И когда они подъехали к дому и вышли из экипажа, Хардли только подтвердил правильность ее решения.
– Я надеюсь, общение с Хейвудом не войдет у тебя в привычку, – сказал он таким тоном, который был равносилен приказу.
– К счастью, – с бравадой в голосе отреагировала Селия, – я уже не в том возрасте, когда ты можешь мне указывать, с кем я могу общаться, а с кем – нет. И если бы ты хоть немного знал меня, Стерлинг, ты бы понял, что, если запретишь мне что-то делать, я обязательно, уж будь уверен, сделаю это.
Произнеся это, она ушла так быстро, что брат не успел ничего ответить.
Пока Селия поднималась по лестнице к себе в комнату, улыбка не исчезала с ее лица.
К городскому особняку Хардли Хейвуд прибыл незадолго до пяти часов и осторожно шагнул на вымощенную булыжником улицу. Поводья он отдал ожидавшему лакею и несколько секунд с деланым интересом рассматривал величественное каменное здание, ожидая, пока немного стихнет боль в боку.
Эта боль являлась расплатой за вчерашний вечер, когда он много часов провел на ногах. Зато конечный результат превзошел все его ожидания. Сегодня он получил несколько приглашений и, похоже, был на пути к тому, чтобы занять свое законное место в обществе.
Джонас немного наклонился вправо, чтобы потянуть стянутую кожу вокруг заживающей раны от сабли в левом боку, и направился ко входу в особняк. Фицхью, дворецкий Хардли, открыл дверь раньше, чем Хейвуд успел дотянуться до молоточка.
– Рад снова видеть вас, лорд Хейвуд, – приветствовал он Джонаса.
Джонас всматривался в знакомое лицо. Когда-то он был частым гостем у Хардли, однако с тех пор прошла целая вечность. Все это происходило до смерти Мелисент. До того, как он отправился на войну в Крым. До того, как его жизнь изменилась навсегда.
– Мои соболезнования, лорд Хейвуд, по поводу смерти вашего отца и брата, – продолжал дворецкий, принимая у Джонаса шляпу и перчатки.
– Спасибо, Фицхью. Я сожалею, что в этот момент меня не было здесь.
– Мы все высоко ценим вклад, сделанный вами для своей страны, – промолвил дворецкий.
– Спасибо, Фицхью.
Дворецкий кивнул и отступил в сторону.
– Леди Сесилия сейчас появится. Прошу за мной.
Фицхью проводил Джонаса из холла в очень уютную комнату, отделанную в насыщенных бордовых тонах. Джонас чувствовал себя здесь очень комфортно. И так было всегда. Но только в те времена, когда он считался желанным гостем в этом доме.
Большую часть дальней стены занимал камин, отделанный мрамором, и Джонас медленно пересек комнату. Над каминной доской висел большой портрет, и он, заложив руки за спину, смотрел на изображенных там юного Стерлинга, юную леди Сесилию и их родителей – герцога и герцогиню Хардли.
По портрету сразу было понятно, что от матери леди Сесилия унаследовала приятный оттенок кожи, пшеничного цвета волосы и живые голубые глаза. Пожалуй, даже черты лица Сесилии в точности повторяли материнские.
У обеих были высокие скулы и небольшой вздернутый нос, но больше всего они походили друг на друга острым, проницательным блеском глаз. И художнику отлично удалось передать его в портрете.
Джонас сомневался, что Хардли и его отцу хотя бы раз сходила с рук малейшая ложь. Проницательный взгляд герцогини говорил о том, что она скорее всего знала, что замышлял ее муж, еще до того, как он пытался это сделать.
– Они были удивительной парой, – раздался у него за спиной голос леди Сесилии.
Джонас медленно повернулся и увидел.
На Селии было платье бледно-лилового цвета и подобранная ему в тон шляпка. Цвет отлично подчеркивал мерцающее золото волос. Наряд дополняли светло-серые перчатки и такого же цвета зонтик от солнца.
Она была не просто очаровательна, она была прекрасна. Встреча с леди Сесилией стала для Джонаса одним из самых приятных сюрпризов в жизни.
Он ожидал встретить повзрослевшую копию долговязой надоедливой девчонки, какой Джонас видел ее в последний раз. Вместо этого он обнаружил остроумную молодую даму, которая обладала уверенностью в себе, чем восхищала Джонаса, и силой характера, которую он находил забавной.
Джонас смотрел на нее и улыбался. Ему давно следовало понять, что сестра Хардли никогда не будет отличаться скромностью или страдать отсутствием силы духа. Такую слабую натуру Хардли съел бы живьем.
Возможно, именно поэтому Сесилия до сих пор не вышла замуж. Вероятно, ее сильный характер распугал всех кавалеров. Ну что же, Джонаса это не страшит. Хотя кавалером он себя не назвал бы. Если честно, в нем не было уверенности, кто он такой. Ему не хватало смелости подумать, каких отношений с леди Сесилией он хочет.
И Джонас сомневался в том, что понравится себе, если задумается над этим вопросом.
– Вы с матерью необыкновенно похожи, – сказал Джонас, переводя взгляд на портрет над камином.
– Мне бы очень хотелось этого, – с улыбкой ответила Селия. – Моя мать была незаурядной женщиной.
– А вы считаете, что мало похожи на нее?
Селия округлила глаза, и это подсказало Джонасу, что она как раз убеждена, что обладает совсем не выигрышной внешностью.
– К сожалению, я унаследовала слишком много черт отца, кроме цвета волос и глаз.
– Я прекрасно помню вашу мать и вашего отца.
– Я как раз отметила свой двадцатый день рождения, когда они погибли. Я помню, как Хардли разбудил меня и сказал, что с экипажем произошел несчастный случай, и что мать с отцом уже не вернутся. Хардли держался изо всех сил, но я знала, что ему больно так же, как и мне. Я все время плакала и никак не могла остановиться. А он просил меня не волноваться, поскольку он всегда будет обо мне заботиться. Я ответила тогда, что знаю об этом, ведь он обязан обо мне заботиться. Ведь теперь герцогом стал он.
В голосе Селии зазвучали хриплые нотки, и Джонас опустил глаза, пока она пристально вглядывалась в портрет. Очевидно, сейчас она вспоминала другие времена.
– И что ответил Хардли?
– Он сказал, что будет заботиться обо мне не потому, что он герцог, а потому что он мой брат, – с улыбкой посмотрела на него Селия, но в глазах у нее блестели слезы.
– Стать герцогом Хардли в таком юном возрасте для любого – огромная ответственность.
– Да. Когда Хардли унаследовал титул, ему исполнилось всего восемнадцать. Он сразу сильно изменился.
– Я помню, – медленно сказал Джонас.
– До этого трагического события его отличала такая жажда жизни! – засмеялась Селия. – Вы помните прием, который Хардли планировал устроить на свое восемнадцатилетие?
