10
Лучшее право - сила. Это положение, известное с доисторических времен, неуклонно соблюдалось генеральным штабом при разработке своих концепций, хотя хронологически деятельность штаба можно отнести к периоду новейшей истории. Так или иначе, в этом военном учреждении историю уважали. Историческому отделу были предоставлены удобные апартаменты на привилегированном втором этаже. За полированными стеклами книжных шкафов десятилетиями покоились тисненой кожи тома доктрин и мемуаров. Сам командующий нередко заходил сюда, чтобы провести ча-сок-другой в обществе Мольтке и Гудериана... Что касается юридического отдела, то о нем военные руководители вспоминали лишь раз в двадцать - тридцать лет, когда приходилось подписывать капитуляции... Поэтому, когда командующий потребовал к себе главу юридического отдела, подчиненные растерялись. После получасовых поисков на чердаке среди пыльных бумаг и всякого хлама был обнаружен тощий седой лейтенант в полинялом мундире, усыпанном перхотью. Выяснилось, что лейтенант носил звучную фамилию Гинденбург и что последний раз он получил повышение в звании еще во время первой мировой войны... Узнав, что он кому-то понадобился, Гинденбург испуганно опустился на шаткий стул с поломанной спинкой. - Неужели на пенсию? А у меня еще три дочери не замужем... - Не на пенсию, а на первый этаж! - скомандовал полковник, личный помощник фельдмаршала, и потащил дряхлого Гинденбурга с чердака. На лестничной площадке суетливые военные постарались очистить юриста от пыли и паутины. - Все равно несолидно! - сожалеюще сказал полковник, оглядев юриста. Стащив с себя мундир, он быстро напялил его на тощего Гинденбурга. - Господа, скорее снимайте с себя ордена! - приказал полковник. Военные наскоро перекололи свои ордена на полковничий мундир, и через несколько минут преображенного юри-ста втолкнули в кабинет фельдмаршала. В кабинете полыхали страсти. Красный разгневанный Гарри сидел верхом на стуле напротив такого же красного фельдмаршала и, энергично разрубая воздух ладонью, говорил: - У порядочных людей так не принято! Допустим, я оставляю у вас свой пиджак! Прихожу за ним завтра, а вы говорите: "Милейший, твой пиджак мне понравился, вернуть не могу!" Долговязый политический советник, стоявший у окна, перебил: - Мы говорим о разных вещах! Никто не станет спорить, если пиджак действительно ваш. Но появление "Аиды" связано с "серебряными стрелами"! Чьи газеты вот уже столько дней кричат о "стрелах"? Советник схватил со стола пачку газет и потряс ими перед носом посла. - Мало ли что пишут наши газеты! Что вы, не знаете наших газет! - Гарри был не на шутку зол.- Я в шестой раз официально заявляю - "Аида" наша!.. - Допустим, что ваша! - вмешался фельдмаршал.- Но почему вы решили, что она в наших руках? Посол-сержант ждал этого вопроса. Хитро улыбнувшись, он полез в карман своего пиджака с таким видом, будто сейчас оттуда вылетит птичка. Фельдмаршал и советник переглянулись. Пулькин медленно извлек пачку фотографий и торжествующе положил их на краешек стола. - А это что такое? - спросил он, похлопывая рукой по фотографиям. Советник подошел, взял снимки, небрежно проглядел. На фото был запечатлен тягач, волочивший платформу с укрытым брезентом предметом. - Господин посол, можно вас попросить подойти к окну? - предложил советник. Пулькин послушно встал и подошел к окну. Советник откинул штору. Почти весь асфальтовый квадрат двора занимал знакомый тягач с платформой. Советник взмахнул платком, и солдаты, окружавшие машину, торопливо сдернули с платформы зеленый брезент. Под ним оказался обрезок толстой трубы. - Что это? - негодующе спросил Пулькин. - Это? - политический советник еле сдерживал улыбку,- Это, господин посол, труба. Мы начинаем ремонт канализации всего генерального штаба... Гарри молчал. Молчал и думал. Похоже было, что иногда дипломатам не зря платят по пять тысяч в месяц. - Выходит, господа, вы бомбу еще не нашли? - А вы думали - мы нашли! - засмеялся советник и с удовольствием потер руки.- Как бы не так!.. - Но огорчайтесь, мой юный друг,- миролюбиво сказал фельдмаршал.- Мы еще найдем... Гарри снова замолчал. Он раздумывал, не обращая внимания на откровенно улыбавшихся военных. - Придется нам повторить испанский спектакль,- вдруг заявил посол.- Для поисков бомбы я буду вынужден вызвать нашу авиацию, двадцать судов и две подводные лодки. Военные перестали улыбаться. - Но у нас нет Средиземного моря,- растерянно проговорил советник.- Ваши подводные лодки и суда не понадобятся... - Заменим танками,- быстро решил Гарри. Неожиданно фельдмаршал заметил юриста, неуверенно переминавшегося у двери. Уважительно глянув на грудь, увешанную орденами, коротко спросил: - Кто вы и почему? - Я - Гинденбург! - совсем не по уставу доложил юрист.- Я служу по юридической части... - Очень хорошо.- Сквозь монокль фельдмаршал внимательно оглядел вспотевшего от страха лейтенанта.- У вас, полковник, я вижу, немало боевых наград. Выходит, вы знаете цену оружию. Уверен, быстро ухватите суть дела... Гинденбург внезапно вспомнил, что следует говорить в таких случаях. - Рад стараться! - неловко вскрикнул он и даже попытался топнуть каблучками. - Дорогой друг,-обратился командующий к Пуль-кину,--у меня есть разумное предложение. Не будем ссориться, поручим нашему юристу спокойно подумать о формальностях и встретимся завтра. Пулькин, которому тоже надоело кричать, согласился: - Хорошо. Завтра я тоже приду со своим юристом. Пусть они поговорят, а мы послушаем. - Вот и решили,- подытожил политический советник. - Еще вопрос,- продолжал Гарри.- Так вы нашли ее или не нашли? Вызывать мне наших специалистов по поискам? Советник протестующе поднял руки: - Нашли, нашли! Не надо никаких специалистов! Вслед за специалистами приезжают репортеры! А иногда даже раньше...
11
Суд над майором Мизером проходил в небольшой комнате, в которой едва уместился судейский стол, покрытый зеленым сукном, небольшая трибунка для прокурора и адвокатский столик. Кроме того, оставалось еще немного места для табуретки. Мизер сидел на этой табуретке. Справа и слева от него, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стояли двое военных полицейских в белых касках. Первым в комнату вошел адвокат. Толстый, с обвисшими щеками, маленькими хитрыми глазками-черносливин-ками, в неопрятной застиранной мантии, выглядел он крайне несолидно. Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, адвокат небрежно кивнул Мизеру, уселся за свой столик, раскрыл пухлый портфель и достал из него яркий иллюстрированный журнал. Глядя в спицу своего защитника, с интересом рассматривавшего снимки девиц, Мизер думал о женском непостоянстве. Его жена, каким-то чудом узнавшая о печальной ситуации, в которой он оказался, бросила своего нового мужа, прислала телеграмму: "Не волнуйся, я с тобой" - и наняла адвоката. Военное министерство поначалу категорически воспротивилось присутствию на процессе штатского, но затем, очевидно побоявшись огласки, удовлетворило просьбу миссис Мизер. Адвокат, подписав три или четыре обязательства о неразглашении военной тайны, прибыл в Чарльзстоун. Мизер уже вполне свыкся с мыслью о том, что ему придется закончить бытие на электрическом стуле, и предстоящий процесс его нисколько не занимал. Его больше волновали детали - каков из себя этот самый стул, обязательно ли будут брить кружок на макушке, дадут ли хорошую выпивку накануне... Без всякого интереса он посмотрел на плотного полковника в мощных черных очках, который уверенно взгромоздился на прокурорскую трибунку. Небрежно кивнув адвокату, прокурор снял очки и обнаружил за ними серо-холодные глаза, беспощадно кольнувшие обвиняемого. Мизеру даже показалось, что при этом он плотоядно причмокнул губами. Летчику стало очень тоскливо. Он вобрал голову в плечи и сгорбился. Один из полицейских немедленно толкнул его в спину: - Береги позвоночник! Сиди как положено. - Нет, пусть встанет,- приказал другой полицейский.- Суд идет... Действительно, в комнату вошло еще трое военных. Посередине судейского стола сел генерал-лейтенант, крайние места заняли полковники. Мизер хотел было получше разглядеть людей, которые через часок-другой отправят его в преисподнюю, но адвокат повернулся к нему и шепнул: - Если подниму правую руку, говори "да". Если левую - "нет". Понял? - Понял,- машинально ответил Мизер.- Правую - . "да", левую - "нет"... - Молодец. Сразу видно - с образованием. Сейчас мы им покажем... "Вот трепач,- подумал майор.- Впрочем, он за это деньги получает..." Генерал взял в руки тоненькую картонную папку, раскрыл ее и медленно, внятно прочитал: - "Слушается дело майора военно-воздушных сил Уильяма Мизера, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, уроженца штата Папалама, женатого, обвиняемого в преступной небрежности, проявленной во время патрульного полета над Европой на пилотируемом им бомбардировщике "Би-52", повлекшей падение водородной бомбы мощностью сто мегатонн..." Генерал отложил дело и продолжал: - Еще раз предупреждаю об особой секретности рассматриваемого дела. Разглашение сведений, установленных данным процессом, будет караться по закону. Все молчали. Председатель суда не без любопытства посмотрел на обвиняемого. - Ну как, Мизер, признаете себя виновным? Адвокат поднял левую руку и почесал ухо. - Нет! - повинуясь жесту защитника, послушно сказал Мизер. - А почему? - пронзительно, словно ударил хлыстом, вскрикнул прокурор. Фанерная трибунка вся пошатнулась. - Протестую! - проворно оборвал его адвокат.- Господа судьи, покорнейше напоминаю, что еще не был проведен опрос обвиняемого! - Протест принимается,- согласился председательствующий. Жестом усадив прокурора на место, он снова обратился к летчику: - Расскажите, как было дело... Мизер встал с табуретки. Он совершенно не волновался. Этот нервный прокурор даже его позабавил. Волнуется, чудак. А чего волнуется? Ведь не ему садиться на стул... - Мы ждем, обвиняемый! - напомнил генерал.- Расскажите, как проходил полет. - Полет проходил нормально, сэр. Закончив маршрут, я развернул машину на обратный курс и толкнул Джима, чтобы он взял управление. Но Джим не проснулся, и я включил автомат... - Кто такой Джим? - спросил полковник, сидевший справа от генерала. - Это мой второй пилот. - А почему он спал? - спросил полковник, сидевший слева от генерала. - Наверное, перебрал накануне... Я позвонил штурману, хотел уточнить координаты. Только он сказал - загорелся "желтый глаз". - Чей глаз загорелся? - насторожился левый полковник. - Это не глаз, а сигнальная лампа,- разъяснил Ми-зер.- "Желтый глаз" - это мы так называем сигнал. Он загорается, когда бомба отделяется от машины. Я сразу дал газу и стал набирать высоту. Джим проснулся, увидел "глаз", все понял и начал считать... - Что начал считать Джим? - спросил правый полковник. , - Наша "Аида" должна была взорваться через пятнадцать минут после сброса. Мы летели на высоте одиннадцати тысяч футов... В общем, в переговорник я сказал радисту, чтобы он дал радиограмму. И мы сразу сообщили на базу. Вот и все. Долетели до дому, и нас встретила военная полиция-Летчик кивнул на одного из полицейских. - Так почему же все-таки упала бомба? - поинтересовался генерал. Мизер задумался. Его короткий спокойный рассказ будто наэлектризовал комнату, Даже полицейские в касках и те перестали жевать резинку. - Кто ее знает, почему она упала,- наконец ответил летчик.- Они и раньше падали, бомбы. Приезжали комиссии, расследовали. О результатах нам не говорили. - Чтобы сбросить бомбу, надо нажать кнопку или рычаг? - спросил один из полковников. Мизер чуть улыбнулся. Ну и наивный парень! За что только дают чины в пехоте? - Если бы было так просто - все бы сбрасывали,- объяснил летчик.- А они денег стоят, бомбы. С базы идет шифровка по радио, прибор срабатывает, отпирается предохранительное устройство, и тут можно или самому сбросить бомбу, или по радиокоманде с базы. Наши ребята на пари несколько раз нажимали кнопки над Лондоном, над Мадридом, и ничего - никого не взорвали... Ну, а в случае особого задания пилот, разумеется, может сам сбросить... Сквозь закрытые грязные окна, разлинованные прочной тюремной решеткой, едва доносились голоса улицы. Но вот, перекрывая городской шум, постепенно усиливаясь, послышался гул самолета. Он нарастал и нарастал. Мизер повернулся к окну и прислушался. Проследив за его взглядом, прислушались и судьи. Настороженно вытянул шею прокурор. Покосился на решетку в окне адвокат. - Слышите, "Би-52" идет? - спросил летчик.- Низко идет. Может, кто из наших летит... - А если он сейчас нажмет кнопку? - шепнул вдруг прокурор.- Летчик? - А что, вполне,- беспечно ответил Мизер.- Лететь скучно, вот и балуют. Особенно пьяные и сумасшедшие... - А такие тоже летают? - забеспокоился адвокат, оглянувшись на своего подзащитного. - А куда их девать? Летит и летит, хорошо взлетает, хорошо садится. А что он сумасшедший-так снизу не видно... Гул самолета стал удаляться. Еще раз посмотрев на грязное окно, генерал постучал карандашом по столу. - Мы несколько отвлеклись,- заметил он.- Итак, Мизер, вы утверждаете, что для падения бомбы нужна радиокоманда с базы... - Обязательно! - кивнул обвиняемый.- У командира . базы есть специальный пульт. Он заперт. Ключи командир носит на цепочке на животе. Даже спит с ними. Говорят, несколько лет назад один парень спер ключи, но открыть пульт не успел. Часовой помешал. Так тот парень исключительно гениально воровал. Второго такого во всем соединении но было. Ну, его сразу же во Вьетнам отправили. Там и пропал, а способный человек был... Мизер рассказывал часа полтора. Он вспомнил все случаи, связанные с падением бомб, которые когда-либо происходили в военно-воздушных силах. Слушали его с интересом, не перебивали, даже разрешили сесть и закурить. После небольшого перерыва выступил прокурор. Он произнес напряженную гневную речь, после которой всем стало сразу ясно, что Мизер - отъявленный прохвост, пытавшийся свалить вину на командира базы. Речь прокуро-,, ра всех встряхнула. Полицейские энергично зашевелили, челюстями, судьи за столом подтянулись, адвокат кисло улыбался. Когда прокурор подошел к заключительной части речи и сообщил, сколько стоит "Аида" и во сколько обойдется -ее потеря каждому налогоплательщику, в комнате явственно запахло смертным приговором. - Роняя бомбу в одной точке земли, этот тип уронил престиж наших вооруженных сил на всем земном шаре! - закончил прокурор. Его указательный палец грозно нацелился в поникшего Мизера; - На стул его! На стул!.. Мизер крепко уцепился за табуретку...
