Виктор, взяв Питера за локоть, потянул его за собой:
— Завтра, после матраса, будет революция.
— Спокойной ночи, Виктор.
Так один за другим все гости разошлись, оставив Николаса и Элизабет наедине. Он выглядел настолько грозно, что она похолодела и ее решимость немного уменьшилась.
— Итак, я совершил свой акт доброй воли, — произнес он. — Конечно, я могу в любой момент передумать. Тебе есть что мне сказать?
— Я… — Слова застряли в ее горле. Он подошел к ней ближе.
— Ты ведь согласна, не так ли? Я вижу по твоим глазам, твоему телу. — Он схватил ее за руку. — Но больше всего ты хочешь заполучить его любым способом. Ты на все готова ради этого, ведь так? Даже на секс со мной. Да. Я вижу. Но ты сама должна мне сказать.
Она выдернула руку. Выхода не было. Оставались только слова, но он разбрасывался ими, как мелочью.
— Так и есть. Я хочу его. Я… хочу… его. Я сделаю все, чтобы заполучить его и удержать, даже отдамся вам. Я буду трахаться с вами, где вам будет угодно и когда вам будет удобно. Вы это хотели услышать? Что мне нравится идея иметь двух сильных мужчин у своих ног? Что я хочу заставить Питера так сильно ревновать, чтобы он не знал, куда деваться от ревности? Два напряженных пульсирующих члена, желающих меня? Какая женщина откажется от мускулистой мужской мощи, жаждущей ее? Я с нетерпением жду тех уроков, которые вы мне обещали дать.
Ее дерзкий взгляд прошелся от его сурового лица, вниз по телу и дальше, до огромного, отчетливого бугра между его ног.
Возбудилась ли она хоть немного от такого зрелища? Он все еще хотел ее. Вся его мощь рвалась через одежду, только для того чтобы совокупиться с ней.
— Отличное решение, Элизабет. Через пятнадцать минут в моей комнате. Обнаженной, на моей кровати, с раздвинутыми ногами и полностью открытым для меня телом.
Ее бросило в дрожь от возбуждения. Он хотел, чтобы она была обнаженной. И ждала его.
— Я хочу тебя с первой минуты, как я вошел в дом, — спокойно сказал он. — Мужской член может терпеть только до определенного момента. Пора мне войти в тебя. Время наполнить твою дырочку моим семенем.
У нее перехватило дыхание. Его семенем… Его пенис заметно пульсировал под штанами, удлиняясь, по мере того как он говорил.
— Ты сделала выбор, Элизабет. Иди приготовься. Сегодня ночью мы трахаемся.
Он налил себе бренди. Черт, ему нужно было выпить. Что за день! Что за ночь! Слишком много для одного вечера. Нужно было отдохнуть. Отдохнуть, после того как он разобрался с Элизабет.
Но одна часть его не хотела отдыхать.
Проклятие.
Итак, он здесь.
Господи.
Что за дьявол в него вселился?
Судя по всему, Элизабет. Еще одна задержка на пути очистки его жизни от разного мусора.
Многие годы он никого так не хотел. Его пленило холодное высокомерие, с которым она согласилась на сделку… Она так же яростно примет его пенис. Он не мог ждать.
Его пенис не мог ждать. Через пять минут он будет между ее ног, с каждым толчком приближаясь к забытью.
Слава Господу, что она хотела этого неинтересного русского. Ему просто не хватало времени влюбиться в нее. Но у него было достаточно времени, чтобы использовать ее и держать в постоянном возбуждении для обслуживания пениса какого-то ублюдка.
На данный момент такое положение дел развлекало Николаса.
Он поднялся и подошел к каменному парапету, ограждающему террасу. Перед ним простирались сады, ступенями спускающиеся к дороге, далее местность уже не была видна в наступающих сумерках.
Мое…
Боже.
Шенстоун. Погрязший в мщении и безысходности.
Он не мог позволить своему пенису руководить своими действиями. Он не должен ни на секунду забывать, что за каждым его действием наблюдает Невидимая Рука.
Он был готов поклясться своей жизнью, что не ошибся. Он и так поставил на кон свою жизнь.
…Элизабет…
Он не мог ничему позволить отвлечь себя от нее.
Ну что ж, гаденыш, я здесь. И я знаю, что ты где-то там. Я заявил свои права. Теперь приди и возьми меня.
Элизабет была готова начать игру. Ей было некуда отступать. Он заставит ее ответить за свои дерзкие слова, и, если она откажется от них, она потеряет все.
Ей было нечего терять. Возьмет ли он ее, отвергнет ли — она ничего не теряет. Вскоре она добьется своего — станет хозяйкой двух зрелых мужчин, соперничающих за обладание ее обнаженным телом.
У нее будет власть. Чистая любовная власть. При одной мысли об этом ее тело увлажнялось. Если бы он пришел прямо сейчас… было бы проще… все быстрее бы завершилось…
Что бы ни случилось, как бы ни случилось, она должна была оставаться сильной. Она должна забыть о своем неумелом бывшем супруге, о его вялом половом члене и бесконечных попытках сделать ей ребенка.
Все теперь в прошлом и должно предаться забвению. Теперь она самая желанная женщина на свете, потому что Николас предложил ей сделку, горя страстью обладать ею.
Что бы ни случилось в его комнате, никто ни о чем никогда не узнает. Она могла играть роль девственницы или распутницы. Все зависело от нее и от того, какой сценарий приведет к власти.
Она легла на массивную кровать с балдахином и скинула свой халат на пол. Обнаженная на его кровати, в его комнате, в самом дальнем уголке дома. Самое подходящее место, для того чтобы начать жить в удовольствие. Она осмотрелась вокруг. Здесь она бывала редко.
Богато отделанная комната со стенами темно-багряного цвета, который присутствовал и в толстом персидском ковре, и в картинах с позолоченными рамами, висящих на стенах, относилась к мужской части гостевого крыла здания. Подходящие по цвету занавеси колыхались на окнах и на балдахине кровати. Тяжелый шкаф, украшенный орнаментом, обтянутый тканью стул и маленький столик — все говорило о мужских пристрастиях и мужском вкусе.
В круглом зеркале над столом отражался свет полудюжины свечей, горящих на комоде у противоположной стены, рядом с дверью, в которой наконец-то показался Николас, уже снявший сюртук и на ходу расстегивающий сорочку.
— Итак… — проговорил он. — Сделка состоялась.
Элизабет оказалось неожиданно трудно просто лежать обнаженной на его кровати, позволяя его взгляду исследовать каждый дюйм ее тела. Она боролась с собой.
Ей хотелось убежать; она хотела остаться.
Для нее был момент наивысшего напряжения. Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно беззащитной перед мужчиной. Впервые в жизни на нее смотрел мужчина. Впервые в жизни она была полностью обнажена под взглядом мужчины.
Она не верила, что такое возможно, но ей нравилось то, как он на нее смотрел. Очень нравилось. Ей нравилось, что его мужское достоинство стремилось прорвать ткань брюк. Нравилось, что оно продолжало удлиняться под ее взглядом.
