— Брандис, домоправительница и садовник вряд ли помогут тебе прийти в себя.
— Зато Изумрудный домик поможет. — Квентин поймал встревоженный взгляд Бранди. — Думаю, ты там поправишься, солнышко. Раны затянутся, потому что ты будешь чувствовать себя дома.
И снова глаза Бранди затуманились печалью.
— Да, наверное. — Она вопросительно склонила голову. — Как вы думаете, Кентон не стал бы возражать?
— Он был бы польщен. Как и мама. — Квентин едва заметно кивнул. — Мы поедем с тобой в Таунзбурн, и ты соберешь самое необходимое. Остальные вещи доставят завтра. До ночи ты уже будешь устроена.
— Но миссис Коллинз не ждет меня.
— Простите, что вмешиваюсь, мисс Бранди, — заговорил Бентли, — но я с удовольствием отправлюсь вперед, чтобы известить миссис Коллинз о вашем скором приезде. Вам и мастеру Квентину понадобится не менее двух часов, чтобы доехать до Таунзбурна, собрать сумки и прибыть на место. За это время миссис Коллинз успеет не только приготовить комнату и горячий ужин, но и, учитывая ее чувства к вам, вероятно, соберет струнный квартет на лужайке, чтобы поприветствовать вас. — Губы Бентли едва заметно дрогнули.
Квентин хмыкнул.
— Не сомневаюсь. — Он ободряюще посмотрел на Бранди. — Итак, теперь, когда твои сомнения рассеяны, может, отправимся в путь?
Бранди бросила быстрый взгляд на Дезмонда.
— Ты не возражаешь?
Дезмонд заскрежетал зубами.
— Разумеется, нет. Если тебе приятно пожить в домике, значит, так тому и быть. — Он изобразил подобие улыбки. — Я заеду к тебе завтра утром. Мы вместе позавтракаем, прежде чем отправиться в Лондон.
— Ах да… завещания. — Бранди заморгала. — Это будет прекрасно, Дезмонд. Мне понадобится поддержка. Он слегка оживился:
— И ты ее получишь.
— Я успел забыть, как здесь красиво, — пробормотал Квентин, управляя фаэтоном, катившим по вымощенной дороге, которая вела к Изумрудному домику.
— Это маленький кусочек рая, — согласилась Бранди, оглядывая подстриженные лужайки. — А еще это мое маленькое убежище. Спасибо, что предложил мне побыть здесь.
— Я бы предпочел твою улыбку вместо «спасибо». Она повернулась к нему и исполнила его просьбу, вздернув уголки губ.
— Теперь у тебя и то и другое. Остановив лошадей, Квентин спрыгнул на землю и помог спуститься Бранди. Потом он обернулся и устремил взгляд в глубину сада, где виднелась резная беседка, с которой в прошлом было связано столько радости.
— Добро пожаловать домой, Квентин, — тихо произнесла Бранди.
На его скулах заходили желваки.
— Дом, — повторил он глухим голосом. — Не знаю, есть ли теперь у меня дом.
— Он есть у каждого. Просто нужно сначала его найти. — Бранди внимательно наблюдала, как Квентин вновь открывает для себя Изумрудный домик: его острый взгляд то вспыхивал, то угасал при виде знакомых мест. — Одно можно сказать точно, — добавила она, — Колвертон в такой же степени твой дом, как Таунзбурн — мой.
— В этом домике мои родители провели самые счастливые и дорогие минуты.
— Мы с Памелой тоже… и с тобой, пока ты не уехал. Даже папа любил сюда приезжать. Это радостное место.
Квентин кивнул и, обернувшись, дернул локон ее волос.
— Тогда, возможно, пребывание здесь вернет твою улыбку, солнышко.
— А твою?
Он отвернулся и промолчал. Бранди, почувствовав его настроение, рассматривала четкий профиль.
— Я так беспокоилась о тебе. Очень долго не было ни одного письма.
Квентин весь напрягся.
— Последние несколько месяцев были… трудными. Она дотронулась до его локтя:
— Битва при Тулузе, наверное, была невыносимо тяжкой. Я читала, там погибли тысячи наших солдат.
— Почти пять тысяч, — уточнил Квентин. — Да, это была одна из самых жестоких и кровавых битв войны. Единственным утешением для меня служило то, что сразу после нее пришло отречение Наполеона.
— Ты был рядом с генералом Веллингтоном?
— Да. Мы въехали в Тулузу и час спустя получили известие о бегстве Бонапарта. Знай мы раньше, что его капитуляция — дело решенное, Веллингтон ни за что бы не отдал приказ о наступлении. Он мучительно переживал ненужные потери. — Он помолчал. — Я тоже.
Боль Квентина пронзила сердце Бранди.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Ты был в самом пекле, а я тут допытываюсь, почему так редко приходили письма. Просто они служили для меня единственным подтверждением, что с тобой все в порядке. Когда письма перестали приходить, я запаниковала. Каждый день за тебя молилась. Очень боялась, что мы получим известие о… — Бранди смолкла.
Наклонившись, Квентин извлек из-за голенища сувенир с блестящей ручкой.
— Я был хорошо защищен ночью и днем благодаря твоему великолепному подарку.
Он вложил нож ей в руки.
— Ты сохранил его! — Лицо Бранди осветилось радостью.
— А ты в этом сомневалась?
— Нисколько.
— Хорошо. Значит ли это, что ты была столь же внимательна к моему пистолету?
Бранди расплылась в улыбке:
— Именно так, милорд. К твоему пистолету и твоему коню. Посейдон в отличнейшей форме, как никогда. Он гораздо счастливее оттого, что носит на спине женщину.
— Вот как? — Квентин бросил искоса взгляд. — А скажи мне, солнышко, неужели ему так нравятся прогулки под дамским седлом?
— Не знаю. Он еще не пробовал.
Квентин запрокинул голову и расхохотался:
— Ты, я вижу, все такая же маленькая проказница.
— Это тебя разочаровывает?
— У меня гора с плеч. А то я боялся: вернусь домой и увижу, что ты превратилась в настоящую леди.
— Чтобы я вдруг стала леди? — Бранди вздернула тонкие брови. — Неужели это мои письма внушили тебе такую смехотворную мысль?
— Твои письма сплошь состояли из язвительных замечаний по поводу отвратительных балов и отвратительных мужчин, которых ты там встречала.
Она озорно сверкнула глазами.
— Так почему же ты боялся, что я изменюсь?
— Наверное, потому, что молился, чтобы этого не случилось.
От этих слов взгляд Бранди вновь стал измученным и отчужденным.
— Я очень хорошо понимаю твою мольбу, — пробормотала она, обхватив себя за плечи, словно защищаясь от чего-то. — Так много переменилось, безвозвратно утеряно столько связей с прошлым. Возродить к жизни хотя бы одно драгоценное воспоминание — это и есть, наверное, величайшее из утешений.
— Так давай же ухватимся за дорогое прошлое, — предложил Квентин; его собственное горе отодвинулось, уступая место беспокойству о Бранди. — Ты сама только что напомнила мне, сколько веселого связано с Изумрудным домиком. Я предлагаю возродить это веселье. Не сегодня, потому что уже поздно и миссис Коллинз начнет причитать, что твой ужин остыл. И не завтра, — задумчиво произнес он, — потому что наша поездка в Лондон, несомненно, займет почти весь день. Поэтому наше состязание должно состояться послезавтра утром.
