Сильвия Холлидей - Обручальное кольцо

Лондон, 1750 год

– Ну и чудачка ты, Пру! Ей-богу, лучше быть шлюхой в Чипсайде,[1] чем каждый день так издеваться над собой!

Пруденс Оллбрайт состроила гримасу своей подруге Бетси, продолжая обматывать вокруг груди широкую муслиновую ленту. Затаив на секунду дыхание, она сделала еще одно усилие и потянула ленту так, что ткань затрещала, а потом завязала концы.

«Жаль, что у меня пышная грудь!» – с досадой подумала девушка, тут же осудив себя за раздражительность: папа был бы ею недоволен. Ведь что Бог ни делает, все к лучшему.

– Бетси, если сегодня вечером разговор в таверне пройдет удачно, я с наслаждением опять надену корсет и красивое платье. Но пока… – Пруденс натянула на себя сорочку и подвязала ее под самым горлом, влезла в нижнюю юбку, а в довершение всего облачилась в ветхое, вылинявшее платье и туго зашнуровала его на груди.

Теперь ее фигурка стала по-мальчишески плоской и худенькой. Завязав на талии старенький фартук, Пру с улыбкой пожала плечами:

– По лондонским докам гораздо безопаснее разгуливать под видом бесполой старухи.

Бетси хмыкнула и протянула руку к скляночке с румянами.

– Может, оно и так, но это занятие неприбыльное. – И она мазнула яркой краской по щекам и в ложбинке между грудями, чтобы придать большую соблазнительность своему весьма скромных размеров бюсту. – Нет, ты только подумай, – вдруг хихикнула она. – Я из сил выбиваюсь, чтобы моя грудь выглядела повнушительнее, а ты, у которой этого добра в избытке, мучаешься, скрывая свои прелести.

Пруденс закрутила длинные темно-рыжие волосы в узел, заколола его на макушке маленьким гребнем и надела парик, с которого свисали седые, засаленные космы. Сверху она водрузила большую грязную шляпу с лентами по бокам, которая почти полностью скрывала ее свежее, юное личико, а потом завязала на груди изодранную косынку.

– Но, Бетси, что еще мне остается делать? – со вздохом сказала Пру.

Бетси фыркнула, показывая, что ее терпение истощилось.

– Клянусь всеми знаменами Тауэра, надень-ка нормальное платье и идем вместе – прогуляемся по улицам! С такой-то мордашкой ты и моргнуть не успеешь, как заработаешь на билет до Виргинии. Это куда лучше, чем строить из себя старую каргу и продавать всякую мелочь, урывая фартинг здесь, фартинг там.

– Господи помилуй! Ты же знаешь, я никогда не смогу стать портовой шлюхой и… – Пруденс запнулась. В целом мире Бетси была ее единственным другом. К кому еще она обратилась бы за помощью, приехав в Лондон? Нет, Пру совсем не хотелось обижать Бетси резкими словами. А кроме того, если верить подруге, то выходит, что ей нравится эта профессия.

Бетси прищелкнула языком.

– О, Пру, ты всегда была скромницей. Еще во времена нашего детства, когда мы жили в Винсли. Ты делала все по правилам, не то что я.

– Ничего подобного! Я тоже безобразничала. И меня не раз запирали одну на маслобойне, чтобы я раскаялась в своем поведении. А иногда мама клала меня на коленку и отхаживала прутиком по заду… Но я старалась не расстраивать папу.

Бетси подмигнула Пру и сказала с усмешкой:

– Ну да, потому-то ты и распевала целыми днями псалмы. А пока ты стояла на коленях в церкви, я украдкой целовалась с деревенскими парнями.

– Меня учили чтить и бояться Господа, – возразила Пруденс. – Разве это плохо? А теперь ты хочешь, чтобы я вмиг все забыла и вышла с тобой на улицу?

– Пресвятая Матерь Божия! Пру, ты рассуждаешь как завзятая девственница.

Пруденс вздрогнула и дотронулась до кольца, подаренного Джеми, чувствуя, как ее щеки вспыхнули от стыда. Буквы «Джи Эй», выгравированные вязью на тусклом золотом ободке, казалось, насмехались над ее надеждами.

– Какую это песню ты, бывало, пела? – ухмыльнулась Бетси и затянула тоненьким сопрано:

– Так и будет! Он на коленях клялся мне в верности. И сказал, что мы обручились пред лицом Господа. Мы уже были бы женаты, если бы Джеми не отозвали на его плантацию в Виргинию.

– Да зачем же твоему распрекрасному лорду Джеми – виконту, как ты утверждаешь, – жениться на деревенской девчонке? Хоть бы и с приданым от деда?!

– Потому что он любит меня! – с жаром ответила Пру.

– А письма, которые ты посылала в Беркшир? Он ведь так и не ответил на них.

– Наверное, Джеми уже уехал в Колонии.[2] И все еще не получил их. – Она вытянула руку, сжатую в кулачок, чтобы Бетси полюбовалась золотым колечком. – Джеми отдал мне свое кольцо. А оно немало" стоит. И сказал, что теперь мы уже как бы женаты.

– Фу! Муж чины всегда платят за благосклонность женщины. Так устроен мир. Подарок – в обмен на твое сокровище. Вот почему лорд Джеми отдал тебе кольцо.

Пруденс вдруг одолели непривычные сомнения. Ведь Бетси гораздо лучше ее знает мужчин. Но Джеми, милый Джеми – он так хорош, и его взор так правдив!..

– Нет, я люблю его! И он меня любит. Джеми обрадуется, узнав, что я не стала ждать его возвращения и отправилась к нему на другой край света, через океан. И он женится на мне. – Пруденс стиснула руки на животе и тут же скорчилась от боли. – Он должен жениться! – Она вздохнула, выпрямилась и с трудом выдавила улыбку: – Ты злючка, Бетси. Того и гляди, я начну сомневаться в моем лорде Джеми. Но чем быстрее я двинусь в путь…

– Тогда заложи свое кольцо, – сухо посоветовала Бетси.

– Сохрани Господи! Кольцо, которое дал мне Джеми? В тот день он поцеловал меня и… – Пру снова залилась румянцем и умолкла.

Ее подруга усмехнулась – лукаво и многозначительно, как опытная женщина.

– Тебе понравилось? Ты никогда не рассказывала мне об этом.

Пруденс отвернулась. Ее лицо горело как маков цвет. Только дважды они с Джеми были близки. Склон холма, мягкий дождичек; все вокруг окутано туманом; овцы, которые тыкались носом в ее ноги… комья грязи, прилипшие к юбке… а потом страх и боль.

– …Его слова и поцелуи были полны искренних обещаний, – пробормотала она.

Бетси крепко ухватила Пруденс за плечи и повернула лицом к себе.

– А все остальное? – спросила она, скептически приподняв брови.

– Я… я очень боялась, что нас кто-нибудь увидит… и конечно же, все это не укрылось от глаз Господа… А второй раз, перед его отъездом… времени было так мало.