Река Саскуэханна
Колония Мэриленд, 1758 год
«Прошло уже три дня, а я все еще жива…»
Тэсс наклонилась вперед, перенося вес тела на одно колено, с трудом вынула из воды тяжелое весло и вновь опустила его в реку. Всплеск – и ледяные капли окатили с головы до ног ее и того дикаря, что сидел на носу каноэ.
Индеец обернулся к ней, прокричал что-то на своем гортанном языке и угрожающе потряс кулаком. Тэсс и глазом не моргнула. Она высоко держала голову, глядя прямо перед собой вдаль.
«Изверги…» Прошло уже три дня, как дикари во главе с этим зверем со сломанным передним зубом захватили повозку, в которой ехала Тэсс и ее двоюродная сестра Джоселин.
Джоселин… Тэсс старалась не думать о ней. Надо грести. Надо внимательно смотреть на весла. Она понимала, что ходит по острию ножа. Если, не дай Бог, она разозлит их, то Сломанный Зуб тут же перережет ей горло и скинет тело в темную воду реки.
Тэсс не знала, зачем индейцы захватили ее и Джоселин. Она даже и представлять себе этого не хотела. Тэсс, конечно, раньше слышала, что индейцы похищают белых женщин. Некоторых они оставляют у себя как рабынь и держат в своих поселениях где-то на севере. Других продают французам для разврата.
Одно Тэсс знала твердо: надо держаться. Нельзя показывать им, что ты их боишься. Надо думать только о том, как выжить, и это должно придавать силы. Именно так она говорила Джоселин.
Тэсс прикрыла глаза, нахлынули воспоминания, и соленые слезы смешались с каплями речной воды.
Как она старалась помочь Джоселин! Изо всех сил Тэсс старалась убедить ее, что нельзя сопротивляться, что нужно спокойно делать все, что прикажут индейцы. Очень скоро дядя Альберт придет им на помощь. Он приведет солдат, и они спасут их от дикарей. Надо было просто продержаться до их прихода.
Но Джоселин не слушала ее, ее охватила паника. Индейцы тащили их за собой по лесу бегом, и Джоселин не поспевала за ними. Они подгоняли ее ударами, и она громко вскрикивала. Тэсс, стиснув зубы, выполняла все, что ей приказывали. Делала вид, что ей не страшно. Джоселин постоянно плакала, умоляла индейцев отпустить их. Она падала в траву, не в силах выдержать сумасшедшую гонку, рыдала и просила дать ей хоть глоток воды. Она говорила им, что не может больше бежать, что у нее болят ноги.
В какой-то момент она повернулась к Тэсс и сказала… Тэсс уже никогда не забудет эти слова. Она сказала, что лучше умереть, чем терпеть их издевательства.
Слова Джоселин и сейчас эхом отдавались в голове Тэсс. По спине побежали мурашки. Она никогда не сможет забыть то, что произошло потом. Такое не забывают.
На вторые сутки их плена, около полудня, Джоселин села в траву на свою накидку и отказалась встать. Сломанный Зуб заорал на нее и ударил по голове. Даже боль не заставила ее подняться. Тэсс стала умолять ее встать, но индеец оттолкнул ее и приказал идти вперед. Тэсс поволокли по тропинке. Джоселин и Сломанный Зуб остались одни. Тэсс кричала кузине, что надо подняться и идти, но Джоселин молчала.
Первый страшный вопль Тэсс услышала сразу же, как только они скрылись из виду. Тэсс рванулась было назад, но ее повалили на землю. Ее избили, скрутили запястья веревкой и потащили за собой, как скот.
Тэсс показалось тогда, что Джоселин кричала целую вечность. Но гораздо страшнее была внезапно наступившая тишина. Тэсс затрясло. Она поняла, что это – конец.
«Только не думать сейчас об этом. Надо просто грести, – повторяла про себя Тэсс. – Теперь Джоселин уже никто не поможет». Доказательством этого был окровавленный белокурый скальп, который Сломанный Зуб заткнул себе за пояс.
Тэсс понимала, что теперь надо думать о том, как убежать от этих зверей. Ее им не удастся сломить. Тэсс дала себе слово, что у Сломанного Зуба никогда не будет болтаться за поясом ее рыжий скальп. Надо думать как можно быстрее. Чем дальше они уплывают, тем меньше у нее остается сил, тем труднее ей будет найти дорогу к дому дяди Альберта.
На дне каноэ скопилась вода. Одежда насквозь промокла, ноги затекли, она пыталась размять их. Тэсс украдкой глянула через плечо назад. «Думай, думай!» – твердила она себе. Всего было три каноэ. Они двигались цепочкой, одно за другим. Индейцев – тринадцать человек, чертова дюжина. Тэсс находилась в последнем каноэ вместе со Сломанным Зубом и еще двумя дикарями. Она будто со стороны видела, как ее весло размеренно то поднимается над поверхностью воды, то снова исчезает в глубине. Руки ныли от напряжения, но ей не привыкать к тяжелой работе.
«Думай, думай быстро! – снова твердила она себе. – Я умею хорошо плавать. Так почему бы просто не прыгнуть в воду и не испытать судьбу? В этом месте река широкая, но индейцы правят почти у берега. Если поглубже нырнуть, то им придется подождать, пока я вынырну, и только потом пуститься в погоню. А если удастся доплыть до берега, то можно скрыться в густых зарослях. Руки свободны, можно бежать очень быстро».
Тэсс разглядывала сзади Сломанного Зуба. Его голова была чисто выбрита, и только на макушке, как петушиный гребень, торчал клок смоляных волос. Господи! Она отдала бы все на свете, только бы повесить этот дурацкий хохол на свой пояс.
Тэсс продолжала грести, думая о побеге. Если она прыгнет с лодки, выбор у нее будет невелик: либо она соберет все силы и, глубоко нырнув, спасется, либо… Она заставила себя не думать ни о чем другом. Ну и наплевать, что у них луки! Правда, каково ей будет плыть, ожидая получить стрелу?
Тэсс посмотрела на реку, она становилась гораздо шире. Первое каноэ вдруг стало рулить прочь от берега. Нельзя ждать! Если она промедлит, ей уж точно не добраться до берега живой.
Тэсс крепче сжала в руке весло и сделала глубокий вдох.
* * *
Ворон и его брат Такуко шли вдоль берега великой реки Саскуэханны. Они давно приметили могауков, которые плыли вдоль берега в своих ярко раскрашенных каноэ.
С ними была белая женщина. Таких братья раньше не видели никогда. У нее были необычные волосы – огромная копна огненно-рыжих кудрей. Она стояла на коленях в последнем каноэ: спина прямая, руки гребли с тем же ритмом, что и руки индейцев.
Братья следили за могауками с самого утра. Они наткнулись на их лагерь и решили пойти за ними, чтобы проверить, не направляются ли враги на юг, в сторону их родной деревни.
– Брат, могауки правят к середине реки, – прошептал Такуко. – Они уходят к себе, на север. Видно, устали от убийств и разбоя. Хотят отдохнуть в своих вигвамах. Они не пойдут в нашу сторону. Теперь мы можем спокойно повернуть обратно, домой.
Ворон пробирался по прибрежным зарослям вслед за братом, не отрывая глаз от каноэ с рыжеволосой женщиной. Еще утром, когда они наткнулись на могауков, он подумал, что, может, стоит попытаться отнять эту женщину у них. Она явно была их пленницей. Но могауков было тринадцать, а их всего двое. Ворон понимал, что нельзя атаковать их без подмоги, вдвоем. Такуко сказал, что такова судьба женщин – быть взятыми в плен врагами.
