Все началось со лжи
Начало
Я стояла у плиты и жарила котлеты. Рассеянный взгляд был устремлен в кухонное окно, прошелся там по еще заснеженным кустам и газонам, а потом как приклеился к пересечению почищенных дворником от снега асфальтовых дорожек. Обычно я туда смотрела, когда ждала мужа домой с работы. Возвращаясь после трудового дня, он всегда, приближаясь к дому, проходил именно там. Сейчас было еще слишком рано, чтобы поглядывать в ту сторону. Поэтому я отговорила себя интересоваться тем направлением и перевела взор на плиту, где в кастрюльке кипела отварная картошка, и скворчало масло на сковородке.
Эта кухня и эта самая плита были моим рабочим местом уже более семи месяцев. Ровно столько было сроку нашему браку. Мой супруг, инженер-технолог на московском заводе, был человеком исключительной пунктуальности. Сразу после работы он всегда спешил домой. И если я не давала ему никакого задания, а именно, возможно зайти в магазин за хлебом, там, или еще какой необходимой малостью, то всегда в одно и то же время выходил из маршрутки, делал с десяток шагов до того самого пересечения дорожек и задирал голову в направлении нашего дома. Его взгляд каждый раз устремлялся к высокому десятому этажу, находил родные окна и меня, его жену, в одном из них. Дальше шел неизменный ритуал помахивания рукой. Он не нарушился ни разу за все семь месяцев. Это сколько же было в маханиях? Если было считать, что в месяце от двадцати до двадцати трех рабочих дня, то всего получалось… Довольно много.
Я повздыхала немного над своими подсчетами, а потом заставила себя снова заняться приготовлением ужина. Потыкав вилкой картофелину, пришла к выводу, что она еще совсем сырая. Поэтому снова прикрыла крышкой кастрюльку и сделала нагрев конфорки поменьше, чтобы вода не выплескивалась на керамическую поверхность плиты. После этого занялась переворачиванием котлет. Их румяные бока радовали глаз, и уже минут через десять сковороду можно было снимать на специальную подставку.
Выходило, что мне еще и оставалось только сделать овощной салат. Достала из холодильника огурцы и помидоры, а вместе с ними укроп, помыла под проточной водой, немного подсушила, после чего принялась все нарезать и смешивать в объемной миске. Муж не любил, когда я заправляла овощи сметаной или майонезом. Ему нравилась заправка растительным маслом. Чтобы ему угодить, я тоже приучила себя именно к такому салату. Почему поменяла свой вкус? Сама не знаю. Просто подметила, что ему это было приятно. А раз от меня требовалась такая малость, чтобы угодить хорошему человеку, то почему бы не сделать этого?
Мне отчего-то вспомнилась наша первая встреча с Виталиком. Поневоле, на губах моих заиграла улыбка. Какой маленький и скромный эпизод в жизни, а каким поворотным он оказался, подумать только. Представьте, август месяц, сквер в три часа дня. К этому времени мамочки с колясками, неизменные обитательницы кусочка природы в душном летнем городе, разбредались до вечерней прохлады по домам. Почти все дорожки были пустынны и в моей полной власти. В моей и Ричарда. То есть я гуляла там со своей собакой. Вернее, с таксой. Выделяю породу не случайно. Потому что еще Чехов сказал, что есть люди, есть собаки и есть таксы. Так вот, хочешь, иди прямо, а можно было свернуть на боковые тропы, и никому мы с ним не мешали. В эти часы я спускала Ричарда, и он с удовольствием носился по скошенному газону и играл с редкими опавшими уже и подсохшими листьями. А те шуршали, рвались и крошились под его лапами. Обычный день, обычный для нас час, времяпровождение тоже ничем не отличалось от тех, что были накануне и вообще, долгое время до того.
Я присела на скамейку. Ричард поносился еще вокруг немного, а потом тоже попросился на лавочку. Когда в конце дорожки показался мужской силуэт, он насторожился. Поднял острую мордочку с лап, потом и весь приподнялся, сел и принялся водить ушами и всматриваться в том направлении. Я, было, немного удивилась. Обычно мой пес на прохожих не реагировал. Ну, в самых крайних только случаях, если встречались отчаянно трусившие, когда-то напуганные собаками люди. Таких он выделял и относился к ним настороженно. Поэтому я очень удивилась, что мужчина не обошел нас по дуге, как бы увеличивая между нами расстояние, и вообще не прошел мимо, а с интересом стал нас рассматривать, а потом и вовсе подошел поговорить.
А еще меня заинтересовало поведение самого Ричарда. Где-то метров за десять до мужчины он зевнул во всю пасть и с удовлетворенным всхлипом захлопнул челюсти. Вслед за этим улегся снова на лавке и больше, по всему, не собирался поднимать головы, как если бы все дальнейшее его совсем не касалось. И зачем, спрашивалось, переполох устраивал? Зачем вскакивал? Что ушами прядал? Не уж-то нюх потерял? Защитник, липовый! Эти все мысли были немедленно моим питомцем подслушаны. Он скосил на меня глаза, моргнул, потом потряс ушами. А вот уже после этого совсем улегся и даже веки прикрыл, как если бы собирался немного вздремнуть на природе.
– Замечательно смотритесь, – вывел меня из задумчивости приятный мужской голос.
Про этого прохожего я успела забыть, так увлеклась наблюдением за своим четвероногим другом. А он, оказывается, не думал проходить дальше по дорожке, притормозил рядом с нами и замер чуть сбоку, но почти рядом со скамейкой.
– У меня такое впечатление, что вы с ним сейчас общаетесь. Беззвучно, – кивнул в сторону делающей вид, что спит, собаки. – Я прав?
Пришлось поднять на говорившего глаза. А ведь до этого не собиралась удостаивать его взгляда. Думала, пройдет себе мимо, не потревожив моего задумчивого одиночества.
– Мы с ним большие друзья. Наверное, поэтому понимаем друг друга без слов.
Я закончила говорить, уверенная, что на этом и разговор с прохожим закончится. То есть, думала, что теперь уж он непременно пойдет себе дальше. Но тот и не собирался этого делать.
– Вы не станете возражать, если я присяду рядом с вами?
По началу, я замешкалась, прикидывая, как бы сказать, чтобы невзначай не обидеть неповинного человека, что не была расположена к беседе. Но только взглянула на его сутуловатую фигуру, простоватое лицо, чистые серые глаза за толстыми линзами очков, как сразу поняла, что не смогу этому еще более одинокому человеку, чем я, отказать в так ему нужном общении. Поэтому кивнула утвердительно и еще убрала сумку с сиденья, чтобы дать место присесть. Он сел. Затеял разговор про собак. Поведал мне свои наблюдения над некоторыми породами. Был, в целом, безобиден и мил. Вся беседа заняла минут десять, не больше. А потом он поднялся, чтобы проститься.
– Виталик, – протянул руку при прощании. – Было приятно пообщаться. Спасибо, что уделили мне время. Вдруг еще свидимся, как вас звать-величать?
– Александра.
– До свидания, Шурочка.
Такое обращение ко мне никогда меня не радовало. Но из его уст оно прозвучало вполне уместно, и я его приняла миролюбиво. Что еще можно было ждать, если и себя, мужчину за тридцать, с приличным ростом и телосложением, хоть и выглядел при этом как-то нелепо и немного убого, называл ласкательно, Виталиком.
Мы простились на этом, и я была уверена, что больше его никогда не увижу. Но судьба распорядилась иначе. Уже на следующий день мы встретились снова. На том же месте. Опять немного побеседовали. Еще он поиграл с Ричардом в мячик, который пес принес с собой на прогулку, держа в зубах весь путь от дома до сквера.
На третий день все повторилось. Только мы уже здоровались, как старые знакомые. И с собакой у него наметились отношения, очень похожие на настоящую дружбу. Я заподозрила, что пес начал мне изменять. Эта мысль внесла смятение в душу, оттого, наверное, и просидела на лавке надутая на весь белый свет, все, то время, что те двое резвились на газоне по соседству.
– У вас, Шурочка, должно быть, неприятности появились? – устало опустился Виталик рядом на лавку, тяжело дыша при этом.
