— Ты ошибаешься, Кэт! — весело заявила Эрика. — На самом деле я уже совсем взрослая.
Старая нянька только покачала головой.
В замке Беверли, стены которого гордо высились над городком, раскинувшимся вокруг, уже третью неделю ждали смерти старого лорда Перси.
Все родственники и друзья, а их осталось у старого Генри Перси немного, съехались сюда, в твердыню баронов Олнвикских, наместников графства Нортумберленд. Хотя замок был полон людей, в нем стояла гнетущая тишина, лишь изредка нарушаемая приглушенным плачем или шарканьем ног. Иногда промелькнет черная юбка какой-нибудь дальней родственницы да испуганно шарахнется кухонный слуга, из любопытства забредший на господскую половину. Жизнь в Беверли замерла, словно боясь помешать своим назойливым шумом старому лорду, лежавшему в роскошно обставленной спальне наверху, со свистом вдыхать воздух в измученные легкие. Граф умирал тяжело. Он был еще не стар — Генри Перси исполнилось всего-то пятьдесят три года, — но проблемы со здоровьем, подорванным в бесконечных военных кампаниях, дали о себе знать. Граф подхватил горячку, искупавшись в ледяной реке, берущей начало в горах, когда возвращался с охоты. Крепкий старик упорно боролся за жизнь, но силы оставляли его, и всем было ясно, что он долго не протянет.
Лишь в одной из комнат, расположенной в левом крыле главной башни, жизнь текла своим чередом. Казалось, гнетущее настроение, нависшее над Беверли, не коснулось этой части старого замка. Здесь обитал сын старого Генри, Джеффри Перси, единственный наследник огромного состояния графа.
В его комнате, как и во всех остальных, окна были завешены темной тканью, отчего там царил приятный полумрак. Но в остальном не было никаких признаков траура. Заботливо растопленный камин, кубок, наполненный подогретым вином с пряностями, фрукты на столике, привезенном с далекого Востока, говорили о том, что хозяин, несмотря на царящий в доме траур, не чурается простых радостей жизни. Сам сэр Джеффри сидел на низенькой скамеечке, устланной расшитыми подушечками, и понемногу потягивал вино из чеканного кубка.
Протянув ноги к живительному теплу, шедшему от камина, он задумчиво глядел на блики красноватого пламени на уже почти прогоревших поленьях. Тусклый огонь освещал его резкое, но не лишенное приятности лицо. Это был мужчина в самом расцвете лет — когда юношеская угловатость черт уже ушла, уступив место спокойной уверенности взрослого человека, знающего цену себе и другим. Ровные густые брови, выступающий подбородок, резкий абрис скул выдавали в нем человека волевого и не склонного к компромиссам. Однако глубоко посаженные темные глаза смотрели настороженно, словно сомневаясь в истинности вещей, которые они видят перед собой.
С самого утра младший сын графа находился в напряжении. Сегодня все должно было решиться — вчера он разговаривал с врачами, пользовавшими его отца, и оба сказали, что пора приготовиться к худшему. Он с хрустом потянулся, разминая слегка затекшие конечности. И правда, ожидание слишком затянулось. Ну что ж — не сегодня, так завтра... Он меланхолично отхлебнул еще вина.
Вдруг сквозь плотно занавешенную тяжелым ковром дверь послышались знакомые легкие шаги. Джеффри, отличавшийся острым слухом, напряженно подобрался, прислушиваясь. Кто- то приближался к его покоям. Он встал, и в этот самый момент в дверь тихо постучали.
— Да, входи! — крикнул хозяин комнаты.
Его голос неожиданно сорвался на хрип. Несмотря на искусную маску спокойствия, будущий наследник волновался.
Дверь отворилась и, отодвинув тяжелый ковер, в покои уверенно вошел невысокий кряжистый мужчина. Одет посетитель был просто, в суконную безрукавку и короткие кожаные штаны, но впечатление, производимое им, заставляло забыть о его небогатой одежде. Он уже начинал лысеть, но казался неимоверно крепок и жилист, словно мощный дуб, выросший на бесплодной скале. Черты лица были грубы, как у простолюдина, но голубые глаза смотрели с тем крестьянским простодушием, за которым безошибочно угадывались природная смекалка и хитрость. Передвигался он для своей комплекции на удивление легко, ступая неслышно, как прирожденный охотник.
— Да продлит Господь годы вашей милости. — Вошедший склонился в легком полупоклоне, и Джеффри нетерпеливо кивнул ему.
— Ну? — вопросительно уставился он на вошедшего. — Что там?
Тот медленно поднял взгляд на господина.
— Ваш отец только что приказал привести к нему священника, — четко проговаривая каждое слово, промолвил он.
Молодой Перси вздрогнул и медленно прикрыл веки. У него внезапно сильно задрожали руки, так что он даже вынужден был убрать их за спину.
— Значит, все, Джон... — тихо проговорил он. — Все.
Он поднял взгляд на своего слугу, но, вопреки тону, в его глазах можно было прочесть не только горечь утраты. Там наряду с растерянностью светилась радость. Странно было наблюдать такие чувства на лице убитого горем сына, но вошедший слуга ничем не выразил своего изумления.
Неожиданно молодой Перси нахмурился и порывисто шагнул к Джону.
— Это точно? — подозрительно спросил он, вглядываясь в его лицо. — Ты наверняка знаешь?..
— Да что вы, ваша милость, — слуга прижал руки к груди, с едва заметной насмешкой глядя на своего господина, — разве ж я мог перепутать? С самого утра торчу перед покоями старого господина, будто верная сиделка. Дженни только что выскочила из дверей как ошпаренная, а глаза заплаканные. А оба лекаря за ней из покоев вышли мрачные, как сычи зимой, и молча убрались восвояси. Я к ней: что, мол, там такое? А она только заревела да руками на меня замахала: за священником посылает, говорит. Я сам видел, святой отец рысью побежал в покои его милости.
Джеффри удовлетворенно кивнул и отошел назад. На его суровое лицо вернулось прежнее выражение уверенности и силы. Молодой барон подошел к столику и, плеснув темного вина в кубок, протянул его Джону.
— За жизнь и смерть, мой верный Джон Ноллис! — провозгласил он тост. — Ты принес горестную весть, но что поделаешь — мне она сулит прекрасное будущее. Да и тебе тоже... Я знаю, что ты предпочитаешь эль, но выпей вина за мое здоровье!
Джон принял из рук хозяина тяжелый серебряный кубок, с удовольствием взвесив его в своей могучей ладони.
— Я с радостью выпью за ваше здоровье, сэр, — ответил он, усмехаясь своей простоватой усмешкой. — Тем более что такое вино и из такой посудины я согласен пить вместо эля хоть всю жизнь!
Он залпом осушил кубок и со стуком поставил его на столеш- ницу.
— Эх, хорошо... Неплохо, наверное, жить там, где делают такое вино, — заметил Джон, крякая и утирая с губ терпкие капли.