Патриция Грассо
Желание моего сердца
Лондон, 1589 года
Их любовь длилась тысячелетия…
Она улыбнулась ему, а он, увидев издали эту улыбку, почувствовал, как ласковое тепло разлилось в груди. И так было всегда.
Она появилась на свет тринадцать лет назад, и с тех пор Роджер относился к девочке как к сестре, которой у него никогда не было, всегда и во всем был ее защитником. Она же отвечала ему по-детски непосредственным обожанием.
Роджер Дебре стоял на краю залитого ярким летним солнцем сада в имении герцога Бэзилдона и не мог отвести взгляд от девочки, сидевшей на каменной скамье под ветвями плакучей ивы. Легкий ветерок шевелил тонкие, похожие на струйки воды, гибкие зеленые ветви. Блайд всегда напоминала Роджеру изящную, яркую бабочку. Его психея, ведь именно это слово древние греки использовали для обозначения одновременно и бабочки, и души.
Сегодня ей исполняется тринадцать лет, и она покидает мир детства, подумал Роджер. Совсем скоро она превратится в молодую девушку, и множество поклонников будут добиваться ее руки.
Роджер Дебре, молодой герцог, обладающий вторым по величине состоянием в Англии, мог позволить себе все, что только его душа пожелает. А эта девочка с их самой первой встречи нравилась ему больше всего на свете.
Он наслаждался видом великолепного ухоженного сада герцога, удивительной гармонией старых деревьев, коротко подстриженных газонов, многоцветных клумб и сидящей на скамье девочки.
Сегодня он подарит своей психее первый взрослый подарок и поделится с ней радостной новостью — он скоро женится. О, Роджер не мог дождаться минуты, когда сообщит ей это известие.
В этот момент Блайд заметила его и улыбнулась. Ее лучезарная улыбка, словно магнит, потянула его к ней.
— Я знала, что ты придешь, — обрадованно произнесла Блайд.
— Леди Блайд, самый пышный цветок в этом божественном саду не может сравниться с вами. — Роджер церемонно поклонился и поцеловал ей руку.
Его комплимент вызвал легкий румянец на ее щеках, и это не осталось незамеченным Роджером.
— Как дела у нашего придворного орла? — спросила, в свою очередь, Блайд, назвав Роджера тем прозвищем, которое дала ему сама королева Елизавета.
— Твоя улыбка сделала мой день еще прекраснее, — ответил Роджер и тоже улыбнулся. — Откуда ты узнала, что я приеду? Может быть, ты умеешь предугадывать будущее?
— О, я использовала лишь свою наблюдательность, милорд, — улыбнулась Блайд и, кокетливо наклонив голову набок, добавила: — Ты еще ни разу не пропустил мой день рождения.
— Так сегодня твой день рождения? — Глаза Роджера расширились в притворном удивлении. — О Господи, как я мог забыть о таком знаменательном событии?
Блайд рассмеялась тонким серебристым смехом.
— Садись рядом со мной. — Она томно посмотрела на него из-под длинных ресниц.
Роджер про себя усмехнулся: он понимал, что она оттачивает на нем свое женское очарование, но ничего не имел против этого. Он опустился рядом на скамью и невольно залюбовался точеным профилем девочки, обрамленным длинными, сверкающими, как антрацит, локонами. Его ноздри ласкал тонкий аромат розовой воды. Да, Блайд действительно очень красива, и он убьет любого наглеца, который посмеет ранить ее сердце!
— Ты хочешь, чтобы я умерла от нетерпения, ожидая твой подарок? — спросила Блайд и бросила на Роджера еще один взгляд, который, по се мнению, должен быть соблазнительным.
Роджер едва удержался от смеха и, придав лицу многозначительное выражение, ответил:
— Моя дорогая психея, видимо, очень торопится стать настоящей леди.
— Психея?
— Психея по-гречески значит «бабочка». Ты всегда казалась мне яркой, прекрасной бабочкой.
— Психея к тому же означает «душа», — с видом знатока добавила Блайд.
Ее слова удивили Роджера, но тут он вспомнил, что Ричард Деверо, герцог Бэзилдон, настоял на том, чтобы его дочери получили мужское образование.
— А в математике ты разбираешься так же хорошо, как и в греческом? — усмехнувшись, спросил Роджер.
— Не хуже Архимеда, — с вызовом ответила Блайд. — Когда-то мы были с ним знакомы. Скажем так, в прошлой жизни.
На этот раз Роджер не смог удержаться от смеха.
— Иногда ты говоришь странные вещи.
Блайд повернулась к нему лицом и обеими руками ухватила за плечо. В ее глазах был откровенный восторг.
— Угадай, какой подарок сделал мне папа?! — воскликнула она.
— Новое украшение?
Блайд отрицательно покачала головой.
— Лошадь?
Блайд скептически улыбнулась.
— Сдаюсь, — шутливо произнес Роджер. — И что же он тебе подарил?
— Корабль! — восторженно выдохнула Блайд и мечтательно прикрыла глаза. — Красивый корабль.
— Корабль — переспросил Роджер, не веря своим ушам. Что тринадцатилетняя девочка будет делать с этим кораблем?
— Папа отдал мне один из кораблей и лицензию на торговлю шерстью и зерном при условии, что я буду давать ему еженедельный отчет о делах, — объяснила Блайд. — Я назвала корабль «Паларда» в честь одного восточного божества. Папа сказал, что если мое дело будет приносить доход, то на следующий день рождения он подарит мне еще один корабль.
Роджер невольно нахмурился: похоже, получение прибыли было для отца Блайд самой главной заботой. О чем только думает герцог Деверо? Неужели он не знает, что сотни людей будут обречены на разорение и голод, если эта девочка не сможет справиться со своими новыми обязанностями?
— Что-то не так? — с тревогой в голосе спросила Блайд, и Роджеру ничего не оставалось, как только дружески похлопать ее по руке.
— Нет, просто меня удивил подарок твоего отца.
— Конечно, он весьма необычный, — улыбнулась Блайд. — Думаю, твой подарок понравится мне больше.
Роджер молча достал бархатную коробочку из кармана сюртука.
— С днем рождения, моя маленькая бабочка, — сказал он, наклонился и поцеловал Блайд в щеку.
— Благодарю вас, милорд, — смущенно промолвила она, нерешительно дотрагиваясь до коробочки.
— Открывай.
Роджер не спускал с девочки глаз, зная, что этот подарок должен произвести на нее впечатление.
— Святые угодники! — воскликнула Блайд, подняв крышку бархатной коробочки.
Внутри ее лежало ожерелье, представлявшее собой массивную золотую цепь с крестом Вотана. (Вотан — то же самое, что Один, одноглазый бог мудрости в германо-саксонской мифологии. — Примеч. пер.) Сам крест был выложен бриллиантами и аметистами, а в центре сверкал кроваво-красный рубин.
— Это ожерелье достойно самой королевы, — тихо прошептала Блайд, и ее глаза засверкали ярче аметистов, украшавших крест.
