Мы со Светкой поселились отдельно, Ассоль с приятелем Яшей сняли студию. Дима и Миша расположились в аппартменте через парковку от нас.
Начались самые счастливые дни нашей американской жизни. Запас денег не кончался, работа не находилась, и вся веселая компания предавалась праздности и развлечениям. Спортзал, джакузи и бассейн под открытым небом днем. Кино, рестораны и просто дружеские посиделки вечером.
Дима и Миша приударяли за Ассоль. Степенный Яков ходил рядом и следил, чтобы их усилия не увенчались успехом — дома у Ассоль остался жених Тимур, лучший друг Якова.
- Мы взяли всем билеты! Завтра едем в Буш Гарденс! — заявила однажды вечером Светка.
- Ээээ, — вяло отреагировала мужская часть колонистов, нехотя отрываясь от безжалостной зарубы в реслинговый файтинг на PlayStation.
- Там же самые высокие в мире «американские горки»! — убеждала жена.
- Ура! Давайте поедем, — легко согласился вежливый Яша.
- Американские горки… — с сомнением в голосе протянули мы с братом.
-…и фестиваль пива с бесплатной дегустацией! — закончила Света на мажорной ноте.
- А-а-а! Горки! — оживились мы, — хорошее дело!
* * *
Смотреть на визжащих от страха и удовольствия туристов было интересно, но неудобно. Чтобы разглядеть пируэты вагончиков в небе, приходилось сильно задирать голову. Чертовы горки и впрямь были высоки. Пока остальная часть нашей компании перебегала из очереди в очередь, с выпученными от адреналина глазами, мы с братом удобно расположились у бассейна с огромными золотыми рыбами.
Кто понял жизнь, тот не торопится. На нашем столике громоздились ряды пластиковых стаканчиков с пивом разных сортов.
- Паша, пойдите хоть на одной горке прокатитесь, — подбежала к нам Света. — Так все и пропустите со своим пивом.
- Ах, оставьте, — натянул я скучающую мину — высоты я с детства боялся панически.
- Вы просто боитесь, — поддела нас Ассоль. — Вон девочки катаются даже, а вы испугались. Ха!
- Это смешно. Конечно же, мы не боимся, — неуверенно посмотрел я на раскрасневшегося от пива брата.
- Какая там у вас горка пострашней будет? — пафосно расправил плечи брат. — Сча порвем!
- Смотрите и учитесь! — неуверенно поддержал я.
Белые майки с большим содержанием хлопка затрепетали вокруг смуглых торсов. Гордые и прекрасные, как пара подвыпивших фламинго, мы двинулись к деревянным воротам горки с неприятным названием «Квази». Лица светились решимостью, босые ноги цепко хватали горячий асфальт.
- Не бойтесь, это не страшно, — помахал нам рукой из-за ограждения дружелюбный Яков, пока работники роллакостера туго схватывали наши обмягшие тела ремнями.
К горлу подкатил легкий комок. Я взглянул на Диму в поисках поддержки. Он выглядел спокойно, только зачем-то вцепился обеими руками в железный поручень перед нами.
Деревянный вагончик тронулся и, уныло поскрипывая, пополз вверх. Медленно проплывали мимо пышные зелёные кроны кокосовых пальм, ветерок приятно обдувал разгоряченные щёки, где-то оживленно чирикали тропические птицы.
- Чот фигня какая-то, — оживился брат.
- Ага, колесо обозрения типа, — облегченно согласился я и слегка расслабил хватку одной из рук на поручне.
Мы забрались уже на высоту шестидесяти метров, и вид отсюда открывался потрясающий. Даунтаун Тампы возвышался среди моря жилых районов, как могучий айсберг. Чуть левее виднелся огромный стадион Реймонд Джеймс, а справа поблескивала узкая полоса залива. «А ведь и правда — отличная вещь эти горки!» — мелькнула было у меня мысль, как со стороны переднего вагончика раздался дикий женский визг.
Замерев на секунду на краю пропасти, поезд начал медленно кренится вниз.
- Мама! — внятно сообщил собравшимся Дима. Я рухнул в бездну молча, сверкнув на прощанье круглыми, как у филина глазами.
Причиной молчанию была не смелость, каждая моя клетка вопила от ужаса. Однако изо рта раздавался лишь тихий сип. Все внутренности одним большим комом сбились к горлу и болтались там, не давая ни звуку вырваться наружу.
Пару раз тележка замедляла ход, и я приоткрывал веки с отчаянной надеждой, что пытка окончена. Увы. Я видел перед собой ещё более страшную пропасть, в которую мы тут же неслись вопящей на разные голоса толпой. Последнее самое ужасное падение, и все закончилось также внезапно, как и началось.
Пища от восторга и пережитого волнения, американские дети и женщины, пошатываясь посыпались на твердую почву. Тележка быстро пустела, и лишь на заднем сиденьи всё еще белели два причудливо скомкавшихся силуэта. Издалека можно было предположить, что якорь небольшого тралера поднял на палубу двух осьминогов, намотавшихся на винты двигателя.
- Кажись всё, — неожиданно бодрым голосом произнёс Дима. Разогнув конечности, мы неуверенно проследовали к выходу под укоризненным взглядом сотрудника парка развлечений. Ему не нравился погнутый подлокотник.
- Не мы, — с трудом ворочая языком произнес я, покачал головой и развел руки в стороны. Внутреннюю часть левого бицепса пересекала длинная багрово-черная отметина.
* * *
Сдержанно прислонившись к вольеру с тиграми, мы с Димой любовались кустом жимолости.
- Смотри, что я у себя на стекле под дворником нашёл, — хитро подмигнул мне подошедший Миша. На его мозолимтой лопате лежала смятая желтая страница из карманного ежедневника. Аккуратным женским подчерком на ней было написано: «Миша, пригласи меня в кино. Ассоль».
- А что это вы, ребята, такие скучные, — участливо поинтересовался он, заметив легкую неестественность наших поз. — Пошли бы на горке прокатились-развеялись что ли…
Наши кадыки судорожно дернулись в синхронном позыве, а затуманенные взгляды вернулись к кусту. Куст был красив.
Эпизод 29: Айсберг для Титаника
Лязгая стальными звеньями, словно зубами, длинная металлическая лента конвейера проползает мимо и скрывается в грохочущем чреве штамповочной машины. Тело работает на автомате: поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить. Ноги уже гудят, и спина затекла, а на часах только пять часов вечера и до конца смены ещё шесть часов.
Я работал семь дней в неделю с семи утра до одиннадцати вечера. Двадцать минут на дорогу домой. Ужин. Шесть часов сна. Завтрак. Дорога на фабрику и снова: поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить.
Какая ирония судьбы! И я ещё ужасался жизни электриков из бригады моего отца с их восемью часами в день и пятью днями в неделю. Я мечтал о свободе, творчестве и общении с интересными людьми, а закончил у конвейера на фабрике по производству мороженного. Впрочем интересных людей здесь хоть отбавляй.
- Эй, Пол, говорят, там у вас в Москве террористы захватили целый театр с людьми! — обращается ко мне Нестор, широкоплечий пуэрториканец с внешностью кинозвезды и пятью разводами за спиной. — А куда же смотрит мафия? Я слышал, что русская мафия — самая сильная.
- Хе-хе, кузен, — острый на язык, худощавый мулат Зак никакой Нестору не кузен, но здесь принято называть друг друга «кузен», «дог», «нигер», «бро», — … террористы — это та же армия с пушками и гранатами, а любая мафия знает, что граната — это болючая сучка!
Я управляю машиной. Это значит, что кроме укладывания чашечек с «Уаппер-даппером» мне приходится обновлять стопки упаковочных коробок в штамповке и исправлять чужие промахи.
На крайнем углу конвейера застенчиво косячит алкоголик Джо. Несмотря на то, что в цеху минус десять, он постоянно прикладывается к литровому бумажному стаканчику с фантой. Кроме фанты в стаканчике плещется большая порция Джим Бима и поэтому чашечки с мороженным с его стороны уложены кривее, чем обычно.
Пятидесятилетний Джо вызывает у меня жалость, и обычно я сквозь пальцы смотрю на его халтуру. Однако сегодня другое дело. Температура разъедает изнутри с самого утра, и каждая клетка тела наполнена раздражением.
- Кто отстал, Джо? КТО ОТСТАЛ?!! — дурным голосом вскрикиваю я, тряся головой.
- КТО ОТСТАЛ?!! — встрепенувшись, визжит Нестор, подпрыгивая, как раненный бабуин. Левой рукой он начинает молотить по грохочущему стальному листу обшивки конвейерного корпуса, правую ногу закинул на конвейер. — Джо!!! КТО ОТСТАЛ?!!
- КТО! КТО! КТО! КТО! КТО! — вопит через секунду весь цех. Вверх летят картонные коробки и чашечки с мороженным. Кто-то свистит, сунув в рот два пальца, кто-то бегает вокруг конвейера, кто-то показывает задницу соседнему цеху. Так мы развлекаемся.
Шестнадцать часов в одной позе — верный способ сойти с ума, поэтому любой повод используется для того, чтобы подурачиться и хоть чуть-чуть стряхнуть с себя этот мучительный монотонный ритм — поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить.
За два месяца безработной праздности накопления нашей семьи ощутимо подтаяли. Мы собирали деньги третий год, но все ещё были слишком далеки от своей мечты — покупки московской квартиры — места, где мы, наконец, могли бы начать жить набело, завести детей, пустить корни.
