Остин кивнул, признавая ее мудрость. Он посмотрел на престарелую тетушку Обри с уважением и признательностью.
– Когда речь заходит об Обри, ваши суждения совпадают с моими. Обоим нам повезло, что у нас есть вы.
Щеки Клары порозовели, и она замахала рукой, отпуская его.
– Тогда идите. Если эта девчонка не предпочтет вас отцу, мои суждения ничего не стоят.
Остин поклонился и отправился в отведенные им комнаты, перешагивая через ступеньки. Он давно хотел поговорить с Обри о трудной ситуации, в которую попал. Лучшей возможности никогда не представится, а слова ее тети придали ему уверенности, в которой он так нуждался. Он не собирался противостоять семье Обри или ссорить ее с ними, но леди Клара была права. Выбор принадлежит Обри.
Он тихо постучал в ее дверь, не желая будить, если она уже уснула. Не получив ответа, он почувствовал, как на него тяжело навалилось разочарование, и не смог удержаться, чтобы не убедиться, что она спокойно спит. Он приоткрыл двери и удивленно уставился на пустую кровать. Нетронута. Ночная сорочка одиноко лежала поперек кровати.
Остин выругался про себя и только потом подумал, что нужно установить ее местопребывание. Быстрым шагом он устремился по коридору, избрав черную лестницу как кратчайший путь, и чуть не сбил с ног служанку. Она усмехнулась его торопливости. Вид графа, сбегающего черным ходом, даст пищу для кухонных пересудов.
Остин почти бежал по неосвещенной садовой дорожке. Голые ветви скребли по стене, окружавшей сад, и раскачивались на ледяном ветру. Летом здесь был укромный уголок, зеленый и тенистый, но сейчас только отдельные упрямые листья продолжали цепляться за деревья и кусты, но мороз уже оставил следы на их жилках.
В конце аллеи мерцал слабый огонек, и Остин направился к нему.
Конюшня Саутриджа не была так ухожена, как в аббатстве. Летом она утопала в зелени сада, но сейчас ее темная громада выделялась на фоне зимнего неба, и только слабое пламя свечи в окне говорило о продолжающейся жизни.
Остин помедлил у приотворенных ворот, не желая мешать обитателям конюшни. Опершись о дверной косяк, он подождал, пока успокоится сердце, затем заглянул и с тихой радостью увидел внутри свою жену.
Обри сидела на соломе у первого стойла, держа на коленях котят, карабкавшихся по ее юбке и плечам, игравших с бахромой ее шали и кувыркавшихся друг через друга. Это были не породистые сиамские коты, которых она оставила в Девоне, а обычные сельские, полосатые, привыкшие жить в амбарах. Кошка сидела рядом, настороженно поводя хвостом, но не протестовала против вторжения. Сияние свечи озарило золотые локоны Обри, когда она отклонилась, чтобы освободить перепуганный комочек, запутавшийся в шали.
Когда она вновь подняла голову, то гостеприимно улыбнулась Остину, тенью маячившему в дверях. Она не видела его лица, но широкие плечи в немодном кашемировом сюртуке и длинные, вечно выпрямленные ноги принадлежали ему. Она прижала к щеке урчащего котенка и знаком пригласила его войти.
– Вы искали меня? – мягко спросила она. В полутьме глаза ее мерцали.
Кошка встревожено вскочила, когда Остин вошел в стойло и опустился на копну сена, но затем, не заметив агрессивности, успокоилась, забралась к нему на колени и свернулась калачиком. Остин с отсутствующим видом почесывал ее голову, глядя на Обри. Как можно собираться обсуждать какие-нибудь вопросы, сидя в такой мирной обстановке?
– Вам лучше?
Он оттягивал разговор, стараясь запечатлеть в памяти безмятежное выражение ее лица.
– Все хорошо, – вежливо ответила она.
– Ваша тетя Клара сказала мне, что я ошибся, пытаясь защитить вас. Она считает, что вы достаточно сильны, чтобы принимать самостоятельные решения.
Это вызвало в больших зеленых глазах вспышку интереса, по лицо сохраняло невозмутимость.
– Вы только что прояснили свою точку зрения. Вы считаете, что я слишком молода. Каждый имеет право па свое мнение.
Все, чего ему хотелось – это сжать ее в объятиях и держать крепко, нашептывая на ухо слова любви, но Остин не мог позволить себе этой маленькой роскоши. Он слишком сильно обидел ее и теперь должен за это расплачиваться. Только осторожность может помочь ему не потерять всего.
– Вы молоды, – согласился он, – и в некоторых вещах я могу быть опытнее вас, но только вы знаете, что чувствуете или чего хотите. Я не имею права решать это за вас.
Обри обхватила котенка руками и с подозрением встретила его взгляд.
– Не слишком ли поздно вы это обнаружили? Пропустив ее слова мимо ушей, Остин продолжал:
– Ваш отец привез ордер на мой арест, Обри. Если он обнаружит, что я здесь с вами, он может предъявить мне обвинения в контрабанде и упрятать в тюрьму.
Она не казалась удивленной, только слегка нахмурилась от гнева.
– Зачем моему отцу добиваться вашего ареста?
– Вы не слышали, что я сказал, Обри? Я контрабандист, в глазах закона – уголовный преступник. В довершение ко всему прочему вы замужем за бандитом.
Остин изо всех сил старался заставить ее взглянуть на ситуацию всерьез.
– Я знаю это, – спокойно ответила она. – Я не совершенно наивна. Кем еще может быть тот, кто уплывает на полгода на корабле в поисках удачи? Любой может стать моряком, если ему это по плечу. Я поняла это, когда моряки привезли Адриана и сказали, что должны вернуться, чтобы задержать контрабандиста. Но если вас не было на борту, как вас можно арестовать?
Остин слушал эту речь, переходя от изумления к веселью и облегчению. Она восхитительно наивна, но далеко не глупа.
– Говорил я вам когда-нибудь, как я вас люблю? – ответил он невпопад.
Обри чуть не упала от потрясения и бросила на него недоверчивый взгляд в поисках издевки. Полуночные глаза смотрели без насмешки, и их сияние прожгло дорогу к ее сердцу. Она сглотнула и принялась лихорадочно искать ответ.
– Вы озадачиваете меня, – пробормотала она, глядя в сторону.
– Нет, – твердо ответил Остин. – Осмелюсь сказать, что полюбил вас с первого момента, как увидел. Не могу понять, почему я свалял такого дурака и пригласил на танец зеленую девчонку. Но я никогда всерьез не задумывался об этом, пока вы не прислали той злополучной посылки с вашими волосами. Я почти умер. Я был уверен, что вы совершили что-то ужасное. Отправились на корабле в Индию, или на верблюде на Восток, или Господь знает что. Я должен бы высечь вас за то, что вы так меня напугали, но не уверен, что еще имею на это право. Я хотел дождаться момента, когда получу право просить вас стать моей женой… Я не богат, Обри, но аббатство отстраивают за мои деньги, а не за ваши. Все, чего я хочу – чтобы вы могли отложить ваши деньги в фонд для ваших детей. Сейчас вы знаете обо мне худшее, Обри. Хотите ли вы быть моей женой?
