Люсьен кивнул:
– Я провел во Франции большую часть жизни, а сюда приехал почти тринадцать лет назад.
– Как интересно! Вы, случайно, не знали мою маму когда жили во Франции? Ее девичья фамилия – дю Лак. Мари дю Лак.
– Боюсь, что нет, – протянул Люсьен. – Мы с женой вели довольно уединенную жизнь и в Париж выезжали редко. Ваша мама была представлена ко двору?
Габби покраснела.
– Трудно сказать. Мой отец отказывается говорить о ней.
Люсьен сочувственно кивнул:
– Такое иногда случается – после смерти любимого человека.
В эту минуту в гостиную вошел Кодсуолл в сопровождении трех лакеев, которые несли изящный серебряный чайник и на подносе тарелочки с печеньем и бисквитами. Они поставили все это на небольшой столик в дальнем конце комнаты. Когда Габби уселась в кресло, она увидела, что чайник с заваркой стоит прямо перед ней.
– Могу я… – спросила она, взглянув на Квила.
– Пожалуйста.
– Я еще никогда не пила настоящего китайского чая, – призналась Габби Люсьену. – Те из нас, кто вырос в Индии, слышали, будто китайский чай сродни нектару.
Люсьен вежливо улыбнулся:
– А мы в Англии считаем его жидким золотом. Это только такие, как Квил, и ему подобные, вроде ост-индских грабителей, могут позволить себе гонять чаи с обеда и до рассвета.
Габби осторожно наливала золотистый чай в изящные чашечки.
– Кого вы причисляете к ост-индским грабителям? Меня?
– Вас, к счастью, нет, – засмеялся Люсьен. – Только тех, кто наверху. Заправил Ост-Индской торговой компании. Это они контролируют ввоз чая из Китая.
– Вы грабитель? – Габби изумленно посмотрела на Квила.
Он ощутил озноб от витающего в воздухе неодобрения.
– Чепуха. – Он пожал плечами. – Люсьен преувеличивает – как и все французы.
– Мисс Габби! – пронзительно закричала Феба. – Мисс Габби!
Габби в испуге перевела глаза вниз… О ужас, она забыла поднять носик чайника, когда смотрела на Квила! И теперь чай беспрепятственно стекал с полированного стола на дорогой ковер.
От смущения у нее заполыхали щеки. Она подняла носик вверх, но сделала это слишком резко. Чай изогнутой струей выплеснулся наружу и залил весь перед ее нового платья. Она сразу забыла о тех нескольких правилах хорошего тона, какие ей успел привить отец.
– Проклятие! – пронзительно закричала Габби. Она со стуком поставила чайник на стол и протянула руку, инстинктивно пытаясь задержать бегущий по столу поток, но этим лишь отклонила его в сторону. Чай вылился на Фебу.
Для девочки это оказалось последней каплей. Нервы ее не выдержали, и она разрыдалась.
– О, Феба, извини меня, пожалуйста.
Опешившая от двух потрясений подряд, Габби вскочила, чтобы обнять ребенка, но сделала это крайне неловко и толкнула кресло, на котором сидела. Кресло не устояло на тонких веретенообразных ножках и покачнулось. Габби попыталась его поймать, но промахнулась, наступив ногой на подол своего платья, и упала лицом вниз, прямо на колени Квила.
Это была необыкновенная сцена с великолепным шумовым сопровождением!
В тот же момент Кодсуолл, поднырнув под кресло, сумел схватить его за спинку, но не удержал. Кресло таки упало, и дворецкий вместе с ним. Раздались впечатляющие звуки – треск расколотого дерева и сдавленное хрюканье.
Люсьен, давясь от смеха, подхватил на руки Фебу.
– Ну, маленький цыпленок, – произнес он нежным, убаюкивающим голосом, будто знал ее не один год, – объясни мне, почему ты плачешь из-за какого-то пятна?
Он направился в другой конец комнаты, с удовольствием прижимаясь щекой к мягким кудряшкам, а Феба сквозь рыдания сердито перечисляла свои трагедии. В ее рассказе смешались в кучу и мама, и платье, и няня. Потом к этому прибавилось еще и чайное пятно, а также что думает ее няня о маленьких девочках-грязнулях.
Габби, свалившись на Квила, извивалась как змея в отчаянных попытках найти устойчивую опору для ног. От унижения она была готова умереть. На глазах у нее выступили слезы.
Руки Квила плавно сомкнулись на ее плечах. Одним махом он поставил ее на ноги и встал сам.
Она не смела поднять на него глаза. Ее лучшие перчатки были в отвратительных желтых пятнах. Такие же пятна украшали лиф ее лучшего платья. Вдобавок вставка на подоле в виде греческого меандра была оторвана и волочилась по полу. Теперь Квил, должно быть, подумает, что его невестка – совершеннейшая растяпа. Сильные пальцы сжали ее локоть.
– Ну что, объявим перерыв? – услышала она. – Наше присутствие за столом сейчас излишне.
К ее удивлению, ресницы Квила подрагивали от смеха. Она перевела взгляд на стол. Там уже все убрали. Слуги сгрудились вокруг Кодсуолла и пытались поднять его на ноги. Габби побледнела.
– Кодсуолл что-то себе повредил?
– Я полагаю, он просто неловко повернулся во время своего стремительного броска, – хмыкнул Квил. Видя, что она по-прежнему встревожена, он добавил: – Вы не находите, что слуги сейчас похожи на зубодеров-практикантов, которые не знают, как подступиться к сопротивляющемуся пациенту?
Габби наморщила нос.
– Вы смеетесь надо мной, сэр?
– Ни в малейшей степени! – уверил ее Квил, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Я никогда не позволил бы себе такой неучтивости. Вы знаете, инциденты, подобные этому, обычно случаются с теми, для кого приличие – закон жизни. Возможно, гордость Кодсуолла пострадала, но сам он невредим.
Дворецкий к этому времени уже вполне уверенно держался на ногах и отряхивал и одергивал свой черный сюртук, доводя его до привычного совершенства.
Габби оглядела себя.
– Ну а я, уж наверное, теперь никогда не смогу вас убедить, что я прирожденная леди, – безнадежно проговорила она.
Искрящиеся весельем глаза Квила прожигали ее насквозь. Согретая их теплом, она улыбнулась.
У Квила кружилась голова от пережитых ощущений. Еще бы! Счастливое провидение неожиданно шмякнуло ему на колени эту рыжую кошку – округлую и мягкую как воск. Он сдавленно засмеялся, а Габби в ответ разразилась громким хохотом.
Такими и увидел их Питер, когда вошел в гостиную.
Услышав звук открывшейся двери, Габби быстро повернулась. В первый миг она не сообразила, кто стоит перед ней в каких-нибудь десяти шагах. От смешинок в глазах Квила по ее телу побежали мурашки.
Когда она взглянула на того, кто стоял в дверях, лицо ее вытянулось.
Это был Питер. Ее будущий муж. Габби хотела шагнуть к нему, но передумала. А вдруг это… Да нет, это, конечно же, Питер. Его глаза. Карие, довольно приятные.
Каштановые у него волосы или нет, она не разобрала, так как он был сильно напудрен.
