Когда прибыли, меня на кухню сослали, от людей подальше. Покрутился я у котлов: скушно, перловкой воняет — залез на дерево, мычу по коровьи и всем честь отдаю. Полковник один увидал, спрашивает: «Ты чего?» — «Обезьяной работаю», — отвечаю. Полковник аж побелел: «Шоб глаза мои тебя не видели! Иди в лес, нарви грибов. К ужину зажаришь!»
Я пошёл… грибы там все красивые… Нарвал покрупнее, приготовил, подал к столу. Полковники сидят, жуют, меня приглашают. «Не, — говорю, — я в этих ваших грибах не разбираюсь, поэтому подожду немного, часика два. Потом, может, поем».
Ещё меня на охоту посылали… Не, сперва я рыбу ловил. Упёр ящик имитационных пакетов, детонаторы вставил и с плотины сбросил. Как рванёт! В плотине дыра, а рыбина хоть одна бы всплыла, зараза! Меня, кстати, тогда кто-то заложил, и командиры уху к ужину ждали. Ага! Какая рыба, когда плотину разворотило и озеро ушло!
Вот тогда меня майор на охоту послал. «В грибах, — говорит, — ты не понимаешь, рыбак — хреновый: иди охоться». Я ему за это цаплю стрельнул, а их не едят. Но майору сказал — журавель. А шо, я ж не понимаю, журавель то, или не. Ощипал, зажарил. А майор назавтра в больницу с печёнкой слёг, наверно, я ту цаплю пережарил маленько…
Окончание истории мы слушали уже в кузове грузовика. Правда, на каждом светофоре Лобжа отвлекался и приставал к частным автовладельцам или, когда останавливались у тротуара, к прохожим.
В училище нас не ждали. Врач отсутствовал. А поскольку обратный рейс до базы в Вазиани предполагался лишь вечером, нам разрешили погулять по городу. Это в полевой форме и без документов… Однако напрасно боялись. Патрули от нашего бизоньего табунка шарахались, как чёрт от ладана, вернее, наоборот. Как это ни странно звучит.
Погуляли, покушали хачапурь с хинкалями, вечерком обратно. Да, чуть не забыл: мелким партизанам, шоб не обижались, пару ящиков вина прихватили.
— 4-Странные какие-то байки, непричёсанные. Но такое уж это время было. Нелитературное.
Кстати, на тех сборах пострелять нам не дали. Артиллерийский полигон располагался рядом со знаменитым монастырём в скалах, и от разрывов снарядов чего-то в монастыре шаталось и рушилось, а потому полигон прикрыли. Ну, да мы и не расстроились.
Моя Наталья жёнушка славная, но, если ей что-нибудь взбредёт в голову, препятствий в упор не видит и никаких резонов не слушает. Танк с голубыми глазами, а не женщина.
Вот и на этот раз.
Решила она мой день рождения отпраздновать, а когда я, по привычке, попытался отказаться, заявила:
— Ты как хочешь, а своих подруг я позову. Мне перед ними уже стыдно. Каждый год спрашивают: когда день рождения у Павла, когда день рождения у Павла?
— С чего это вдруг?
— Приятное тебе хотят сделать. Подарки подарить.
Тут надо немного объяснить. Так случилось, что три ближайшие подруги моей Натальюшки, как говорится, с несложившейся личной жизнью. Поэтому, когда им срочно бывает нужен мужчина (ну, там, холодильник передвинуть, мелочь какую-нибудь починить), а на горизонте негусто, зовут меня. Обычная, кстати, ситуация. Женщин у нас и по статистике больше, а если к этому вопросу подойти не формально, то на одного мужчину придётся по пять-шесть женщин с неработающими телевизорами, протекающими кранами и прочей бытовухой. Этакий строительно-ремонтный султанат.
Короче, сегодня мой «гарем» собрался, как говорится, в полном составе и при полном параде.
Сели за стол, выпили за моё здоровье, салатики покушали. И почувствовал я, что уже как бы лишним стал.
— Милые дамы, — говорю, — Спасибо вам огромное за подарки и нежные слова, но сейчас я вынужден вас покинуть. Не скучайте.
— У него работа срочная, — поддержала меня Наталья и посмотрела с такой ласковой благодарностью, что будь мы одни…
Ушёл я в соседнюю комнату, включил компьютер и затеял, от нечего делать, генеральную уборку на винчестере. Внезапно в гостиной раздался дикий взрыв хохота, я даже подпрыгнул от неожиданности. Невольно прислушался. И сквозь неплотно закрытые двери донёсся до меня слабенький такой стрёкот…
— Ой! — раздался испуганный возглас моей жены.
— Не бойся, он не кусается.
— Светка, откуда он у тебя?
— Купила сегодня.
— Зачем?
— Как зачем? Захотела.
— А Роберт? Ты же говорила, что у тебя какой-то очередной Роберт появился?
— Ну и что?
— У него ведь… тоже есть…
— У него без батареек, — встряла Катерина.
— А можно подержать…твердый какой. А где выключать?
— Вот.
Стрекот стих. «О чем это они?» — подумал я. И внезапно понял. А поняв, покраснел самым густейшим образом. Дожили!
— А почему он розовый? — это подала голос тихая Галя.
— Там всякие были.
— И черные?
— Как у негра.
— И черные. И белые. И серо-буро-малиновые. Всякие.
— А серые в яблоки?
— Что это тебе, лошади?.. С «яблоками» были.
— Это с…
— Ну.
— А что он кроме этого самого может?
— Ковры выбивать!
— Тесто месить!
— Землю трамбовать! Амплитуду увеличь и трамбуй.
— А где у него регулировка?
— Вот. Частота и амплитуда.
— А кто крутит?
— Сама.
— Что, опять все сама?!
— А ты как хотела?
— Мне продавщица сказала, что обещали завезти программируемые. Только они жутко дорогие.
— А нежные слова они на ушко шепчут?
— Какие еще были?
— Расширяющиеся, с удлинителем и… вот такие.
— Такие-то для чего?
— Для другого отверстия!
— А-а, нет мне такого не надо.
— Размеры любые?
— Конечно.
— Примерять дают?
— Это же не туфли! Это почти белье!
— На Западе белье дают примерять.
— Ну, ты, Катька, и сравнила!
— Батареек надолго хватает?
— Надолго.
— Включи и спи.
— Ага, как у Пушкина: «Все ты дремлешь под жужжанье своего веретена».
— Он, что, ночью так сильно шумит?
— Как бульдозер!
— А как дышит! Как дышит!
— Зато, наверное, перегаром и никотином не воняет.
— Да-а, это важно!
— Света, мне интересно, а там копии были?
— Какие копии?
— Ну, с разных кинозвезд, артистов эстрады…
— А ты бы чью копию хотела? А, Наталья? Ну-ка признавайся!
— Нет, копий не было. Зато были с эякулятором.
— С чем-чем?
— Ну, плюются.
— А-а!.. чем плюются?
— Чем зарядишь. Водой, кефиром, водкой…
— А этой…
— Для чего? Вон, ходят… заряженные.
— Подоить — и зарядить!..
Подружки уже не смеялись, а стонали от хохота.
«Ну, это уж слишком! — подумал я. — Что бы им такое устроить в отместку?» Ничего, однако, толкового не придумал, и решил сходить в магазин за тортиком. Всё-таки день рождения у меня, а к чаю ничего, кроме конфет.
У каждого человека есть свой пунктик или бзик. Например, мой приятель Петя Баурсаков терпеть не может семейных трусов и открытых дверей, хотя прежде он спокойно расхаживал по дому в сатиновых семейниках, а отправляясь, скажем, в ванную, никогда не задвигал щеколду. «А чего стесняться? Кругом все свои.»
Помните, были у нас при социализме под прилавками хозмагов замечательные люстры чешского стекла. Красоты необыкновенной. И недорого. Вполне по карману рядовому инженеру. Если, конечно, он имеет блат в торгующей организации. У Пети такого блата не было, а желание повесить в «большой» комнате люстру чешского стекла было. И вдруг каким-то чудом он эту люстру купил. То ли знакомый помог, то ли в отделе лотерею на дефицит профком устроил, и Пете повезло, не знаю.
Вечером того же дня, не дожидаясь выходных, Петя вознамерился подвесить свою псевдохрустальную мечту на крюк. Имея достаточно ясные представления об опасности поражения электрическим током, предусмотрительно вывернул пробки; а в комнате зажег несколько свечей, чтоб, значит, в потемках не натворить делов. Принес из кухни табурет попрочнее и для пущей надежности попросил жену придерживать табурет, пока он, глава семьи, добытчик и кормилец, будет заниматься электромонтажными работами на высоте с полным снятием напряжения.
Немного рисуясь, а потому делая преувеличенно четкие движения, Петя умело и сноровисто отцепил старую лампочку Ильича с бумажным абажуром и осторожно принял из рук половины импортную красавицу.
Теперь представьте картину. Посреди комнаты, погруженной в интимный полумрак, стоит на табурете мужчина в просторных семейных трусах и, нежно мурлыча популярную песенку, колдует с плоскогубцами да изолентой. Трепещут огоньки свечей, дробясь разноцветными бликами в гранях обновы, качаются на потолке и стенах прозрачные тени. О, маленькие радости жизни!
Женщины существа гораздо более тонкие и чувствительные, чем мы. И супруга Пети Баурсакова вовсе не исключение. Сидела она на корточках, держала табурет, счастливыми, почти влюбленными глазами следила за действиями мужа (а, как известно, семейные трусы понизу широки и к ноге отнюдь не прилегают) и захотелось ей сделать Пете что-нибудь приятное. Игриво улыбнувшись, она протянула руку и, легонько сжав ладошкой некую интимную часть мужского организма, потрясла ее: «Динь-динь-динь!»
