Ребекке Селтцнер, за ее неиссякаемую поддержку и любовь
Этот роман, являясь, по сути, плодом художественного вымысла, основывается на реальном факте – открытии изображения рубинового кольца, прятавшегося более пятисот лет под тонким слоем краски на одном из самых чувственных полотен Рафаэля – портрете Форнарины («Булочницы»). Таинственное кольцо было обнаружено под рентгеновскими лучами в 2002 году во время реставрационных работ в палаццо Барберини в Риме. Чья рука скрыла кольцо под краской и зачем это было сделано, навсегда останется для нас тайной. В этом романе представлена одна из возможных версий событий.
Как во всех историях, рожденных воображением, некоторые даты и возраст персонажей изменены, а промежутки времени между событиями сокращены ради цельности сюжета. Связующим звеном между обнаружением кольца и догадками, намеками и гипотезами, которые оставила нам история, послужили писания Джорджо Базари, датируемые XVI веком, исследования Родольфо Ланчиани, относящиеся к XIX веку, и недавняя работа Винченцо Гольцио. Я также признательна Конраду Оберхуберу за материалы исследований, посвященных Рафаэлю и Маргарите.
Выражаю личную признательность профессору Сюзане Салесси, которая терпеливо посвящала меня в нюансы и тонкости итальянского языка и помогла мне с переводом сонетов эпохи Ренессанса, а также Антонио Чинтио, Массимо Авитабиле и Данило Патанэ за безукоризненную организацию моего пребывания в Риме, моему потрясающему редактору Рэйчел Берд Кэйхан за ее искреннее внимание и огромный вклад в создание этой книги и, наконец, Кену, Элизабет и Алексу, которые с радостью делили со мной испытания, связанные с поиском давно забытых подробностей жизни Рафаэля и Маргариты. Ваши целеустремленность и поддержка были источником моего вдохновения.
От чистой красоты твоей трепещет сердце,
Но кисть напрасно тщится.
Лишает сил любовь.
Из сонета Рафаэля, записанного поверх наброскаУкрывшись под темно-синей бархатной накидкой с капюшоном, Маргарита молча стояла и слушала унылый звон колоколов. Звук усиливался, отражаясь от сводчатых потолков холодной приемной. Колокол призывал к заутрене обитательниц монастыря Сант-Аполлония. Складки роскошной ткани, окаймленной завитками золотого шитья, облекали женское тело, низвергаясь великолепным кобальтовым водопадом. Плащ скрывал легендарную красоту своей хозяйки.
Ее лица почти не было видно. Неподвижно, как каменная статуя, она стояла на неровном сером полу из сланца, в тесной комнате с высоким потолком и белеными стенами, на одной из которых висело большое распятие. Двум пожилым монашкам в легких рясах светло-серого муслина с жесткими белыми воротниками и черных апостольниках были видны только глаза гостьи. Обе сестры бросали на нее любопытные взгляды из-за широкого дубового стола.
Глаза Маргариты, темно-карие с золотыми искрами, были способны рассказать многое.
Эти глаза взирали на Рим с десятков великих картин и фресок, с портретов, невинных и соблазнительных. И самое скандальное, с лика Мадонны. Таким вот образом несравненный мастер посмел увековечить черты своей любовницы!
Она молчала. Слова стали ей не нужны, как только он умер. Осталась лишь великая пустота, которая владела ею даже теперь, когда хорошо одетый юноша пытался ходатайствовать за нее перед двумя монахинями.
– Прошу прощения, синьор Романо, но то, о чем вы просите, сейчас невозможно. Мы не можем ее принять.
– Но мастер Рафаэль просил об этом еще две недели назад! Я сам привозил сюда его письмо!
– Мне очень жаль, но нам напомнили о том, что не в наших правилах принимать в сестринскую общину женщину, снискавшую столь дурную славу, с тем чтобы, как было заявлено в прошении, оказывать ей защиту и покровительство. Во всяком случае, пока она не покается в своем греховном прошлом.
– Но мы уже договорились, что она поселится здесь после его смерти! И не прозвучало ни слова о том, что обязательным условием для этого будет публичное покаяние!
Аббатиса издала сиплый вздох, затем кашлянула, прикрыв рот рукой в жгутах выпуклых вен, и склонила голову набок, чтобы выслушать замечание соседки.
– Возникли возражения против ее присутствия здесь, – произнесла она чуть погодя.
– Боже, но кто может возражать против того, о чем было договорено заранее?
– Вчера меня навещал кардинал Биббиена.
Маргарита не удивилась, услышав это имя. Воспоминания, как маленькие черные птицы, зачертили крыльями перед ее глазами. Итак, пришла пора расплачиваться за грехи.
– Вы же понимаете, почему он возражает против этого, – не сдавался Джулио.
– Понимаю. Но это ничего не меняет. Кардинал очень состоятельный и могущественный человек.
– Благодаря которому синьор Рафаэль тоже не беден.
– Да, но, как вы сами только что мудро заметили, синьор Рафаэль уже мертв. И даже она не может навеки скрыться от позора, который они сами на себя навлекли.
Пока монахини обменивались непреклонными взглядами, Джулио достал из-под полы темного плаща, расшитого по краю серебряной нитью, черный бархатный кошель с золотыми флоринами. Последние десять лет Джулио провел, удовлетворяя и иногда предугадывая желания и нужды великого художника, и теперь, после его смерти, отдавал ему последние почести с той же преданностью. Широким жестом он бросил кошель на стол между двумя престарелыми монахинями.
– Здесь сто золотых флоринов. И если этого окажется недостаточно, я принесу еще. Мастер хотел, чтобы синьорина Луги нашла здесь кров и защиту после того, как он…
Молодой человек намеренно не стал произносить неприятного слова, и Маргарита знала: это сделано ради нее. Смуглый Джулио, обладатель нежного лица и мягкой улыбки, был не только верным другом и славным человеком, но и талантливым художником. Теперь его, как некогда Рафаэля, ожидало величие. Эта, казалось бы, приятная мысль, несмотря на всю симпатию, которую Маргарита испытывала к Джулио, вызывала горечь.
В свои двадцать шесть Маргарита ощущала себя более дряхлой, чем две престарелые монахини, которые вершили суд над ее жизнью. Да, теперь это была ее жизнь, а тот, кто последние шесть лет оставался единственной любовью и смыслом этой жизни, лежал сейчас в холоде и одиночестве мраморной гробницы. Ему исполнилось всего тридцать семь.
Она на мгновение прикрыла глаза, а Джулио тем временем продолжал торговаться. На самом деле ей было безразлично, что теперь станется с ней. Она могла провести остаток своих дней здесь, в монастыре Сант-Аполлония, или вернуться домой, став достопримечательностью семейной пекарни, если, конечно, ее согласятся принять обратно. Нет, так не должно было случиться. Он еще многого не успел, столько картин остались не написанными… Теперь зодчим нового собора Святого Петра изберут кого-то другого, а великий Рафаэль однажды превратится в простую зарубку на древе истории Ватикана. Так будет, если Биббиена добьется своего.
