Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь

КНИГИ ЖАКЛИН МОНСИНЬИ:

Зефирина. В 3-х книгах:

1. Божественная Зефирина

2. Княгиня Ренессанса

3. Кровавая Роза

Флорис. В 4-х книгах:

1. Флорис, любовь моя

2. Петербургский рыцарь

3. «Красавица из Луизианы»

4. Любовь на берегах Миссисипи

Жорж-Альбер зевал, маркиз дремал, Адриан размышлял, а Флорис мечтал. Сильный толчок подбросил всех четырех обитателей кареты. Удар был силен.

— Будь прокляты эти польские дороги! — выругался Тротти.

— Мне кажется, господин маркиз, что мы сломали колесо в этой поганой луже, — заявил свалившийся с козел кучер.

С жалким видом он стоял перед дверцей кареты, застрявшей в колее, держа в руках сломанный кнут и перепачканную в грязи шляпу.

— О, какая лужа! Да это целое болото! Я переломал себе все кости. Ах! И потом, сколько раз тебе повторять, Клеман, не называй меня больше господин маркиз, и теперь я для тебя его светлость или господин чрезвычайный посол. Ты понял?

— Э! Еще бы, черт побери, господин посол, — покорно ответил Клеман.

— Да нет же, — заорал Тротти, — ты ничего не понял, повторяю: господин чрезвычайный посол. Ах, господа, скоро русские увидят, что такое настоящие французы.

Флорис почтительно внимал, как и подобает молодому атташе при посольстве, однако про себя думал, что время для урока хорошего тона выбрано весьма неудачно. Таково же было и мнение обезьянки — Жоржа-Альбера, — взбудораженной и от этого отчаянно чихавшей. Флорис спрыгнул на ступеньку кареты, самым жалким образом покоящейся на обочине дороги, посмотрел назад и увидел остановившую свое движение длинную вереницу посольских экипажей и фургонов. Сидящие в них секретари и прислуга, поеживаясь от ветра, друг за другом выбирались на грязную ухабистую дорогу.

Адриан направился к Флорису, но тут же наткнулся на Ли Кана и Федора, за которыми в отдалении следовал Грегуар; вся троица уже изрядно волновалась за своих «питомцев».

— С тобой все в порядке, Майский Цветок?

— Не ушиблись, барин? — в один голос спросили Ли Кан и Федор; оба говорили по-французски с акцентом, но каждый на свой лад. Маркиз, все еще цеплявшийся за мягкое сиденье кареты, возвел очи горе: своеобразные повадки и странные костюмы слуг братьев Вильнев-Карамей действовали ему на нервы. Прожив десять лет во Франции, Ли Кан Юн, наконец, согласился в особо торжественных случаях менять свой восточный наряд на платье, отдаленно напоминающее европейский костюм, но при этом он сохранил свою длинную китайскую косу, а в речи постоянно использовал цветистые обороты, свойственные языку «сыновей Поднебесной». Что же касается Федора Тартаковского, то он упорно продолжал носить одежду, принятую у казаков, и его свирепый вид, равно как и болтавшаяся на боку сабля, пугала добропорядочных людей, и без того находящихся под впечатлением иссеченного шрамами лица украинского великана с поблескивавшим на нем единственным глазом. Но и с этими двумя личностями посол готов был смириться: больше всего его раздражал Жорж-Альбер — маленькая обезьянка Флориса. Ее проказы постоянно доставляли массу хлопот, но Флорис, знавший ее с самого детства, привык обращаться с ней почти как с человеческим существом, что вполне устраивало и самого Жоржа-Альбера. Единственным человеком во всем посольстве, к которому посланник действительно относился с уважением, был почтенный интендант Грегуар, имевший благообразное лицо, окруженное ореолом великолепных седых волос. Если бы не он, Тротти был готов поверить, что его величество специально дал ему в сопровождающие шайку разбойников, чтобы провалить его миссию; однако инструкции Людовика XV были четки, и он со вздохом повторил их про себя:

«В качестве посланника вы, господин маркиз Тротти де Ла Шетарди, должны постараться заключить союзнический договор с регентшей Анной Российской[1]. На случай, если это не удастся, я посылаю вместе с вами господ Вильнев-Карамей, состоящих на моей «секретной» службе и официально входящих в состав посольства. Они говорят по-русски и на многих иных языках, но никто не должен об этом узнать. Именно они, в случае необходимости, подготовят государственный переворот, в результате которого на трон взойдет царевна Елизавета, дочь Петра Великого. И тогда мы без помех подпишем столь важный для нас договор».

Несмотря на холод, маркиз вытер пот со лба.

«Да, черт побери, яснее не скажешь!» Он уже сожалел, что согласился принять на себя эту миссию, хотя путешествие их началось всего два месяца назад. Европу проехали быстро и весело. Во всех городах женщины и дети бросали вдогонку карете цветы, мужчины снимали шляпы и долго размахивали ими, оглашая воздух радостными приветственными криками. В Дрездене, например, все просто обезумели от радости.

Маркиз снова высунулся в окно, чтобы посмотреть, подъехал ли Грегуар: интендант был на двадцать лет старше своих спутников и значительно уступал им в скорости. Приблизившись, достойный муж ободряюще улыбнулся Флорису и Адриану и с присущей ему вежливостью воскликнул:

— Надеюсь, ваша светлость господин чрезвычайный посол не пострадал от толчка кареты, а также смею думать, что господин граф и господин шевалье также чувствуют себя хорошо.

Маркиз де Ла Шетарди снисходительно улыбнулся Грегуару и, опершись на его плечо, стал спускаться из кареты, стараясь не запачкать сапог. Внезапно в голове каравана послышался крик:

— Смотрите, там впереди целое войско!

— Они движутся прямо на нас, с копьями наперевес.

— Это разбойники!

— Бандиты!

— Господи, это казаки!

— На помощь, казаки!

Среди посольской прислуги началась паника. Лакеи бросились к фургонам, а горничные, подобрав юбки, с визгом разбегались во все стороны. Повара и поварята быстро юркнули под телеги. Оба священника бухнулись на колени, взывая к помощи Неба, секретари попрятались под сиденья, а солдаты охраны, успевшие сбегать в ближайший лесок для удовлетворения определенных потребностей, подтягивая на ходу штаны, бегом возвращались обратно, чтобы получить надлежащие распоряжения маркиза. Флорис и Адриан вооружились пистолетами, посол обнажил свою придворную шпагу, а Жорж-Альбер радостно заскакал по подушкам. «Сейчас будет потасовка! Вот здорово повеселимся!» — казалось, говорил он.