Ее интересовало, каким образом он собирается добираться до фермы Коннора. Скорее всего, наймет коляску. А если вздумает ехать верхом, то ей придется седлать для него лошадь, потому что он вряд ли сам умеет это делать. Она сама подберет для него лошадку. Если он извинится перед Ферн за вчерашнее, то это будет Голубой Ветер. Вид у кобылы страшноват, но даже школьный учитель может спокойно ехать на ней верхом. А если он опять начнет ее подкалывать, то Ферн выберет Коротышку. Этот коняга выделывает такие номера, что как только Мэдисон на него взберется, подкинет так, что неженка, точно, улетит через голову. Ну и посмеется же она над ним, когда он будет лежать в пыли.
А что, если он повредит себе что-нибудь?
Она хотела, чтобы страдало его самолюбие, но не его тело. Ведь он же, собственно, не виноват в том, что хочет вытащить своего брата из тюрьмы.
Она посмотрела в окно и увидела своего отца у амбара. Он укладывал на телегу сало, масло, яйца – продукты, которые продавал скотопромышленникам из Техаса.
Вдруг он спрыгнул с телеги и просунул голову в окно.
– Не жди его все утро. Если он не появится через десять минут, начинай заниматься работой.
– Он появится, – сказала Ферн. – Такие типы всегда являются на условленные встречи.
Она, вообще-то, не считала опоздание таким уж страшным грехом: ее отец да и другие мужики частенько опаздывали, а потом бормотали какие-то извинения, вроде того, что они совсем забыли или заговорились с кем-то. Но Мэдисона она хотела бы видеть пунктуальным.
Она не знала, конечно, пунктуален ли он на самом деле, но ей хотелось верить в это. А, может быть, он вечно опаздывает на встречи.
Нет, он не такой. Она знала.
Тридцать минут спустя Ферн ходила взад и вперед возле амбара. Она говорила себе, что время еще не вышло, нечего беспокоиться о Мэдисоне, но на работе сосредоточиться все равно не могла.
И как раз в тот момент, когда она придумывала, как жестоко накажет его, Ферн увидела всадника, приближающегося к ферме. Через некоторое время она узнала Мэдисона. Это не мог быть никто иной. Даже у его старшего брата не было такой прямой, изящной осанки.
А потом она обратила внимание на коня. Мэдисон скакал на Бастере – лучшем экземпляре в платной конюшне Твинз. Большой гнедой мерин был любимцем Тома Эверетта, владельца конюшни. Том почти никому не давал коня напрокат. Это было сильное, норовистое животное, которым нелегко было управлять. Но Мэдисона Бастер слушался, это было видно сразу.
А как Мэдисон сидел в седле! Спина была совершенно прямая. В своей городской одежде, верхом на скакуне, он выглядел замечательно. Ферн припомнила нескольких мужчин, которых она считала красивыми, но все они не шли ни в какое сравнение с Мэдисоном.
Какая жалость, что он – Рэндолф.
Ездить верхом он умел, это точно. Не то, чтобы умение ездить верхом было таким уж достоинством, но надо было видеть, как непринужденно это у него получалось. Она не знала, где он этому научился, но у него явно был навык. Есть ли у него привычка к верховой езде на большие расстояния, она скоро узнает, но в данный момент Ферн уже изменила свое мнение о Мэдисоне. Да, он одет, как богатый бездельник, но верхом скачет, будто заправский ковбой. А, может быть, он вовсе и не пижон?
Конечно же, пижон. Ведь он из Бостона.
Ладно, кто он такой, она еще выяснит. Что толку стоять тут и размышлять на эту тему. Надо седлать лошадь и ехать.
– Нам надо спешить, – сказала Ферн, избегая смотреть в глаза Мэдисону. Она не могла выносить его взгляда, он сбивал ее с толку. – Следуй за мной.
Он не пошевелился.
– Мне кажется, я прибыл вовремя. – Он взглянул на свои элегантные золотые часы. – У нас даже есть пара лишних минут, – сказал он и положил часы в карман.
– У меня много работы сегодня.
– Ах да. Эти бедные быки, которых ты обрекаешь на несчастное существование.
Ферн с трудом удалось подавить приступ смеха, который овладел ею после этих слов Мэдисона. Она, вообще-то, была не из смешливых. Она давно заметила, что все уважаемые люди большей частью выглядят серьезными и даже хмурыми. Поэтому Ферн долго работала над собой, чтобы выглядеть помрачней, и не хотела позволить этому франту свести на нет все свои усилия.
– Кастрированные быки быстро прибавляют в весе и к тому же становятся менее агрессивными. Даже адвокаты из Бостона должны это знать.
– Да, но у меня никогда не было желания прибавить в весе.
– И ты предпочитаешь быть агрессивным.
– Приходится выбирать между первым и вторым.
Он подъехал к ней. Они стояли почти рядом. Ферн была уверена, что он делает это специально, чтобы она не могла избежать его взгляда.
– А мне наплевать.
– Я разочарован.
Ей казалось, что он хотел сказать вовсе не это. Может быть, он флиртует с ней? Он не был таким простым и открытым, как люди с запада, но и на бостонские утонченные манеры это не похоже. У нее сердце екнуло, когда он приблизился. Даже дыхание стало прерывистым. Она сказала себе: не глупи. Он ведь просто дразнит ее. Ему доставляет огромное удовольствие смущать ее.
Он улыбался ей, но во взгляде появилось что-то новое. Она не могла определить, что же это такое. Ей было не по себе. Даже страх какой-то появился. Да как же он смеет запугивать ее!?
– Ты всегда несешь такую чепуху?
– Если бы ты была мужчиной, то не считала бы кастрацию чепухой. Ты знаешь, что делают с мужчинами в Турции? Ну, с теми, которых называют евнухами?
– Я ничего не знаю про обычаи язычников, – заявила Ферн, – и не хочу знать. Если хочешь увидеть ферму Коннора, следуй за мной. А если собираешься торчать здесь и болтать про иностранцев, упоминая места, о которых я никогда не слышала, можешь отправляться назад в город.
Она вонзила шпоры в бока своего коня, и он быстро взял с места в карьер. Это был приземистый добрый и быстрый коняга, более приспособленный для всяких работ на ферме, чем для длительных путешествий, но Ферн чувствовала себя более уверенно на нем, чем, например, на таком большом звере, как Бастер.
К ее удивлению, Мэдисон почти мгновенно нагнал ее и поехал рядом.
– Мне кажется, ты не очень жалуешь иностранцев.
Ферн с грустью подумала, что образования у нее явно не хватает. Она, конечно, старалась учиться, но Мэдисон был куда более образован, она почувствовала себя еще неуверенней. Злоба к Мэдисону росла в ней.
– Я не сомневаюсь, что ты знаешь гораздо больше об иностранцах, особенно варварах, но решай сам: нравятся они мне или нет.
– Как я могу решать такие вещи, если я вообще тебя не знаю? – сказал он. – Откуда мне знать, может быть, ты любишь кастрированных мужчин.
