Адам томно застонал и закрыл глаза.
— Это было просто предположение… на счет заняться любовью, — зашептала Флора, продолжая упоительный массаж.
Через несколько мгновений он отстранил ее руку, медленно разлепил веки и пьяными глазами посмотрел на нее.
Продолжая пикироваться в своей привычной манере, они проворно разделись.
— Куда ты так спешишь? Пожара нет! — лукаво заметил Адам, краем глаза видя, с какой поспешностью она сдирает с себя юбку.
— А ты-то сам куда торопишься? Не упади в реку сгоряча! Запутаешься в штанинах — и бултых!
— У нас вся ночь впереди.
— Ни минуты из нее не хочу упустить. А если нас кто-нибудь увидит?
— Плевать!
— А все-таки?
— Я тебя прикрою своим телом.
— Так прикрой же меня быстрее… даже если никто не идет.
Они упали на траву — и Флора испытала первый оргазм сразу же, как только он вошел в нее.
На самой вершине удовольствия у нее промелькнуло в голове: «Боже, я попала к нему в рабство, я абсолютно беззащитна перед ним, потому что люблю его». И… ей стало еще приятнее. В этом рабстве было замечательно. Эта беззащитность была прекрасна…
Адам по-прежнему был в ней — напряженный, могучий, полный энергии. Однако Флоре захотелось расслабиться, спокойней насладиться на тех высотах, куда он ее вознес. Она машинально сжала бедра и томно прогнулась.
Адам чутко уловил невысказанное вслух желание и замедлил движение, которое стало дразняще-вкрадчивым, легким. Он словно медленно исследовал ее глубины.
И это был другой набор ощущений, не менее упоительный. Флора не скатилась круто с вершины удовольствия; ее будто неспешно перенесло с гребня одной высокой волны на гребень другой. Новый оргазм подкрался незаметно, словно на кошачьих лапках. Хотя по силе был еще мощней первого…
А галантный Адам продолжал искусное движение, варьируя ритм и скорость. Он еще дважды дал ей ощутить оргазм, прежде чем позволил себе полностью отдаться удовольствию и извергнуть семя.
Флора плыла в каком-то поднебесье, утратив представление о времени и пространстве. Когда она наконец открыла глаза, перед ней было нежно улыбающееся умиротворенное лицо Адама на фоне луны, струящей свой свет в большую прореху между облаками.
— Я люблю тебя — очень, очень, — шепнула Флора. — Умираю от желания. Хочу, чтоб ты касался меня, целовал, чтоб ты овладевал мной снова и снова.
Он смотрел на нее полными страсти дикарскими черными глазами. И она почти всерьез сказала:
— Я даже напугана всем этим!
— Это любовь, дорогая.
Адам нежно водил пальцем по ее щеке, по контору губ. Все, о чем она говорила, испытывал и он: неутолимое желание и какой-то испуг перед властью этого желания. Но было приятно вот так терять голову и мало-помалу забывать укорененный в нем страх брака.
— Скажи мне, что будешь любить всегда-всегда! — с мольбой в голосе произнесла Флора. Никогда прежде девушка не испытывала такого ужаса перед тем, что он может покинуть ее: сейчас ей казалось, что они единое целое и она просто погибнет, если вторая половинка бросит ее. — Должно быть, я очень утомилась — говорю такие глупости, — поспешила она добавить, ощущая себя слишком уязвимой после своих предыдущих откровенных слов.
— Я буду любить тебя вечно, — сказал Адам, просто и без излишней патетики.
Он сочувствовал ее страху. В свое время, в Саратоге, он уже испытал жуть возможной потери и поэтому не мог встретить ее простодушную мольбу насмешкой.
— Я буду любить тебя и этой ночью, и завтра утром, и днем, и через неделю, и через десять лет — всегда, пока жив. Я буду любить тебя в этих прериях, в горах и в долинах. Я буду любить тебя в Америке и в Европе, в Азии, Зазии и Чумазии, а также, если ты пожелаешь, на Луне или у черта на рогах.
— Вот это правильно, — с улыбкой поддержала его Флора. Потом легко вздохнула и спросила: — А ты не лжешь? Может, ты сам себя обманываешь? О Господи, у меня мысли путаются, все так странно…
Прислушиваясь к ее бормотанию, Адам ответил:
— Любовь — та же первородная жизненная сила. Она подхлестывает и возбуждает, она пестро окрашивает все вокруг. От нее цветы еще ароматнее, небо — синее. Любовь наполняет понятие счастья новым смыслом…
— …как будто после долгого беспокойного путешествия пришел в гавань, — тихонько подхватила Флора.
— Но в спокойной гавани хорошо, радостно. Мы обрели друг друга, и отныне у нас общее будущее. Так что не надо пугаться. Все замечательно — бури позади! — Он, очевидно, сам был несколько ошарашен своими поэтическими фразами, потому что улыбнулся и завершил разговор шутливым замечанием: — Теперь я с нетерпением жду того, как мы будем налаживать совместный быт. Гадаю, какой у тебя вкус относительно мебели.
— Для меня хороша та мебель, которую можно сложить и сунуть в большой баул. Что-нибудь поосновательнее купит Генри — пошлем его в город, пусть он и распорядится, я его вкусу доверяю. Для меня переход к оседлой жизни может оказаться довольно болезненным.
— Тот, кто мог пристрелить пару китайских бандитов, как-нибудь да справится с проблемой кушеток и кресел, — весело заметил Адам.
— Я слегка ошарашена переменами в своей жизни.
— Да к тому же усталость после долгого пути. Как насчет поспать? Здесь или в палатке?
— Не хочу спать! — капризно заявила Флора.
— Ах ты ненасытная проказница! — игриво воскликнул Адам.
— Ты устал? — с тревогой спросила она, глядя на его ребра, проступившие под кожей после болезни. — Я хотела сказать… ну, может, я спешу и ты еще не…
— Посмотри, — сказал он и глазами показал себе ниже пояса.
Она посмотрела и удивленно воскликнула:
— Ах!
— Всегда к вашим услугам, леди Флора! — смеясь, сказал Адам.
Девушка улыбнулась ему в ответ.
— Спасибо, — прошептала она. — Какой он у тебя бравый молодец!
Ближе к утру, после ночи упоительных мгновений, Адам перекатился на бок и поискал что-то в кучке своей одежды.
— Хотел дать тебе после того, как уйдут все гости, — сказал он, протягивая Флоре кожаный мешочек.
— Но я вспылила и нарушила твои планы.
Он улыбнулся.
— Ничего страшного, биа, все закончилось прекрасно.
Она открыла мешочек. В нем оказалась бриллиантовая брошь.
— Какая прелесть, — ахнула девушка. — И какая тонкая работа!
— Ты моя прелесть, — сказал Адам. — И я хотел, чтобы ты знала это.
— Ах, я расплачусь… — вдруг промолвила Флора. Его подарок необычайно растрогал ее. Сейчас она была уверенней в его любви и могла не скрывать своих чувств. Да, ей хотелось плакать от счастья!
— Можешь поплакать, — сказал Адам, беря Флору к себе на руки, словно Люси, когда нужно было успокоить и убаюкать ее.
