— Все так сильно изменится, — сказала я.
— Да, — гордо ответил Гарри, — скоро эта местность больше будет напоминать разумно распланированные поля, как в моих книжках, чем ту живописную путаницу, которая у нас сейчас.
— Хорошо, пусть так, — грустно согласилась я. Гарри подвел мистера Левеллина к карте нашего поместья, составлением которой я так гордилась.
— Вы запланировали много перемен, — заметил мистер Левеллин, следя, как расползается подобно наросту оранжевая граница.
— Да, — с гордостью ответил Гарри.
— Вы так верите в пшеницу? — улыбаясь, спросил торговец.
— Да, — подтвердил Гарри, — в наше время это источник надежных прибылей.
— Конечно, — в мистере Левеллине заговорил крестьянин из бедных земель. — Но вы намереваетесь довольно быстро провести ваши новшества в жизнь, не так ли?
Гарри кивнул и доверительно наклонился к мистеру Левеллину:
— Мы составили один проект, который нуждается в финансировании, — сообщил он.
— И мы рассчитываем на вашу закладную, — вкрадчиво перебила я Гарри. — А заем собираемся оплатить прибылями от этих новых полей пшеницы, так что доходы от имения останутся по-прежнему высокими.
Мистер Левеллин кивнул мне, и в его прищуренных глазах мелькнула улыбка. Он догадался, что я не случайно перебила Гарри.
— Но вы лишитесь вашего урожая сена, — заметил он. — Во сколько вам обойдется его покупка на зиму?
Я придвинула к себе лист бумаги с моими расчетами.
— От восьмисот до тысячи фунтов, — сказала я. — Но мы станем давать овцам корнеплоды и клевер. А и то, и другое в изобилии растет в пшеничных полях.
— А сено для лошадей? — мистер Левеллин обращался к Гарри, но отвечать опять приходилось мне:
— Нам его хватает.
Мистер Левеллин согласно кивнул и стал изучать цифры, которые я представила ему.
— Не пора ли нам взглянуть на сами земли? — предложил он, ставя на стол свою чашку кофе.
— Вам все покажет мой брат Гарри, — и я жестом показала на свое траурное платье. — Я в трауре и могу только править лошадьми, а не скакать на них.
— Тогда поедем в коляске! — галантно предложил мистер Левеллин, и мы улыбнулись друг другу.
— С удовольствием, — ответила я. — Мне нужно отдать приказание на конюшне и переодеться. Я вернусь через несколько минут.
Я выскользнула из комнаты и, крикнув прислугу через открытую дверь западного крыла, велела запрягать Соррель в новую коляску. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы переодеться в черную бархатную амазонку и накинуть плотный черный плащ, так как стояли жестокие декабрьские морозы.
— Вы предпочитаете ездить в экипаже, а не скакать на лошади? — спросила я мистера Левеллина, когда мы уселись в коляску и накрыли ноги теплым пледом. Копыта Соррель застучали по гравию.
— Я предпочитаю осматривать землю с хозяином, — ответил он, искоса взглянув на меня. — На этих полях видны следы вашей заботы, миссис Мак Эндрю. Я улыбнулась в ответ, но промолчала.
— Какой прекрасный лес, — сказал он, оглядывая серебрившиеся от вчерашнего снега буки.
— О, да, — отозвалась я. — Но мы их не собираемся закладывать. Леса, которые я хотела предложить вашему вниманию, расположены на северных склонах холмов, там растут преимущественно сосны и ели.
Соррель легко несла экипаж в гору, и из ее рта вырывались голубоватые облачка пара.
Наделы общинной земли, на которых вот уже скоро семьсот лет жители Экра выращивали собственные урожаи, стояли белые от снега. Невысокие межевые столбы и изгороди были убраны, и весной мы собирались обрабатывать плугами эту так долго и так любовно возделываемую землю.
Мы выигрывали около двадцати акров, отнимая этот клочок у крестьян, их землю, на которой они выращивали овощи к своему столу или корм для домашней птицы. Для них это была защита от неурожайного года, от безработицы. Их права на эту землю нигде не были записаны, между нами не существовало никаких контрактов. Просто по традиции люди искони пользовались этой территорией для своих нужд. И когда я приехала в деревню и объявила полудюжине самых почтенных и уважаемых стариков, что весной мы собираемся пустить эту землю под пашню, им было нечего мне возразить.
Я и не собиралась ничего обсуждать, я даже не выходила из коляски. Я встретила их у каштана, и когда мы закончили разговор, пошел снег, и все заторопились по домам. Во всяком случае, они уже успели убрать картофель и овощи и потеря земли не должна была особенно тревожить их до следующей зимы.
До сих пор жители Экра могли считать себя счастливыми, так как при каждом домике имелся небольшой садик, гордость и отрада всей семьи. В них росли цветы, играли дети. Теперь их придется перекопать и превратить в унылые огороды. И все это для того, чтобы поместье Вайдекр увеличилось на двадцать акров. Для того, чтобы мой сын Ричард смог на неделю раньше сесть в кресло сквайра.
Я спешилась и привязала Соррель к забору. И мы отправились вперед по узкой тропинке вдоль подножия холма, пока не добрались до новой плантации, огороженной невысокой ивовой изгородью от нашествия овец.
— Сколько лет этой плантации? — поинтересовался мистер Левеллин, и улыбка ушла из его глаз, а оценивающий взгляд охватил великолепные, высотой до двадцати, тридцати футов деревья.
— Я сажала их с моим отцом, — вспомнив это, я улыбнулась. — Мне тогда было пять лет. Сейчас им уже четырнадцать. Папа пообещал мне, что, когда я стану старой леди, мне сделают стул из одного из этих деревьев. — Я повела плечами, отгоняя печаль.
— Времена меняются, — отозвался мистер Левеллин. — Никто не в силах предугадать, как повернутся события. Лучшее, что мы можем сделать, это следовать велениям нашей совести — стремиться к прибылям, не задевая при этом чужих интересов.
Он сочувственно улыбнулся мне и обернулся к деревьям.
— Растут хорошо, — одобрительно прокомментировал он. — Сколько здесь было саженцев?
— Около пятисот, — отвечала я. Я открыла калитку, и он, пройдя вперед, осмотрел иголки, нагибая и отпуская ветви, он проверил их упругость. Затем шагами измерил площадь в десять ярдов и, шевеля губами, подсчитал, сколько на нее приходится деревьев.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Разумеется, я дам деньги под эту плантацию. Контракт находится при мне. Общинная земля содержится так же хорошо?
— Да, — ответила я. — Но это в другой стороне. Мы сейчас отправимся туда.
Мы вернулись к коляске, и он, сметкой крестьянина, не стал мне предлагать помощь, пока я, взяв Соррель под уздцы, разворачивала ее на узкой тропинке. Садясь в коляску, он с уважением улыбнулся мне.
Мы спустились с холма и поскакали в направлении Экра. Поравнявшись с новой мельницей, мы встретились с мисс Грин, которая кормила кур около своей двери, я ответила на ее поклон, и она проводила взглядом нашу удалявшуюся коляску, видимо, гадая, что за человек сидит рядом со мною. Скоро она все узнает. Я не делала тайны из моих планов.
Мы проехали через лес, застывший в морозном молчании, и вскоре дорога привела нас к внезапно открывшейся общинной земле. Вдруг я услышала треск сильных крыльев и над нашими головами проплыл треугольник гусей, летящих в западные края к теплу.
— Вот эта земля, — я кивком указала на общинную землю. — Я показывала вам ее на карте. Все это перед вами. Слегка холмистая, много кустов и вереска, несколько деревьев, которые надлежит выкорчевать, и два ручья.
Я старалась сдерживаться, но моя любовь к общинной земле, кажущейся медно-золотой в этом холодном зимнем свете, заставила мой голос дрогнуть от отчаяния. Один из ручейков находился рядом с нами, и до нас донеслось нечастое позванивание капель подтаявшего на солнце льда.
Ветки кустов сияли бронзой на фоне серебристой изморози. Березки, которые мне придется вырубить, были моими любимыми деревьями, их белые, как бумага, стволы и пурпурно-коричневые ветви напоминали изящный рисунок на вазе севрского фарфора. На вереске еще сохранились бледно-серые цветочки, и сейчас они казались вылепленными из инея. Там, где замерз влажный торф, земля была твердой, как камень, в долинах же белый песок хрустел от мороза, как сахар, и казался таким же сладким.
