Разговор с мальчиком отвлек Росса от невеселых размышлений. Отрезая тонкие ломтики бекона, он стал рассказывать:
— Ну, когда я был ранен…
— Ранен на войне? — широко открыв глаза, спросил Бубба.
Росс устремил тяжелый неподвижный взгляд на густой лес, окружавший лагерь. Когда он наконец ответил, его низкий голос был полон горечи.
— Нет. Просто несчастный случай. — Он положил бекон на сковородку; сало зашипело. — Один старик по имени Джон Сакс нашел меня и притащил в свою хижину высоко в горах. Он был отшельник. Он вылечил меня, — улыбнулся Росс, — в основном самогонкой собственного приготовления. А когда я уже мог работать, он предложил мне спуститься на равнину и пойти к человеку по имени Вэнс Джентри, у которого самый лучший конный завод во всем Теннесси. Я пошел к нему в работники и женился на Виктории.
— А потом старик Сакс продал тебе землю в Техасе…
Росс с доброй улыбкой прищурился:
— Я уже рассказывал тебе эту историю?
— Конечно, рассказывал, Росс. Но я так люблю ее слушать!
— Старик Сакс сражался в битве при Сан-Хасинто, а Республика Техас наградила землей всех, кто участвовал в этой битве. Но он вернулся домой, в Теннесси, и не собирался заявлять права на свою землю в Техасе.
Россу не давала покоя мысль, что кусок плодородной техасской земли пропадает без дела. Он понимал, что если они с Викторией не уедут, то вечно будут зависеть от отца Виктории. Да и вообще Росс хотел построить свой собственный дом, хотел начать свое собственное дело, завести собственный табун породистых лошадей, хотел жить там, где можно не вздрагивать от страха при встрече с каждым незнакомым человеком. И он предложил старику продать эту землю. В ответ старик рассмеялся и просто передал документ, присланный ему правительством Техаса несколько лет назад.
— Я умру здесь, в этой хижине, сынок, — сказал он. — Мне эта земля не нужна. Я тогда отправился в Техас шутки ради — для меня та война была просто славной дракой и чертовски приятным времяпрепровождением. А если ты хочешь эту землю, она твоя.
Когда он рассказал об этом разговоре Виктории, она выказала больше энтузиазма, чем он ожидал. Он хотел ехать первым, поначалу без нее, посмотреть на землю, подготовить жилье, а потом только послать за ней и младенцем. Но она настояла на том, чтобы ехать вместе с ним.
— Лучше уехать тихо, пока отца нет, Росс. Давай уедем с караваном, который собирается в округе Макминн.
Росс так или иначе собирался ехать с этим караваном. Передвигаться по стране большой группой было гораздо безопаснее. Было и другое преимущество: везти свои пожитки с собой лучше, чем заново обзаводиться ими на новом месте. Многие, добравшись до Техаса, обнаруживали, что их участки являли собой абсолютно дикие места и на первых порах им негде жить. Виктория воспринимала это путешествие как грандиозное приключение и хотела держать в тайне то, что они в нем участвуют. Он не соглашался с ней. Ему не хотелось уезжать, ни слова не сказав ее отцу.
— Ну, пожалуйста, Росс. Он выдумает тысячу причин, чтобы мы не ехали, особенно если узнает о ребенке. Он ни за что не позволит нам уехать.
Росс подцепил два ломтика бекона, положил на сухарь и протянул сандвич Буббе.
— Я скопил денег и купил лошадей, чтобы развести свой табун. И вот теперь у меня есть Счастливчик и пять прекрасных кобыл.
— Да… — с набитым ртом пробормотал Бубба.
— Спасибо тебе за то, что ты пасешь их каждую ночь. — Росс хохотнул. — Счастливчик ведь сходит с ума от любви к каждой из них.
Юноша был горд похвалой Росса. Они понимающе улыбнулись друг другу. Тут из фургона донесся крик проснувшегося младенца.
Бубба повернул голову. Крик сменился ласковым баюкающим бормотаньем. Потом установилось молчание. Бубба вопросительно посмотрел на Росса, лицо которого угрожающе потемнело при взгляде на вход в фургон.
— Это… эта девушка, Лидия. Ма сказала, что она останется в твоем фургоне и будет нянчить твоего сына.
— Похоже, что так.
Губы Росса под усами сжались. Он разозлился и, чтобы не взорваться, стал искать, куда излить энергию. Он поднялся, подошел к фургону, вытащил сумку и извлек оттуда зеркало, бритву, кисточку и стаканчик для бритья. Заправив воротник рубашки внутрь, он налил воды из ведра, стоявшего у костра, и стал взбивать в стаканчике пышную мыльную пену. Нанеся ее на щеки и подбородок, провел бритвой по лицу, соскребая мыло вместе со щетиной. Бубба смотрел и завидовал.
— Она была совсем плоха, когда мы с Буббой нашли ее, — желая продолжить разговор, сказал он.
— Да? — Росс прополоскал бритву и повернулся к зеркалу, которое повесил на гвоздь в стенке фургона, другой щекой.
— Да, лежала под дождем вся бледная, как мертвая.
Росс сжал челюсти.
— Ну, теперь она вернулась к жизни и пребывает в добром здравии.
Росс больше всего на свете хотел забыть, как свет лампы очерчивал ее груди. Но забыть это было невозможно. Невозможно забыть этот необычный золотой цвет ее глаз. Он приказывал себе: забудь! Но не мог. Помнил каждой клеточкой своего тела.
Да, от наследственности никуда не денешься. Его жена, можно сказать, не успела еще остыть в своей могиле, а он уже думает о теле этой девицы. Проклятье! Вот что значит быть сыном шлюхи. Неважно, что общаешься только с достойными людьми, неважно, что женился на утонченнейшей женщине, — рано или поздно, хочешь не хочешь, гнилое семя даст о себе знать. От себя, от своих корней не убежишь, как бы быстро ни бежал.
Одного лишь взгляда на какую-то потаскушку в фургоне оказалось достаточно — он потерял контроль над собой, его тянуло к ней, как магнитом. Все его старания быть лучше, чем он есть, полетели к черту. Ведь его родила такая же шлюха, как эта, но он сам себя поднял к достойной жизни. И будь он проклят, если позволит увлечь себя назад. Ей или кому угодно.
Младенец пискнул, Росс понял, что его переложили к другой груди. Рука его дрогнула, и он порезался. Бубба испуганно переминался с ноги на ногу, не понимая, что такого он сказал, отчего Росс страшно нахмурил брови. Он никогда не видел, чтобы человек так волновался. Конечно, его жена только что умерла. Вот, наверное, почему у него такое лицо.
— Как ты думаешь, когда мы доберемся до Миссисипи, Росс?
— Может, через неделю.
— Ты уже бывал на Миссисипи?
— Много раз.
Росс вытер лицо суровым полотенцем, выплеснул грязную воду на землю, осторожно протер бритву и уложил ее вместе с другими принадлежностями в ковровую сумку. Этот блестящий серебряный бритвенный прибор Виктория подарила ему на Рождество. Он заставил себя думать об этом, а не слушать тихую колыбельную, доносившуюся из фургона.
