Колеса Судьбы пришли в движение…
Так все началось.
20 ноября 1835 года.
День был великолепный: прохладный, бодрящий. Один из тех поздних осенних дней, когда окружающий вас ландшафт кажется истинным раем. Через этот рай тянулась хорошо утрамбованная тропа для конных и пеших. Сосновые иглы устилали землю упругим желтовато-зеленым ковром. За деревьями поблескивали чистые воды ручья; над ними плавно колыхались головки орхидей. Вдоль ручья высились кипарисы вперемежку с могучими дубами, покрытыми бледно-зеленым лишайником. Воздух был напоен свежим дыханием осени. Еще недавно здесь стояла удушающая жара, но и тогда путник мог найти желанный отдых под прохладным сводом зеленых ветвей, клонившихся к прозрачной воде.
Кругом – необозримые просторы: топи, болота, реки, окружающие плодородные земли. Равнина то слегка поднимается, то спускается к берегам рек, где кишмя кишат аллигаторы, постоянно занятые охотой на птиц, яркое оперение которых контрастирует с однообразно зеленым или коричневато-землистым фоном ландшафта. Здесь не так уж много бизонов, гораздо чаще встречаются олени, кролики, белки, медведи. Невысокие кусты усыпаны ягодами, кокосовые пальмы сгибаются под тяжестью плодов… Словом, настоящий экзотический рай, в котором, как во всяком раю, встречаются змеи, подстерегающие не слишком осторожных.
Белый Тигр – это имя ему дали, когда детство закончилось и он, став мужчиной, услышал легкий шорох, доносившийся со стороны кипарисов, и осадил коня. Тигры в этих местах не водились, так здесь почтительно называли могучих пум, и Белый Тигр с благодарностью принял свое новое имя.
Он забрался уже далеко в глубь индейской территории – в места, которые знал хорошо, и отчетливо ощущал, что сейчас здесь не один.
Белый Тигр замер. Он был чужд суеверий и капризов воображения. Но сегодня им завладело странное чувство, будто сама Судьба повела его по тропе, с которой свернуть нельзя. Казалось, им управляют какие-то неведомые силы и ему остается лишь повиноваться, и, следовать, куда велено.
Он настороженно прислушался. До него доносилось тихое журчание воды, под легким осенним ветерком трепетала листва. Где-то прокричала птица, а потом раздался голос человека. Ветви слегка раздвинулись, пропуская троих – одного за другим.
Белый Тигр поднял руки над головой, показывая, что не вооружен: его нож был за голенищем, ружье приторочено кожаным ремнем к седлу. Не опуская рук, он соскочил на землю.
– Я один! – крикнул он появившимся мужчинам.
На всех троих были штаны из оленьей кожи и бумазейные рубахи. На плечах у одного из них блестели золотые эполеты, на шее у другого красовались серебряные ожерелья. Судя по внешности, двое были метисами. Тот, что пониже, не сводил с Белого Тигра темных умных глаз. Этот человек сразу обращал на себя внимание даже незнакомых с ним людей. Но Белый Тигр знал, что тот давно уже завоевал право называться вождем и добился этого своими способностями и заслугами. Когда пришла пора расстаться с детством и обрести имя воина, соплеменники назвали его Эйси-Яхоло, Певец Черного Напитка. Для белых же он стал Оцеолой.
Второй метис был почти так же высок, как Белый Тигр, но гораздо моложе. В его мускулистом теле ощущалась ленивая сила и грация. В красивом бронзового оттенка лице словно запечатлелись лучшие черты обеих рас: высокие скулы, благородные линии рта, чистый открытый лоб, прямые, блестящие как вороново крыло волосы и – неожиданно голубые глаза. Воины звали его Бегущим Медведем, ибо, по мнению соплеменников, среди охотников ему не было равных: он превосходил всех в быстроте, смелости и ловкости.
Бегущий Медведь первым молча приветствовал Белого Тигра – обнял его и отступил в сторону. Это он устроил сегодня встречу своих сподвижников с Белым Тигром и, хотя был главой семьи, снискал всеобщее уважение и не сомневался в своих силах и способностях, сейчас предоставил право вести разговор двум своим спутникам.
Один из них, чистокровный индеец по прозвищу Аллигатор, сильный и свирепый, бросил взгляд на Белого Тигра. В его темных как ночь глазах тот не прочел ничего утешительного: ни малейшей надежды на мирный исход противостояния.
Оцеола указал рукой на небольшую поляну, и все четверо опустились там на землю.
– Я прибыл, – начал Белый Тигр, помня, что Оцеола не любит лишних слов, – сообщить, что многие хорошие белые люди, знающие вождя Оцеолу, глубоко сожалеют обо всем.
Тот кивнул. Его спутники не произнесли ни слова. Белый Тигр продолжал:
– Быть может, я знаю чуть больше, чем другие белые люди, об индейском народе, и это дает мне право думать, что Эйси-Яхоло не считает всех белых плохими. Ведь он умный человек и всегда знал хорошие и дурные черты как своего народа, так и белых, и использовал это хорошее во благо тех и других. У него много белых друзей.
– И врагов, – со злостью добавил Аллигатор.
Белый Тигр вздохнул.
– Оцеола, многие добрые люди слышали о том, как ты вонзил свой нож в бумагу с договором, когда Уайли Томпсон потребовал, чтобы ты ушел на запад. Тебе также известно, сколь многие сожалеют, что Томпсон приказал схватить тебя и заковать в цепи.
– Худшего оскорбления нельзя нанести семинолу, – вставил Бегущий Медведь.
Белый Тигр встретил взгляд пронзительно-ярких голубых глаз и склонил голову в знак того, что прекрасно сознает, какое это унижение, для такого умного и мужественного воина, как Оцеола.
– Все договоры – одно вранье! – Взбешенный Аллигатор напоминал сейчас рептилию, носящую такое же имя. – Двадцать лет нам обещали земли, а что мы получили? Ни земель, ни денег! Подыхаем на тех клочках, что у нас остались. А когда уходим в поисках пищи – туда, где есть дичь и рыба, нас оттесняют назад…
Белый Тигр знал, что индейцы нередко крадут у белых скот, чем вызывают понятную злобу, но знал также, как они голодают. Особенно тяжело пришлось им в минувшем году, ибо зима была на редкость холодной и почти весь урожай погиб. Белые тогда думали, что из-за бедственного положения индейцы станут более покладистыми, но вышло наоборот: те еще больше ожесточились.
Белый Тигр поднялся.
– Я привел вам скот. Мои люди гонят его сюда и скоро будут здесь. Мы отдадим его Оцеоле, если он готов принять наше приношение.
– Это гурт из твоего стада? – спросил Оцеола.
– Из моего тоже. И от тех, кто уважает Оцеолу и просит у него прощения за обиду. От друзей, с которыми я тебя знакомил, помнишь?
Лицо индейца смягчилось.
– Но это ведь не извинение от вашего правительства.
