Говорил он вполне свободно, и его спокойный тон почти рассеял ее страхи.
— Но я пока не виделась с Тристаном. Вы мне не позволили, — напомнила она. — Я не представляю, что привело его сюда. Знаю только, что надо доставить его домой, и как можно скорее. Клянусь вам, у него нет — и не может быть — никакой причины воровать.
— Вы сами вполне состоятельны?
— А вас это сильно удивило бы, сэр?
Он положил вилку и нож и окинул ее оценивающим взглядом:
— Да. Ваше платье прелестно, и вы умеете его носить, но, насколько я понимаю, оно несколько старомодно. Вы прибыли не в своем экипаже, а в наемном кебе, который, между прочим, уже отослали в Лондон.
Камилла напряглась, предвкушая печали грядущего дня. Как можно скорее надо вытаскивать отсюда Тристана, иначе можно распрощаться со своей столь желанной и жизненно важной работой.
Она положила вилку и нож.
— Возможно, у меня и нет огромного богатства, сэр. Но не в вашем смысле этого слова. Судьба наделила меня иным богатством: способностями и умением их применить. Я работаю, сэр, и получаю еженедельное жалованье.
Его синие глаза сузились так, что ресницы почти сомкнулись. Она резко вздохнула, поняв, что он превратно истолковал ее слова.
— Как вы смеете, сэр! — взорвалась она.
— Что я смею?
— Я не занимаюсь этим!
— Чем вы не занимаетесь?
— Тем самым, о чем вы думаете!
— Тогда чем же? — недоверчиво спросил он.
— Вы просто грубиян! — Разъяренная Камилла забыла сейчас о Тристане и совсем уж было собралась отбросить салфетку и подняться с места.
Граф накрыл ладонью руку Камиллы, удерживая ее на месте. Ему для этого пришлось потянуться через стол, и она теперь близко видела его лицо и чувствовала его напряжение — странное и жгучее — и мощь его стальной хватки.
— Мисс Монтгомери, мы сейчас обсуждаем важный вопрос, а именно: следует ли мне посадить вашего опекуна под арест. Если вы в поисках истины предпочитаете выискивать обиды, то обижайтесь в первую очередь на себя. Я всего лишь повторяю свой вопрос: чем вы занимаетесь?
Она почувствовала, как в ее груди поднимается волна гнева, но ей надо было смутить его взглядом и не дрогнуть, чтобы выйти на свободу, пока борьба еще имеет смысл.
— Я работаю, сэр, на музей, на отдел египетских древностей! — прошипела она.
Если бы она без обиняков доложила ему, что работает проституткой, то, верно, не услышала бы в ответ такого зловещего тона.
— Что вы делаете?
Слова графа слились в сплошной рык. Его реакция ошеломила ее, она нахмурилась и повторила:
— Полагаю, я выразилась достаточно ясно. Я работаю на музей, на отдел египетских древностей.
Он стремительно поднялся из-за стола, опрокинув стул.
— Я работаю абсолютно официально и, уверяю вас, вполне владею своей специальностью! — разъяснила она.
К ее непомерному удивлению, он теперь столь же свирепо ринулся вокруг стола.
— Милорд Стерлинг! — воззвала она, поднимаясь со стула.
Но его руки уже легли ей на плечи, и он уставился на нее с такой ненавистью во взгляде, что она не на шутку испугалась за себя.
— И вы заявляете, что ничего здесь не искали?! — рыкнул он.
Камилла прерывисто вздохнула:
— Вы думаете, что я искала здесь Что-то? Я пришла вызволить отсюда человека, которого люблю. Мне искренне жаль, сэр, но ваше благородное происхождение еще не оправдание для диких, дурных манер — и насилия!
Его руки соскользнули с ее плеч, и он отступил на шаг. Но его глаза продолжали метать синие молнии, словно он хотел пронзить ее насквозь своим взглядом.
— Случись мне обнаружить, мисс Монтгомери, что ваши слова лживы, заверяю вас со всей определенностью, что вы даже и представить теперь не можете, до какой степени совершенства могут дойти мои дурные манеры и насилие.
Поморщившись, граф резко отвернулся, словно ему было невыносимо противно смотреть на нее. Он размашисто зашагал к двери и вышел. Дверь за ним захлопнулась с таким треском, что казалось, весь замок вздрогнул в ответ.
Он ушел, а Камилла, дрожа всем телом, так и стояла, уставившись на дверь.
— Вы и в самом деле мерзавец! — наконец выкрикнула она, уверенная, что он уже далеко и не слышит ее.
Дверь приоткрылась. Она замерла в ожидании.
Это была миссис Прайор.
— Бедняжка! — воскликнула она. — У него такой свирепый характер. Я пытаюсь заставить его понять это, но… честно говоря, он умеет быть добрым и очаровательным.
— Мне надо увидеться с моим опекуном. Я должна забрать его отсюда. — Камилла постаралась собрать остатки сил и добавила с чувством собственного достоинства: — И увезти подальше от этого чудовища.
— О боже! — всплеснула руками миссис Прайор. — На самом деле он не так уж и страшен. Видите ли… он просто шокирован, что вы работаете в музее, милая гостья.
— Но у меня вполне достойная работа! — сказала она.
— Да. Но… — Миссис Прайор слегка наклонила голову, изучающе рассматривая Камиллу. Наверное, она достаточно одобрительно отнеслась к тому, что увидела, и негромко пояснила: — Видите ли, все дело в том, что ваши работодатели — те, что работают в том отделе, — все были там, когда…
— Когда что?
— Когда убили родителей его сиятельства, — ответила миссис Прайор. — Это не ваша вина, дорогая, однако… Так пойдемте же, пожалуйста. Я отведу вас к вашему опекуну. — Она минуту помолчала. — Честно говоря, милая, он, может быть, несколько страшен лицом и, видимо, по этой причине иногда и срывается, но нельзя отрицать тот факт, что вся его жизнь пошла наперекосяк из-за тех безжалостных убийц.
Камилла едва поспевала за Эвелин.
— Подождите, пожалуйста. Я, конечно, слышала подобные пересуды. Да и весь Лондон наслышан об этом. Возможно, если бы я знала подробнее о том, что тогда случилось, я смогла бы…
Слово «помочь» так и не слетело у нее с языка, потому что в этот момент Эвелин внезапно замерла на месте и распахнула дверь. Камилла, разогнавшись, едва не уткнулась носом в ее спину. Но Эвелин заговорила так, будто и не слышала всего того, что Камилла высказывала ей на ходу.
— Пройдите, дитя. Ваш опекун здесь.
Все мысли о графе и его мерзких выходках вылетели из ее головы, пока она, мигая, вглядывалась во мрак затемненной комнаты. В камине бился огонь, и неверные тени метались по углам. Камилла почувствовала, как сердце сжалось в груди, когда она наконец отыскала взглядом фигуру человека, покоившегося на кровати. Он был недвижим.
— О боже! — Она прерывисто вдохнула и задрожала, колени ее подкосились.
