав ее в объятиях своего генерал — адъютанта. Успешно воевал с Турцией (1806–12) и Швецией (1808–09), присоединил к России Грузию (1801), Финляндию (1809), Бессарабию (1812), Азербайджан (1813) и герцогство Варшавское (1815). В 1814 осуществил свою юношескую мечту побывать в Париже, где и оказался во главе антифранцузской коалиции европейских держав. Освободив Европу от деспотизма Наполеона, заскучал, ударился в религию и, отдав Россию на откуп графу Аракчееву, тихо скончался от насморка в Таганроге на руках у жены.
Анна Павловна (1795–1865) — великая княгиня. Младшая дочь Павла I. В 1809 к ней безуспешно сватался Наполеон. С 1816 — супруга принца Вильгельма Оранского, ставшего в 1840 королем Нидерландов.
Аракчеев Алексей Андреевич (1769–1834) — генерал от артиллерии (1807), временщик при Павле I и Александре I. В войне 1812 состоял в свите Александра; через его руки проходили все тайные приказы, донесения, распоряжения (и любовницы?) императора.
Багратион Петр Иванович (1765–1812) — князь, генерал от инфантерии (1809), самый горячий русский полководец, настоящий грузин. В армии с 17 лет. Любимый ученик Суворова. Всю жизнь бил французов по всей Европе. С марта 1812 командовал 2‑й Западной армией. После ранения в Бородинском сражении не позволил врачам отрезать себе ногу и скончался от «антонова огня» (гангрены).
Балашов Александр Дмитриевич (1770–1837) — министр полиции (1809–19), генерал — адъютант Александра I (с 1809). В начале войны 1812 вел переговоры с Наполеоном, о чем оставил воспоминания в духе: «Ну что, брат Боня, не разойтись ли полюбовно?..»
