Они нашли сообщницу в лице Шармилы, которая сама была по уши влюблена в своего Гаруна и пребывала в нетерпеливом ожидании свадьбы. И в лице Джо, которая после тщетных попыток утолить свое любопытство в конце концов приняла тот факт, что ее брат по вечерам встречается с кем-то в павильоне, но не хочет сказать с кем.
Улыбка на лице Ли Мей вспыхнула и погасла; ее глаза наполнились слезами:
– Я так боюсь за него.
На прошлой неделе в море случилось что-то зловещее. Вначале сильный грохот, похожий на взрыв, нарушил торжественное пение псалмов в Сент-Андрусе. Многие сочли это грубым нарушением воскресного покоя взрывами в ходе расширения и освоения прибрежной полосы у Телок Айер. Но это продолжилось поздним вечером и ночью и вызвало еще большее неудовольствие. Другие приняли это за сигнальные выстрелы с Форта Кэнинг или за морское сражение – может быть, с китайскими пиратами, которые назойливо как саранча время от времени совались в местные воды. Но утром понедельника тишину разорвал могучий удар, громовой и резкий, будто сам бог-громовержец развернулся во всю свою уничтожительную мощь.
То был час, когда в пятистах милях к югу от Сингапура, в Зондском проливе между Явой и Суматрой под небом, черным от дыма и сажи, извергся вулкан островка Кракатау, исторгая в воздух огонь, пепел и камни, а море вздыбилось в смертоносном потоке.
После разрушения телеграфной связи с Явой новости в Сингапур просачивались лишь по каплям, и город лежал как остров блаженных вдали от событий и мог лишь догадываться, какой ад творился на Яве и Суматре и на всех других островах вблизи и вдали; речь шла о смытых с лица земли деревнях и тысячах погибших.
– Наверняка с ним ничего не случилось. – Дункан притянул Ли Мей к своей груди. – При морском землетрясении нигде нет более безопасного места, чем посреди океана.
– А вдруг он в это время как раз причалил к одному из этих берегов… И именно там вышел на берег… – Ее пальцы вцепились в его спину, ища опоры. – И я все время думаю: что, если боги накажут меня, отняв у меня отца? За то, что я нашла в тебе?
– Нет, Ли Мей, – шептал он ей в волосы. – Не думай так. Не ты ли мне рассказывала, что твой отец знает море, как никто? Что море то же самое, что кровь в его жилах? Его сердцебиение?
Образ отца, нарисованный ему Ли Мей, вызывал у него уважение. Гордый. Непокорный. Временами вспыльчивый. Человек, которому лучше не становиться поперек дороги, особенно когда дело касалось его дочери, которая, судя по всему, была его зеницей ока. И все же он был полон любопытства к этому человеку. Человеку моря, такому же, как и он сам. Почти родственная душа; он с удовольствием когда-нибудь познакомился бы с ним.
– Да, – прошелестела она. – Да, это верно.
Сердце Дункана сжалось, а потом расширилось в диком, неровном ударе, когда он ощутил у себя на языке слова, которые уже несколько дней носил в себе.
– Как ты думаешь… он скажет «да», если я попрошу у него твоей руки?
Ли Мей подняла голову, на ее щеках блестели дорожки от слез, а глаза сияли от непостижимого счастья. Улыбка – печальная, почти болезненная – показалась на ее лице, и она положила ладонь на его щеку.
– Ты не можешь на мне жениться, Дункан. Ты белый. Оранг-путих. А я наполовину китаянка, наполовину оранг-лаут. Вместе нам не бывать. Здесь – никогда.
Внезапно разница в возрасте между ними повернулась в обратную сторону. Он, романтичный и наивный юноша, а она – опытная, рассудительная женщина, которая знала порядок вещей в жизни.
– Если не здесь, то где-то в другом месте, Ли Мей, – прошептал он и прижался лбом к ее лбу. – Если понадобится, то хоть на краю света.
– Где Ли Мей?
Облегчение, радость последнего часа, что супруг, отец благополучно и до срока вернулся в Кулит Керанг, наполняли дом серебряным звоном, словно стрекот цикад, но теперь он содрогнулся и замер от его голоса; в нем чудилось что-то угрожающее.
– Я не знаю, – растерянно ответила Лилавати.
Она сидела с Индирой на полу веранды, освещенной лампой, и закрепляла в косе девочки последний из новых перламутровых гребней, а Индира – изящная, с глазами, как у косули – разглядывала привезенные отцом игрушечные фигурки, вырезанные из дерева и кости.
– Может, она в китайском домике?
Рахарио, со свежеподстриженной бородой, с еще мокрыми после ванны волосами, отрицательно покачал головой:
– Нет, там ее нет. Никто из персонала и из охранников тоже не видел ее с полудня. Кишор?
Вытянув длинные ноги, со стопкой новых книг рядом с ротанговым креслом, углубившись в чтение, молодой человек с угловатыми, замкнутыми чертами лица пожал плечами:
– Понятия не имею.
– Шармила?
С пунцовыми щеками Шармила склонилась над вышиванием и отрицательно потрясла головой. Врать матери для нее не составляло труда: ведь Лилавати была вся поглощена заботами о подготовке свадьбы; но отца обвести вокруг пальца было не так легко.
Она чувствовала, как глаза отца сверлят пробор ее волос, и глаза матери тоже испуганно вскинулись на нее.
– Шармила. – Голос отца стал опасно тихим.
– Откуда мне знать, куда подевалась Ли Мей, – пролепетала она полудерзко, полувиновато.
– Ты лжешь.
Плоское лицо Шармилы пылало, и она сжала полные губы в тонкую линию.
Под шорох шелка и звон украшений Лилавати тяжело поднялась и опустилась рядом с Шармилой на колени, осторожно взяла ее за запястье.
– Если ты что-то знаешь, ты должна нам сказать, Шармила. В такое время быть где-то вне дома опасно для такой молодой девушки, как твоя сестра.
Шармила опустила голову еще ниже.
– Так ты знаешь, где она может быть?
Шармила молчала.
– Разве ты не понимаешь, что мы в тревоге? Что бы ты ни обещала сестре, ты должна нам сейчас сказать, где она.
– Шармила. – От отцовского голоса, холодного и резкого, как разбитое стекло, у нее кожа пошла пупырышками. – Ты сейчас же скажешь мне, где твоя сестра. Если ты рассчитываешь стать женой Гаруна.
Шармила вскинула голову; ее узкие глаза расширились от ужаса.
– Нет, папа. Пожалуйста. Это несправедливо!
– Ты можешь выбирать. Ли Мей или Гарун.
Взгляд его был каменным.
Ее глаза влажно заблестели, и в поисках помощи она посмотрела на мать.
– Пожалуйста, Шармила. Скажи нам, где Ли Мей.
Острый подбородок Шармилы дрожал.
– Она… она с одним мужчиной.
В глазах отца вспыхнуло пламя.
Лилавати резко втянула воздух, и пальцы ее крепче сомкнулись на запястье дочери.
– Где, Шармила?
– Этого я не знаю.
– Мужчины, которые уговаривают девушек на секретность, не замышляют с ними ничего хорошего. Никогда. – Голос Лилавати был мягким, но настойчивым. – И ради твоей сестры скажи нам все, что тебе известно. Может быть, ты знаешь его имя?
