Легкий румянец, заменивший на щеках болезненную бледность, доказал действие лекарства. Ниниана поднялась с кожаной скамьи.
— Спасибо за помощь, месье! Не смею вас больше задерживать. Всего хорошего!
Лучше было поскорее закончить эту внезапную встречу. В любую минуту он мог сорвать с нее маску! Выдать ее способны и голос, и фигура, и глаза! Ведь он не слепой! Но когда она протянула руку к двери, ее пальцы наткнулись на его правое плечо. Застыв, она ощутила гулкий удар сердца.
— Зачем столь поспешно? Разве вы не убедились, что спешка иногда опасна? Давайте немного поболтаем. Доставьте мне удовольствие познакомиться с вами! Вы ведь не парижанка? Что заставило вас оказаться среди унылой толпы просителей в зале ожидания?
«Поиски вашего будущего шурина, пропавшего без вести мятежника», — ответила Ниниана про себя.
Но вслух она этого произнести не могла. Упрямо разглядывая тяжелые шелковые складки своего платья, она искала отговорку и надеялась, что хрипота в голосе будет объяснена действием крепкого напитка. Для верности она предварительно изобразила кашель.
— Благодарите Создателя, месье, что вам не пришлось оказаться в рядах этих несчастных просителей. Время теперь неспокойное, и не всем из нас, к сожалению, удается держать нос по ветру…
Вместо вежливых слов из уст ее вырвалось горькое обвинение. Опомнившись, Ниниана сочла понятной для себя причину присутствия барона в этом дворце. Он принадлежал к тем, кто виновен в смерти герцога Монморанси и ее отца, кто не посчитался с личными связями и человеческими чувствами. Чем еще отягощена его совесть? Какие планы сорвались из-за него? В каких смертных приговорах он участвовал? Чьи жизни разрушил?
Ее открытое нападение удивило и развеселило наблюдавшего за ней мужчину. До чего же своеобразное, изменчивое, непредсказуемое существо! Еще не совсем пришедшее в себя, охрипшее и растерянное, оно походило на воинственную амазонку. Агрессивную, яростную, полную затаенного гнева. Эмоции преобразили черты ее лица, придав им необычайную привлекательность. Она внезапно стала красивой, однако в зеленых глазах отражалось плохо скрываемое презрение.
— Вы говорите загадками, мадам, но разрешите представиться: я барон де Мариво, — подбросил он ей очередную приманку.
— Шпион на службе кардинала Ришелье!
Хотя Ниниана понимала всю глупость подобного упреки, гнев ее был слишком силен и имел несколько причин.
Прежде всего возмущение тем, что он обвел вокруг пальца отца, а теперь они, к несчастью, зависят от выполнения им своего обещания. И в то же время боязнь признать собственную ошибку. Образ, который она попыталась создать для себя в прошедшие дни, не подходил для бессовестного негодяя.
— Вы всегда торопитесь осудить незнакомого человека? Или мы, возможно, встречались с вами раньше?
Он казался скорее заинтригованным, чем возмущенным.
Вот и расплата за легкомыслие! Ниниана постаралась спасти положение.
— Я умею к двум прибавлять два, месье. Как иначе объяснить ваше хорошее знакомство с тайнами дворца? С его помещениями и с его гостеприимством? Я с полным правом могу полагать, что только ближайшим друзьям первого министра позволено наслаждаться здесь комфортом.
Свободной рукой она обвела вокруг, указывая на турецкие ковры, дорогую мебель и пляшущий огонь в камине.
Он сжал правой рукой ее дрожащие пальцы. Это прикосновение пронзило Ниниану насквозь, а его голос проникал, словно издалека, в ее уши, когда он мягко пояснил:
— Вы заблуждаетесь. Я верный слуга короля и капитан королевской гвардии. В качестве такового мне поручено выполнять особые поручения его Высокопреосвященства. Поэтому я знаком с помещениями дворца. Вы не склонны, мадам, назвать мне наконец свое имя?
Захваченная в плен теплой рукой, Ниниана оказалась беспомощной перёд излучаемым мужским обаянием. Как мозаика, складывались в ее мозгу многочисленные детали, связанные с появлением Мариво. При каждом движении от его темной куртки исходил тонкий аромат полевых трав. Он ласкал обоняние и сильно отличался от стойкого резкого запаха конского и мужского пота, который исходил от одежды ее отца. Очевидно, Мариво не считал, как некоторые, чистоту одежды и тела вредной для здоровья.
— Ниниана, — пробормотала она бессознательно, под действием непонятных ей чар.
Что с ней? Почему биение сердца напоминало оглушительный барабанный бой?
Целуя ее руку, он тихо повторил:
— Ниниана. Имя феи, а не воительницы! Почему мне кажется, что я давно вас знаю, что вы — ответ на вопрос, который я постоянно себе задаю? И почему, Ниниана, в вас столько гнева и ненависти?
Прикосновение его губ к ее руке было учтивым, едва ощутимым. Но ей поцелуй показался ожогом пламени. От него по всему телу распространилось тепло, доходившее до тончайших нервных волокон. Изумление от этого ощущения заставило Ниниану забыть об осторожности, и взгляды их встретились.
Все произошло настолько быстро, что она не успела скрыть удивление, воздвигнуть внутренние барьеры, за которыми могла спрятать свои подлинные чувства.
Черные глаза проникли в глубину ее души и вызвали в ответ страстное желание, о котором она раньше и не подозревала.
Однако и Мариво испытал замешательство, поняв, что внезапно и сам попался в силки. Юный паж из рода Мариво, начавший службу при дворе в 1610 году, в год убийства Генриха IV, за двадцать лет узнал множество людей, в том числе и женщин. До сих пор ему успешно удавалось избегать брачных уз. Но когда-то придется выполнить свой долг и позаботиться о наследнике. Приятная необходимость, если учесть, что будущей супругой будет такая необычайно красивая женщина, как Диана де Камара.
Вот только никакой опыт не мог подготовить его к сочетанию внезапной страсти, забавного сообщничества и искреннего доверия, которые он нашел, заглянув в лучистые, целомудренные, светло-зеленые глаза. Вспыхнувшие в нем чувства никак не сочетались с полученным заданием, но в этот миг он скорее отдал бы свою жизнь, чем согласился исполнить порученное. Как курьезно, опасно, необычно, ново и захватывающе странно все оказалось.
— Нет, нет, пустите меня, прошу вас, мне нужно уходить, — прошептала Ниниана едва слышно.
— Останьтесь, пожалуйста…
Как можно отказать в такой просьбе? Ниниана попробовала взять себя в руки. Перед ней стоял будущий супруг ее сестры, вероломный, напыщенный, самоуверенный аристократ, один из сторонников Ришелье, преследующий лишь собственные интересы. Но с таким же успехом она могла бы сопротивляться зимним ветрам, налетавшим в декабре на замок Камара с Пиренейских гор. Нормальная, здоровая гармония между разумом и сердцем была нарушена его льстивыми словами.
