швырнул его в огонь. Миссис Мак-Вильямс вскочила с кровати, спасла коврик от гибели, и мы с ней обменялись несколькими замечаниями. Я опять уснул ненадолго, потом встал по ее просьбе и приготовил припарку из льняного семени. Мы положили ее ребенку на грудь и стали ждать, чтобы она оказала целительное действие.
Дрова в камине не могут гореть вечно. Каждые 20 минут мне приходилось вставать, поправлять огонь в камине и подкладывать дров, и это дало миссис Мак-Вильямс возможность сократить перерыв между приемами лекарства на 10 минут, что ей доставило большое облегчение. Между делом я менял льняные припарки, а на свободные места клал горчичники и разные другие снадобья вроде шпанских мушек. К утру вышли все дрова, и жена послала меня в подвал за новой порцией.
Я сказал:
– Дорогая моя, это нелегкое дело, а девочке, должно быть, и без того тепло, она накрыта двумя одеялами. Может быть, лучше положить сверху еще один слой припарок?
Она не дала мне договорить. Некоторое время я таскал снизу дрова, потом лег и захрапел, как только может храпеть человек, измаявшись душой и телом. Уже рассвело, как вдруг я почувствовал, что меня кто-то схватил за плечо; это привело меня в сознание. Жена смотрела на меня остановившимся взглядом, тяжело дыша. Когда к ней вернулся дар речи, она сказала:
– Все кончено, Мортимер! Все кончено! Ребенок вспотел! Что теперь делать?
– Боже мой, как ты меня испугала! Я не знаю, что теперь делать. Может, раздеть ее и вынести на сквозняк?..
– Ты идиот! Нельзя терять ни минуты! Поезжай немедленно к доктору. Поезжай сам. Скажи ему, что он должен приехать живой или мертвый.
Я вытащил несчастного больного из кровати и привез его к нам. Он посмотрел девочку и сказал, что она не умирает. Я несказанно обрадовался, но жена приняла это как личное оскорбление. Потом он сказал, что кашель у ребенка вызван каким-то незначительным посторонним раздражением. Я думал, что после этого жена укажет ему на дверь. Доктор сказал, что сейчас заставит девочку кашлянуть посильнее и удалит причину раздражения. Он дал ей чего-то, она закатилась кашлем и наконец выплюнула маленькую щепочку.
– Никакого крупа у ребенка нет, – сказал он. – Девочка жевала сосновую щепку или что-то в этом роде, и заноза попала ей в горло. Это ничего, не вредно.
– Да, – сказал я, – конечно, не вредно, я этому вполне верю. Сосновая смола, содержащаяся в щепке, очень полезна при некоторых детских болезнях. Моя жена может вам это подтвердить.
Но она ничего не сказала. Она презрительно отвернулась и вышла из комнаты, – и это единственный эпизод в нашей жизни, о котором мы никогда не говорим. С тех пор дни наши текут мирно и невозмутимо.
(Таким испытаниям, как мистер Мак-Вильямс, подвергались лишь очень немногие женатые люди. И потому автор полагает, что новизна предмета представит некоторый интерес для читателя.)»
Да, Твен знал эти странности женского сознания. На протяжении всей своей жизни очень уважительно относился к женщинам. Он понимал женскую психологию.
У него были только дочери, сынок умер очень маленьким. Он и о внучках мечтал и, оставшись один, охотно общался с чужими детьми, преимущественно девочками. Марку Твену, видимо, был очень по сердцу женский мир – он умел общаться с женщинами, раз постоянно для душевной радости искал тех, кто является обычно самыми светлыми, чистыми и добрыми созданиями на свете – девочек. Его дочери росли в атмосфере безграничной любви, уважения, они всегда знали, что очень дороги их постоянно работающему в кабинете или пропадающему на бесконечных встречах или турне отцу. Они купались в этой любви, они возвращали ее обратно – отцу, маме, сестрам.
Марк Твен был не отец, а чудо.
«Мы осыпаем детей подарками, но самый ценный для них подарок – радость общения, дружбу – мы дарим нехотя и растрачиваем себя на тех, кому мы совершенно безразличны. Однако в конце концов мы получаем по заслугам. Приходит время, когда нам больше всего на свете нужно общество детей, их внимание, и нам достаются те жалкие крохи, которые прежде приходились на их долю».
«Нет времени – так коротка жизнь – на склоки, извинения, желчь и призвания к ответу. Есть только время, чтобы любить, да и на это, так сказать, есть лишь мгновение».
Первый раз Сэм Клеменс влюбился еще в школе. Одноклассницу звали Лаура Хокинс. Она стала прототипом Бекки Тэтчер в книге «Приключения Тома Сойера». Она жила в доме, что стоял напротив дома семьи Клеменс. Будущий писатель ухаживал за возлюбленной не так активно, как Том Сойер, но угощал ее яблоками и конфетами. Но скоро Сэм уехал работать – и чувству не суждено было разгореться.
Через всю жизнь и творчество писателя лейтмотивом проходит тема прекрасной возлюбленной – музы, дамы сердца. Она являлась Марку Твену во снах. Он подробно описывал эти сны.
«Впервые мы встретились с ней, когда мне было 17 лет, а ей 15. Это было во сне. Нет, мы не встретились с ней; я нагнал ее. Это произошло в деревне на Миссури, где я никогда до сих пор не бывал. По существу говоря, я и теперь там не был, ибо находился на Атлантическом побережье, на расстоянии 1000 или даже 1200 миль. Все это случилось внезапно, без какой-либо подготовки, – именно так, как всегда бывает во сне. Вот я перехожу деревянный мост с деревянными перилами, а вот и она, в пяти шагах от меня. За полсекунды до того никого из нас на мосту не было. Здесь – конец деревни, которая осталась позади нас. Последний дом – кузница. Сзади слышится мирный и добрый стук молота, – звук, всегда кажущийся отдаленным и всегда окрашенный настроением одиночества и чувством тихого сожаления о чем-то невыясненном. Вперед убегает извилистая проселочная дорога; по одну сторону – лес, а по другую – невысокая изгородь. На верхушке дерева сидит трясогузка, а навстречу к ней торопится белка, изогнувшая хвост наподобие пастушеского посоха. За изгородью тянется овсяное поле. Далеко-далеко стоит фермер без пиджака и в соломенной шляпе. Никакого другого признака жизни. Повсюду – воскресная тишина.
Я помню все, – и девушку, и ее походку, и ее наряд. В первый момент я был на расстоянии пяти шагов позади нее; в следующий момент я уже был рядом с ней, причем не сделал ни единого шага. Я пренебрег пространством, отметил это про себя, но без всякого удивления. Мне лично это показалось вполне естественным делом. Я рядом с ней.