Ознакомительная версия.
Въехав во Второй двор, Ибрагим спешился и бросил пажу поводья своего коня. Затем он быстро шагнул вперед жеребца султана и возглавил процессию, направлявшуюся к Воротам счастья. Давуд продолжал следить за каждым его шагом.
Что это? Простой взмах руки или?..
Он быстро огляделся по сторонам, гадая, кому предназначен жест великого визиря, и заметил двух рослых евнухов, охранявших Каретные ворота, ведущие в гарем. Один из них также ответил жестом, почти незаметным — во всяком случае, так показалось Давуду. Он прочел лишь последние знаки:
«Она знает».
Давуд в замешательстве покачал головой и снова повернулся к Ибрагиму, заметив, как тот подает знаки пальцами. Он успел разобрать лишь последнее слово: «…ее». Затем руки великого визиря спрятались в складках кафтана.
В самом ли деле он подал знак, или то был лишь естественный взмах руки и пальцев? Давуд покосился на евнухов, но те стояли неподвижно, словно были высечены из того же камня, что и ворота за их спинами. Он положил руку на кинжал и быстро шагнул к Сулейману.
— Слезай с коня, — быстро и многозначительно прошептал он.
Султан нагнулся и с улыбкой взъерошил другу волосы.
— Спешивайся сейчас же! — чуть громче и настойчивее сказал Давуд.
— В чем дело, Давуд? — осведомился султан, перекидывая ногу через мощный круп. Ухватившись за луку седла, он спрыгнул на землю и повернулся к Ибрагиму, который снова извлек руки из складок кафтана и дружелюбно улыбался ему.
— Наверное, поход утомил твоего друга, господин. Я знаю, что сейчас утешило бы его… — сказал он.
Сулейман положил руку на плечо Давуду:
— Давуд, ты измучен всем, что тебе довелось пережить на полях сражений. Успокойся! Мы вернулись домой, где нас ничто не должно тревожить. Пойдем, мы втроем выпьем и поедим в моих покоях, празднуя победу.
Давуд покосился на великого визиря, не испытывая утешения от ласкового прикосновения руки Сулеймана. «Что ты задумал, змей?»
Когда они подошли к Вратам счастья, ичоглан взял у них сабли и кинжалы.
Давуд нехотя отдал свой кинжал, боясь, что останется безоружным в решающие мгновения жизни.
— Давуд! — окликнул его Ибрагим. — Кальян утешит тебя, согреет кровь. Я лично набью тебе кальян, и ты поймешь, что я по-настоящему люблю тебя — так же сильно, как и нашего султана.
Сулейман положил руки на плечи обоих и повел их в Третий двор, а оттуда — в свои покои.
В тот же миг, как они скрылись в тени, два черных евнуха, охранявших Каретные ворота, развернулись и побежали по освещенным факелами коридорам. Они выхватили сабли и спешили во двор, где ждала Хюррем.
— Итак, мой господин и мой… друг, — прошептал Ибрагим, склонившись над кальяном и набивая в чашку сладко пахнущий гашиш, — сегодня мы возрадуемся нашей победе, ибо Тень Бога в самом деле распространилась на весь земной шар.
Сулейман радостно улыбнулся, опустившись на мягкий диван и взяв кубок с шербетом. Давуд неподвижно стоял с ним рядом. «Она знает»? «Что имел в виду тот евнух и почему он обменивался с Ибрагимом тайными знаками? Или мне все просто показалось?»
Крепко сжимая в руках сабли, евнухи пробежали по пустому Двору девственниц и бросились в коридор, ведущий ко Двору фавориток. Они криками подзывали других евнухов. Те тоже доставали оружие и бежали исполнять приказ своего настоящего господина.
Хюррем тихо поднялась по лестнице, по-прежнему крепко прижимая к себе амулет и письмо. Скорее бы любимый призвал ее к себе! Тогда она поделится с ним доказательствами, которые находятся в ее руках…
Ибрагим подошел к Давуду, зажав под мышкой переливающийся полупрозрачный шар. Заботливо улыбнувшись, он протянул ему мундштук. Он знал, что Сулейман наблюдает за ним, и потому изобразил, что протягивает руку дружбы этому… этому любимчику султана. Горькая желчь хлынула ему в рот, когда он смотрел на стоящего перед ним Давуда. Тот взял мундштук с подозрением, однако засунул его между зубов.
Ибрагим, повернувшись спиной к Сулейману, не мог не улыбнуться, увидев, как толстые губы обхватывают слоновую кость и сильно затягиваются. Он широко улыбнулся и метнул на Давуда взгляд, исполненный лютой ненависти. Когда огонь дурмана воспламенил Давуду голову, великий визирь резко швырнул кальян на пол. Стеклянная колба разбилась о мрамор. В ту же секунду Ибрагим схватил Давуда за горло и, выхватив из рукава кинжал, прижал к его обнаженному горлу.
— Что значит это оскорбление? — проревел Сулейман, вскакивая на ноги. — Ибрагим! — ошеломленно закричал он.
Великий визирь крепко держал за горло Давуда, прижимая кинжал к его горлу. Повернувшись к султану, он сплюнул ему под ноги:
— Да пошел ты!
Давуд извивался, пытаясь освободиться, но Ибрагим жестоко ударил его в висок рукояткой кинжала, а затем снова прижал острие к его горлу.
— Что ты делаешь? — Сулейман поспешно шагнул к ним.
— Стой, — неистово завопил Ибрагим, — или Аллах примет этого верблюда в свои объятия так же быстро, как по моему приговору принял валиде-султан! — Он снова сплюнул на пол.
Сулейман пошатнулся и замер. Рот его раскрылся, и Ибрагим увидел, что султан, несмотря на все свое самодовольство и глупость, наконец понял правду. Он наслаждался теми чувствами, которые пробудил, наблюдая, как стоящий перед ним человек постепенно охватывается гневом и печалью… как он дрожит от слабости…
— Тебе не выйти сухим из воды, — тихо прошептал Сулейман. — Я прикажу казнить тебя за измену и предательство!
— Ха! — ответил Ибрагим. — По твоему же указу я стал сераскир-султаном. Жители Стамбула любят меня, боготворят меня! Когда узнают, что я напал на этого верблюда, который стоял над твоим царственным трупом и запачкался в твоей крови, никто ни в чем не усомнится. Я объявлю, что сразился с предателем и казнил его во имя дома Османов. Несомненно, после такого подвига у меня, героя империи, появится право владеть тем, что и так является моим. Я подчиню себе твоих сыновей и буду наслаждаться их невинной плотью… в наказание за то, что ты так долго пренебрегал мною.
Сулейман задрожал от ярости. Неужели перед ним в самом деле его друг детства?!
Не смея пошевелиться, он неотрывно смотрел на кинжал, прижатый к горлу его возлюбленного.
Хюррем расхаживала по верхнему ярусу галереи, то и дело поглядывая на ветви величественного бука. В его густой листве спряталась от дождя сова, и ее круглые глаза сверкали, как дурное предзнаменование. Услышав внизу шорох, она перегнулась через балюстраду и посмотрела во двор. Отряд евнухов молча и с саблями наголо бежал по мокрым мраморным плитам. Самый рослый, их предводитель, остановился и метнул на нее пламенный взгляд. Его толстые черные губы расплылись в насмешливой улыбке, и он бросился к лестнице.
Ознакомительная версия.
