Кэтрин КОУЛТЕР
ХОЗЯИН ВОРОНЬЕГО МЫСА
Рынок рабов в Каган-Русе, Киев, 916 г.
"На рынке, где продают рабов, всегда так мерзко пахнет”, – подумал Меррик. Хорошо, что день только начался, еще прохладно, и легкий ветерок, поднимающийся от Днепра, обвевает десятки давно немытых тел. Стоял июль: Вода вдоль берега текла ровно и спокойно, вернувшись в широкие берега Днепра, ледяные поля окончательно растаяли и сошли еще месяц назад. Весенний разлив утих, и река очистилась.
Солнце только вставало над Киевом, яркий золотой отблеск ложился на бесконечную череду бесплодных холмов к востоку от города. Вонь от заношенной за зиму одежды и неухоженных тел не коснется чуткого нюха вплоть до полудня даже здесь, на рабовладельческом базаре. Если что и может сейчас оскорбить, человеческие чувства, так это зрелище людского несчастья, но в подобном месте ничего другого и не ожидаешь увидеть, все вроде бы к этому привыкли.
Меррик Харальдссон расстегнул тяжелую серебряную пряжку и высвободил ее острое жало из мягкого бобрового меха шубы. Перебросив шубу через руку, он направился к кругу, где расставили рабов. Меррик только что сошел со своего судна “Серебряный ворон”, оставив ладью у длинного деревянного причала перед самыми воротами Киева. Теперь Меррик уже не обливался потом, хотя ему и пришлось взобраться на крутую горку, к тому же он спешил, чтобы прийти на рынок как можно раньше и выбрать для матери подходящую рабыню, иначе, того гляди, лучших раскупят и останутся лишь больные да неказистые.
Рынок вынесли за пределы Киева. Ему дали имя “Каган-Рус” – так звали правителя города, – поскольку налоги с каждой покупки шли прямиком в объемистые карманы этого князя. Меррик обернулся к Олегу. Они росли вместе, дерзкие, отчаянные мальчишки, рвавшиеся во всем обогнать старших братьев, построить ладью для торговых и боевых походов, накопить серебра, разбогатеть настолько, чтобы обзавестись собственной усадьбой и когда-нибудь, в далеком туманном будущем, о котором они не слишком-то и задумывались, стать еще более могущественными и именитыми хозяевами, чем их отцы и старшие братья-наследники.
– Я выберу рабыню, и мы сразу вернемся на корабль. Приглядывайся к ним внимательно, Олег, я не хочу привезти матери какую-нибудь неряху, но мне ни к чему и этакая быстроглазая девица, которая вздумает подвергнуть испытанию супружескую верность моего отца. Он уже тридцать лет не заводил наложниц, не надо менять добрые привычки.
– Стоит ему только глянуть с интересом на другую женщину, и твоя мать размозжит ему голову, сам понимаешь.
Меррик ухмыльнулся:
– Моя мать – женщина сильная и решительная, но надо ведь подумать и о жене брата. Сарла – девушка тихая, застенчивая, и любая умная женщина сможет взять верх над ней, даже рабыня.
– Твой брат ненасытен, ему даже необязательно, чтобы женщина была красива. Вот Кейлис, бесспорно, хороша собой, хотя ее сыну уже около десяти, а Мегот, которую он тоже частенько затаскивает к себе в постель, просто пухленький цыпленок, у нее все три подбородка трясутся, когда она хохочет.
– Верно, верно. Не забыть бы ничего перед покупкой. Матери нужна преданная рабыня, которая слушалась бы только ее. Мама хочет научить ее прясть – у нее-то самой уже болят суставы, и эта работа ей в тягость. Роран говорил мне, что сегодня с утра на рынке будет из чего выбрать, вчера привезли новых рабов из Византии.
– Да-да, из огромного золотого Миклагарда. Как бы я хотел сплавать туда, Меррик. Говорят, это самый большой город, какой только есть на земле.
– Трудно поверить, что там и вправду живет полмиллиона человек. Надо нам в будущем году построить ладью покрепче, ведь ниже Киева течение и прибой ужасно свирепые. Там семь быстрин, одна другой хуже, волоком идти тоже опасно: по всему течению Днепра расселились дикие племена – только и ждут, когда гребцы выйдут на сушу протащить ладью мимо порогов. А мы лучше присоединимся к какой-нибудь торговой флотилии, и тогда нам сам черт не страшен. Я не собираюсь рисковать жизнью лишь ради того, чтобы выйти к Черному морю и поглазеть на Миклагард.
– Неужели? – Олег теперь откровенно смеялся. – Ты переговорил с другими купцами, ты все продумал, верно, Меррик?
– Ну да, я готовлюсь к такому путешествию. Но пока что мы с тобой, Олег, разбогатели, торгуя в Бирке и Хедебн, поскольку там нас знают и готовы иметь с нами дело. За ирландских рабов мы выручили намного больше серебра, чем я рассчитывал. А в нынешнем году мы нажились, продавая лапландские шкуры в Старой Ладоге. Помнишь того человека, который забрал у нас все гребни из оленьего рога? Он сказал мне, что у него в доме очень много женщин, и все они требуют такие гребни, он говорил, что разорится из-за их волос. Так что поездку в Миклагард мы отложим до следующего года. Наберись терпения, Олег.
– Что я слышу? Да ведь ты сам туда рвешься, Меррик!
– Ничего, переживу. Когда вернемся домой, будем богаче, чем наши отцы и братья. Мы сколотили целое состояние, друг, и нам теперь никто не указ.
– Не забудь и про тот изумительный голубой шелк из Халифата – во всяком случае, старый Фиррен говорил, что его привезли прямиком из Халифата.
– Старый Фиррен и соврет – недорого возьмет, но ткань и вправду прекрасная.
– Тебе по душе даже его ложь. Шелк – твоей невесте, так? Теперь заведешь собственное хозяйство, а, Меррик? Или думаешь поселиться вместе с женой у ее родителей?
Меррик нахмурился в раздумье. Зимой отец затеял переговоры с Торагассонами, не удосужившись даже поинтересоваться мнением сына до того дня, как родители договорились между собой. Меррик был едва знаком с семнадцатилетней Леттой, он сердился на отца за то, что тот так своенравно распорядился его судьбой, – ведь Меррику, как никак, уже стукнуло двадцать четыре года. Но спорить с отцом он не стал. Девушка казалась милой, тихой, приданое за ней значилось изрядное. Надо будет повнимательней приглядеться к ней и решить. Вот только если Меррик возьмет в жены Летту, то придется оставить усадьбу отца, где поселился старший из его братьев, Эрик, со своей женой, тихоней Сарлой. Они уже два года как женаты, усадьба после смерти стариков останется им. У них, разумеется, будет много детей, и вскоре не хватит места для всех людей, принадлежащих отцу и Эрику. А если там в придачу начнут толпиться дружинники и рабы Меррика?!
Меррик печально покачал головой. Ему не хотелось покидать родной дом, но, женившись, он обязан будет куда-то уехать со своей женой, в Вестфольде уже не осталось земли, пригодной для вспашки. Средний брат, Рорик, нашел себе Соколиный остров у самого побережья Британии и живет там припеваючи. Все так, но вот бы еще хоть ненадолго задержаться дома… Меррика даже не радовала Мысль о том, что он накопил вполне достаточно серебра, чтобы обзавестись собственным домом.