Джо Гудмэн
Только в моих объятиях
Июль 1884 года, долина Хадсона
Неподвижность сомкнулась над ним, как кокон. Он упивался ею, точно лист, пьющий солнечный свет — источник его существования в этом мире. Он слышал ровное биение собственного сердца и легкое, едва уловимое дыхание, но не уделял этим вещам особого внимания и позволял телу жить как бы самому по себе, в то время как душа наслаждалась завершенностью и незыблемостью бытия.
Человек сидел на краю камня, возвышавшегося над небольшой заводью. Его тело инстинктивно сохраняло такую позу, из которой при первых же признаках опасности смогло бы развернуться подобно пружине. Однако пока в том не было нужды. К тому же он умел наслаждаться ожиданием.
Вряд ли имело смысл задавать вопрос, чего именно он ждет. Нечто необъяснимое разбудило его интуицию и заставило застыть здесь, на голом куске камня. И он мог ждать так бесконечно, не раздражаясь и не проявляя нетерпения. Напротив, это несло некое предвкушение, словно прилетевший на крыльях ветра аромат цветов — неопределенный, но желанный. Чем дольше он ждал, тем сильнее становилось предчувствие чего-то чудесного. Всего, чего угодно. И с каждой секундой предчувствие становилось все более определенным.
Над водой клубился предрассветный туман. Вокруг заводи росли красные кедры, плакучие ивы и серебристые ели, но даже их густые кроны не могли заслонить сияния солнца. Воздух дрожал от горячих испарений, а поверхность воды ослепительно блестела. Он следил за тем, как множившиеся лучи пробуждающегося к жизни светила зажигают на водной глади все больше и больше ярких звезд, словно в омуте был заключен целый небосвод.
Эта мысль породила первое его движение — легкую усмешку уголком рта. Вряд ли постороннему наблюдателю пришло бы в голову принять эту гримасу за улыбку — и все же она отражала истинную радость, пусть даже угрюмую и тайную. Его нисколько не смущало, что подобным мыслям находится место в его мозгу, — в отличие от большинства окружающих. Ведь считается, что лирические отступления по поводу заключенного в омуте небосвода больше пристали поэту или философу, нежели разведчику, состоящему на службе в армии Соединенных Штатов.
Однако улыбка угасла почти мгновенно, уступив место прежней непроницаемости. Удивительно, но при этом лицо его не превратилось в холодную маску профессионала. Очертания губ не были ни упрямыми, ни мрачными, а идеально вылепленный подбородок не казался признаком заносчивости. Нет, источником непроницаемости черт его лица являлось исключительное спокойствие.
Сквозь рукав промасленного плаща он почувствовал прикосновение горячего светила. Оно поднималось все выше и выше, и вот уже горячие лучи легли на затылок. Мгновением позже они заиграли на его щеке и густых блестящих волосах. Он даже не подумал скинуть плащ или поправить волосы. Жара была не менее желанной, чем неподвижность и ожидание. На миг он поднял лицо навстречу солнцу и, зажмурив глаза, вдохнул его тепло.
Когда он снова распахнул веки, она была уже здесь. Ее слегка закрывали тонкие ветви берез, растущих на противоположном берегу заводи. Путь вниз был вымощен плоскими каменными плитами, образовавшими некое подобие неровной лестницы. Она стояла совершенно неподвижно, крепко сжимая в руках узел с одеждой. Торчавший из него лоскут был ее единственным одеянием.
Поначалу ему показалось, что она застыла так неподвижно потому, что увидела его. Однако уже в следующий миг он понял, что она своей позой совершенно не напоминает застывшую от неожиданности испуганную нимфу. Узел с одеждой не был выставлен вперед для защиты: она просто держала его в руках, не опасаясь за собственное достоинство. Его заворожила эта свободная, целомудренная поза — ясно, что о ней не могло быть и речи, если бы вдруг открылось его присутствие. Да, несомненно, ее неподвижность не имела к нему никакого отношения. Она не подозревала о его присутствии, и он был этому рад. Увы, он понимал, что правила приличия требуют от него иного поведения, и все же позволил на какое-то время взять верх эгоизму. Он объявится, но позже, не сейчас.
Очарование неподвижности исчезло уже в следующий миг, когда она отбросила в сторону одежду. Словно жирное пятно, лег на поверхность опаленного солнечным сиянием камня темный узел. Она явно не подумала об этом, как не подумала задержаться хотя бы на миг, чтобы расправить смявшееся от падения платье. Его даже слегка разочаровало такое безразличие. А через миг он уже не видел ничего, кроме нежной розовой кожи, изящного изгиба плеч и ярких бутонов сосков: не обращая внимания на каменную лестницу, она прыгнула в воду прямо с того места, где стояла, изящно изогнувшись при этом в воздухе и подняв целый фонтан сверкающих брызг.
Она не торопилась возвращаться на поверхность, и он внимательно следил за ее движением под водой. Стройное тело ее казалось не менее подвижным, чем окружавшая его стихия. Оно поражало своей легкостью и изяществом линий. Сдвинутые вместе ноги толкали тело вперед: их движения были ритмичными и возбуждающими. Вот ему показалось, что она должна выглянуть из воды в самом центре заводи, но вместо этого лишь сильнее заработала ногами, и над поверхностью мелькнули только нежные розовые ягодицы. На его лице промелькнула улыбка.
Вынырнув наконец, чтобы глотнуть воздуха, она оказалась прямо под его скалой. Когда она подняла глаза и увидела его, ему было не до смеха. Он так и сидел неподвижно на камнях, словно некая сказочная птица. Это впечатление усиливали распущенные по плечам волосы и спадавший широкими складками плащ. Прямая, несколько хищная линия носа подчеркивала пронзительность взгляда темно-серых глаз.
Он не издал ни звука, просто молча глядел на нее. Несмотря на заливший щеки румянец смущения, она не попыталась ринуться обратно в воду. Не в ее натуре было спасаться бегством, пусть даже вопреки собственному порыву. Она ответила на его взгляд с необычной прямотой и спокойствием.
Он подумал, какой яркий оттенок у ее зеленых глаз и как приятно в них смотреть — точно так же, как заглядывать под полог окружающего их леса. И не спешил прервать созерцание, приносящее столько удовольствия.
— Похоже, вам неведом стыд, — заметила она.
В других условиях или в другом окружении содержащаяся в ее словах кислота запросто разъела бы закаленное стекло. Однако незнакомец лишь улыбнулся в ответ.
— Это столь очевидно? — поинтересовался он.
Ответом ему был взгляд, способный уложить на месте тигра. Но и это его не проняло. Ей хватило здравого смысла оценить, что все преимущества на его стороне. Он стоял наверху, на твердой земле, и, что самое важное, был одетым. Попытки угрожать ему, бултыхаясь в воде, выглядели бы по меньшей мере глупо. Более того — весьма утомительно.
