Эдит Лэйтон - Знатный повеса

Девушка совсем неплохо проводила время… пока не заметила, что мужчина наблюдает за ней, и не сообразила, что не только он, но и остальные — тоже. Его-то можно было просто проигнорировать, благо что-что, а это до сих пор удавалось. Но вот с тем, что другие обратили на них внимание, — с этим компаньонка не могла не считаться. Поэтому, высоко подняв голову и повернувшись к свету, она открыто — и с достоинством — взглянула на мужчину.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не выказал ни смущения, ни растерянности и не спешил отвести взгляд. Напротив, приподняв бровь, изобразил что-то вроде короткого поклона. И продолжал смотреть… Такого на ее памяти еще не бывало.

Кровь прилила к щекам, сердце почти остановилось, но ум оставался ясен: бал продолжается. Ярко горели свечи в люстре, все так же скользили по паркету танцующие пары. Вместе с ней за этим красочным зрелищем наблюдали сидевшие рядом достопочтенные вдовы некогда важных сановников, пожилые дамы, сопровождавшие юных леди, старые девы и барышни, оставшиеся без кавалеров. Это было похоже на спектакль: одни — зрители, другие — актеры на подмостках. Присутствие на балах в качестве зрительницы стало для Бриджет уже привычным. Вот так она обычно и сидела — всегда в тени. И как его угораздило разглядеть ее здесь? Увы, как-то угораздило.

— Нечего строить глазки джентльменам! — послышался пронзительный шепот тети Генриетты.

— Это мне строят, — равнодушно ответила Бриджет. — Я только посмотрела в ответ.

— Да что ты говоришь! — ехидно заметила ее тетя, отчетливо выговаривая каждое слово. — Не глазела бы сама, так и не знала б, что на тебя смотрят. Будешь мне объяснять!

Против этого трудно было что-либо возразить, и Бриджет совсем сникла. Конечно же, ее взгляд был прикован к нему.

Едва он вошел, как в душной зале будто повеяло прохладным дыханием ночи. Она сразу увидела его, да и большинство женщин мгновенно обратили внимание на этого необычного мужчину. Но не потому, что он двигался мягкой поступью, словно хищник, подкрадывающийся к облюбованной им жертве. И не потому, что его темноволосую голову было легче разглядеть, так как он был выше многих кавалеров в зале. И вовсе не потому, что его лицо выглядело таким загорелым по сравнению с модной бледностью Лондонцев. Причина также состояла и не в том, что он был очень красив, отнюдь. Ни прямой нос, ни четко очерченные скулы, ни удлиненные, насмешливо прищуренные глаза не делали его писаным красавцем, однако придавали ему дьявольскую привлекательность.

Светский лев перехватил ее откровенный взгляд и теперь смеялся над ней. Бриджет прикусила губу.

— Это Синклер, — зашептали женские голоса вокруг.

— Виконт? Здесь? Должно быть, высматривает себе супругу!

— Синклер-то? Супругу? Интересно только знать чью!

— Не говорите ерунды! На такие мероприятия с неблаговидными намерениями не приходят. Даже Синклер знает, что это не дозволено. Я слышала, он подыскивает себе невесту.

— Неужели? — проворковала леди, сидевшая рядом с Бриджет, и принялась с интересом вглядываться в обсуждаемого мужчину. — Тогда почему он смотрит на?.. — И обратила недоумевающий взгляд на Бриджет.

Для тети Генриетты этого было более чем достаточно.

— Бриджет, — сказала она убийственно холодным тоном, — по-моему, твоя кузина озябла. Ты знаешь, как коварен ночной воздух, а она такая хрупкая. Принеси ей шаль.

Бриджет тотчас встала.

— Погоди! — остановила ее тетя Генриетта. — Только не в гардеробную. Я вспомнила, Сесилия оставила шаль в карете. Пойди в холл и скажи лакею, пусть разыщет кучера и велит принести. И дожидайся его там. Поняла?

Все было яснее ясного. Ее специально вежливо выставили. Дали понять, что она должна сидеть в холле до тех пор, пока не придет время ехать домой. И тетя, и сама Бриджет прекрасно знали, что кузина Сесилия в этот вечер не брала с собой шаль. Да и зачем? Стояла середина теплого мая.

Опустив голову и глядя под ноги, чтобы никого не видеть, бедная компаньонка быстро направилась к выходу.

Бриджет не жалела, что пропускает танцы. Вряд ли кто-нибудь пригласил бы ее. Она хоть и приходилась кузиной молодой респектабельной леди, сама была и не так молода, и не принадлежала к тому же обществу, что ее родственница. В отличие от последней, у Бриджет нет и гроша за душой, но, к несчастью, есть более чем очевидный физический изъян. Потому как невеста она совершенно не котировалась. Зато отлично годилась в компаньонки, коей и являлась вот уже семь лет.

За это время ею был почти забыт смысл злосчастного названия, обозначавшего труд, которым приходилось отрабатывать свой хлеб. Причина такого забвения заключалась в том, что все прошлые годы были напрочь лишены дружеских отношений и вообще какого-либо нормального общения. Да и сейчас она оставалась всего-навсего безликим существом, приставленным к молодой леди, чтобы сопровождать ее первые выходы в свет. Но Бриджет не имела ничего против. В самом деле, эта роль была заманчивой. Предыдущие семь лет она провела на побегушках у престарелых родственниц и поэтому сейчас чувствовала себя вступающей в новую жизнь. Отныне по крайней мере у девушки появилась возможность видеть не только сидящих за спицами, но и танцующих.

Она пробыла в Лондоне всего месяц, но уже чувствовала себя счастливой. Во всяком случае, с тех пор как она лишилась отца и оказалась на попечении его, мягко говоря, не очень отзывчивой родни, бывали времена, когда Бриджет жилось намного хуже. Удивительно, что родственники вообще согласились приютить ее у себя. Ведь отца с того самого дня, когда он женился на матери Бриджет, отлучили от дома. Однако они не оттаяли настолько, чтобы предложить кров и его вдове.

Впрочем, это не имело особого значения. Мать решила в любом случае отправиться к себе на родину, в Ирландию. А Бриджет — в ту пору ей уже исполнилось восемнадцать — не желала быть в тягость матери. Движимая надеждой и стремлением познать мир, девушка приняла предложение родственников по отцовской линии.

Бриджет никогда не была для них обузой. Первые две года ее использовали в качестве бесплатной сиделки кузины Сильвии, затем взяли компаньонкой к вечно брюзжащей кузине Элизабет, потом наступили ужасные годы в изгнании на севере, подле душевнобольной кузины Мэри. Бриджет не ушла от нее по одной-единственной причине — из сострадания. Когда знаешь, что человек не в своем уме, легче простить ему непристойности. Кроме того, с возрастом кузина Мэри теряла память и все реже говорила о тех неприличных вещах, которые любила делать в прошлом.