Дэвид провел рукой по лицу и потряс головой, чтобы разогнать туман перед глазами. Неужели она совсем потеряла рассудок? Она разговаривала с ним так, словно собиралась всего лишь отправиться на воскресную службу. Улыбнувшись и похлопав его по плечу, Гвинет исчезла в коридоре вслед за мальчиком.
Пошатываясь, Дэвид поплелся к скамье. Едва не вывалившись из окна, он подхватил камзол и шпагу и устремился следом за Гвинет. Она вместе с мальчиком уже спускалась по лестнице. Заметив, что Дэвид идет за ними, Гвинет, подождав, взяла его под руку, поскольку он чуть не скатился вниз, потому что не видел ступенек. Она помогала ему, словно он был каким-то немощным инвалидом.
— Ты плохо выглядишь, Дэвид. Давай-ка я попрошу хозяина трактира подать карету или портшез, чтобы тебя доставили на Ганновер-сквер.
В голове у Дэвида зашумело, словно внутри зажужжали и загудели десятка два шершней, поэтому он едва расслышал ее слова.
Вывалившись на улицу, Дэвид зажмурился, потому что его глаза раздражал даже тусклый утренний свет. Моросил дождик, и было так приятно ощущать его холодные капли на своем лице. В горле у него пересохло. С трудом разлепив веки, он уставился на мальчика-посыльного с сундуком, стоящего в нескольких шагах от него. Гвинет что-то говорила смуглому парню на другой стороне переулка. Наконец, попрощавшись с ним, она дала ему монету, и тот ушел.
— Ты можешь подождать прямо здесь, — проговорила она, подойдя к Дэвиду. — Сейчас тебе подадут карету, вон из той конюшни за углом.
Дэвид грузно прислонился к стене трактира. Гвинет с улыбкой протянула ему руку:
— Прощай, Дэвид.
С грохотом подъехала нанятая ею карета и остановилась прямо возле трактира. Упряжкой из четырех лошадей правили возница и грум. Дэвид смотрел, как Гвинет села в карету, как погрузили ее сундук в багажное отделение. Он было бросился вслед за ней, как вдруг кто-то схватил его за руку. Он повернулся и увидел конюха.
— Подать карету, сэр? Вам сюда, сэр. — Он указал в противоположную сторону.
— Мне не нужна карета.
— Но леди говорила…
— Иди ты! — рявкнул Дэвид так, что парня будто ветром сдуло.
Звон в ушах стал почти невыносим, а в горле было так сухо, как в полуденный зной в середине лета. Желудок его тоже взбунтовался. Но несмотря на это, заметив, как в глубине кареты исчезает край ее плаща, Дэвид заставил себя идти быстрее. Он достиг кареты вовремя — как раз в тот момент, когда возница поднял кнут, чтобы стегнуть лошадей. Он резко дернул дверцу в полной уверенности, что сейчас увидит того, с кем она собиралась убежать. Но Гвинет была одна, и на лице ее было написано неподдельное удивление.
— Нет, Дэвид, ты не поедешь со мной. — Она отрицательно качнула головой и протянула руку к дверце кареты.
Но, бесцеремонно отпихнув ее на прежнее место, он забрался внутрь и захлопнул за собой дверцу. Дав знак вознице, чтобы тот трогал, он почти без сил плюхнулся рядом с ней. Как только карета покатила вперед, она пересела на сиденье напротив.
— Я еду в Шотландию. Перед трактиром стоит другая карета, которая отвезет тебя в дом брата на Ганновер-сквер.
— Как зовут этого гнусного мерзавца?
Прошло несколько секунд, прежде чем смысл сказанного дошел до Гвинет и ее зеленые глаза распахнулись от удивления и страха. Стараясь скрыть свой испуг, она сняла плащ и аккуратно положила рядом с собой на сиденье.
— Ладно, сначала мы довезем тебя до Ганновер-сквер. Это не слишком большой крюк.
Она наклонилась к окошку, чтобы окликнуть кучера, но Дэвид оттащил ее назад.
— Я убью эту проклятую лисицу!
Она уставилась на него, как будто у него вместо одной головы появилось две.
— Не возьму в толк, о чем это ты?
— Ты бежишь с каким-то негодяем в Гретна-Грин. Я еду с тобой. Но предупреждаю: встретив его, я его убью.
Он закрыл глаза от пронзившей мозг боли. Болтать стало невмоготу.
— Мне не по душе ни твое поведение, ни настроение.., и я вовсе не признательна тебе за вмешательство. Ты ведешь себя просто отвратительно!
— Меньше всего меня сейчас волнует твоя признательность.
Он вытянул длинные ноги, тем самым загоняя ее в угол кареты.
— Я довезу тебя до Ганновер-сквер.
Она снова наклонилась к окошку, но он опять схватил ее за руку и усадил рядом с собой.
— Не раньше, чем издохнет этот презренный пес! — прорычал он сквозь зубы.
Гвинет снова уселась напротив.
— Ты, должно быть, не понимаешь ничего, Дэвид. Цивилизованные люди не бросаются друг на друга, если у них нет причин для этого.
— К тому времени как мы окажемся там, я уже протрезвею. А цивилизованный я или нет, мне все равно, я собираюсь насладиться зрелищем его смерти.
Карета продолжала трястись по узким улочкам, где уже раздавались крики уличных торговцев. Город просыпался, чтобы начать новый день.
— Ты сошел с ума, — заявила она. — Я могу простить тебя за вторжение в мою комнату прошлой ночью, поскольку ты был пьян. Однако сегодня утром — это уже совсем другое дело.
Прислонившись к спинке сиденья, Дэвид запрокинул голову и закрыл глаза.
— Мне надо отдохнуть.
— Дэвид, — она тронула его за колено, но он притворился, будто этого не заметил, — ты же не близкий родственник. Ведь тебя это почти не касается.
Услышав напряжение в ее голосе, он скрестил руки и устроился поудобнее.
— Не могу взять в толк, зачем ты едешь со мной. Ты слышишь меня? Я не позволю тебе ехать со мной в Шотландию.
Догадавшись, что Гвинет опять наклонилась к окошку, Дэвид снова дернул ее за руку. На этот раз он пересел на противоположное сиденье, рядом с ней, надежно зажав ее между стенкой кареты и своим плечом.
— Ты становишься просто невыносим! — Она стукнула его кулаком в плечо. — Я не потерплю такого обращения…
Все ее причитания и даже последовавшие в его адрес проклятия в другое время показались бы ему занимательными, если бы не те муки, которые он навлек на себя, выпив слишком много вина прошлым вечером. Но несмотря на изнуряющую головную боль и с трудом сдерживаемую тошноту, его по-прежнему привлекал дурманящий аромат ее тела. Было что-то знакомое и волнующее в столь тесном их соприкосновении.
О прошлой ночи у Дэвида остались лишь смутные воспоминания. Он помнил, как, пройдя по темному коридору вместе с трактирщиком, ввалился в комнату Гвинет и упал на пол вместе с ней. И с этого момента память застлал густой туман — туман, который не рассеялся до сих пор. Но все-таки он помнил, как целовал ее. Несмотря на плохое самочувствие, он почувствовал, как в нем зарождается влечение.
— Дэвид. Капитан Пеннингтон. Пожалуйста.
Он знал — она просто изменила тактику. Она прижалась к нему, ее голос упал до шепота. Но глаза он все равно не открыл.
