Мадлен Бейкер
Запретное пламя
Онни разу не плакал с тех пор, как вырос. Не плакал он и теперь, стоя перед советом старейшин. Они решали его судьбу. С каменным лицом принял он их решение. Изгнание…
Уже ничего нельзя было изменить.
Молча он оставил вигвам совета и направился к жилищу своего отца. Люди провожали его взглядами, когда он шел по селению. На их лицах читалось сочувствие, но они не заговаривали с ним. Изгнание из племени приравнивалось к смерти, а мертвых следовало избегать.
Слова старейшин звучали в его ушах: «Воин, известный под именем Крадущийся Волк, больше не живет, больше не живет…»
Сестренка, Желтый Цветок, тихо заплакала, узнав о решении совета. Мачеха, Высокая Трава, стояла безмолвно, но горе на ее лице было понятнее слов, красноречивее слез…
Слишком скоро настала пора уходить. Ему не позволено брать с собой ничего, кроме той одежды, что на нем. Он не мог взять ни лошади, чтобы облегчить свой путь, ни пищи, чтобы утолить голод, ни оружия, чтобы защищаться от врагов.
В последний раз он обнял мачеху с сестренкой и вышел наружу. Небо над головой удивительно голубое и чистое – просто дух захватывает. Неподалеку паслось стадо лошадей племени лакота – серые, черные, коричневые пятна в море сочной степной травы.
Стоя около вигвама отца, он долго глядел на деревню, старясь запомнить все до мелочей. Каждый вигвам был расположен на определенном месте, все входы обращены на восток. Жерди для сушки мяса отягощены длинными ломтями бизонины и оленины, вялившейся на солнце. Знакомые запахи жареного мяса, шалфея и табака заполнили ноздри, крики и беззаботный смех играющих детей достигли его ушей.
Он подождал еще немного, не понимая, почему нет отца. Неужели Киллиан Галлахер так стыдится своего сына, что не придет попрощаться с ним? С неподвижным лицом Крадущийся Волк распрямил плечи и быстро зашагал к лесу, что поднимался за селением. Он чувствовал на спине взгляды и ускорил шаг, торопясь укрыться в лесу.
Он догадывался, что там его встретит Летний Ветер, хотя не понимал, как она решилась на это. Она стояла в тени гигантской сосны, где они так часто встречались. Она была воплощением красоты в своей оленьей тунике цвета слоновой кости и расшитых бисером мокасинах. Ее блестящие черные волосы падали на плечи двумя длинными косами. В ее голосе стояли слезы, когда она произнесла его имя.
Крадущийся Волк резко остановился, скрывая под спокойным лицом вихрь чувств, охвативших его.
Они смотрели друг на друга сквозь невидимую преграду, которую воздвигли между ними события двух последних дней.
– Ты теперь меня ненавидишь? – спросила Летний Ветер.
– Нет.
– Куда ты пойдешь?
Крадущийся Волк пожал плечами: кто знает, куда ему теперь идти?
– Прости меня, Крадущийся Волк, – прошептала она сокрушенно. – Я не думала, что все так закончится.
– Неужели? – гнев вырвался из-под маски безразличия, и Летний Ветер отступила, испуганная злым блеском его глубоко посаженных черных глаз.
– Мне и вправду очень жаль, что так получилось, – повторила она. – Пожалуйста, прости меня.
– Скажи это Горбатому Медведю, – холодно ответил Крадущийся Волк, – если он тебя услышит, услышу и я.
Щеки Летнего Ветра покрылись краской стыда. Наклонив голову, чтобы скрыть слезы, она бросилась обратно в селение.
Крадущийся Волк долго провожал ее взглядом. Он любил ее и дорого за это заплатил. Горбатый Медведь теперь мертв, потому что Летний Ветер обманывала их обоих, а он, Крадущийся Волк, лишился дома и семьи. Он клянется, что больше никогда не станет верить женщинам!
С тяжелым сердцем он брел по узкой оленьей тропе через лес, пока не вышел на широкую, покрытую травой равнину, простирающуюся далеко на запад.
Он прошел по ней уже больше трех километров, когда его окликнул низкий мужской голос.
Крадущийся Волк резко обернулся, и на душе у него потеплело, когда он увидел скачущего к нему Киллиана. С гордостью смотрел он, как тот приближается и останавливает свою большую вороную кобылицу. Да, Киллиан Галлахер остался красавцем, все еще сильным и стройным, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет. Он был высок и широкоплеч, с волнистыми каштановыми волосами и бронзовой кожей, загоревшей за последние шесть лет под жарким солнцем Дакоты.
Киллиан улыбнулся, видя облегчение в глазах сына.
– Неужели ты думал, что я отпущу тебя, не попрощавшись? – ласково упрекнул сына Киллиан.
– Я не стал бы винить тебя, – ответил Крадущийся Волк. – Я опозорил нашу семью.
– Ты не опозорил ни меня, ни Высокую Траву, – возразил Киллиан, соскакивая с лошади. – Я всегда гордился тобой, и ты не сделал ничего, что могло бы уменьшить эту гордость.
Крадущийся Волк кивнул, тронутый словами отца.
Двое мужчин молча стояли рядом, зная, что эти недолгие минуты – все, что у них осталось.
– Куда ты пойдешь, мальчик? – спросил Киллиан чуть погодя.
– Не знаю… Наверное, на запад.
– Ага… Может, ты как раз и разбогатеешь на Калифорнийских приисках!
Крадущийся Волк покачал головой:
– Я никогда не мечтал о золоте.
– Верно, – признал Киллиан, усмехаясь, – но горсть-другая монет тебе не помешает, не забывай об этом.
– Я буду помнить все, чему ты меня научил. Киллиан улыбнулся своей красивой улыбкой.
– Не уверен, что я научил тебя хоть чему-нибудь из того, что должен знать честный человек.
– Ты хочешь сказать, что жульничать, спать до полудня и обожать кентуккийский виски – не то, что нужно настоящему джентльмену?
Киллиан нежно похлопал сына по руке:
– Именно это я и хочу сказать, мальчик, хотя первое тебе может и пригодиться, если не сразу удастся найти приличную работу.
Его лицо посерьезнело.
– Мне будет не хватать тебя, сынок.
Его темные глаза задумчиво смотрели мимо сына.
– Я никогда не задумывался о том, как повернется моя жизнь, когда женился на твоей матери. Может быть, мне не следовало жениться на ней, иметь от нее ребенка… Но я любил ее, любил больше, чем ты можешь себе представить. Она была такой нежной, такой прекрасной, тихой… А когда она глядела на меня, я видел весь мир в ее глазах…
Крадущийся Волк ничего не ответил. Он никогда не видел своей матери. Она умерла от лихорадки через несколько месяцев после его рождения. Киллиан нанял женщину, чтобы та заботилась о Крадущемся Волке, а сам каждый вечер искал спасения в вине, пытаясь забыть о молодой и прекрасной девушке-чероки, которая убежала из дома, чтобы стать женой бедного ирландца, и умерла, так и не успев по-настоящему пожить.