На следующее утро едва Мартина заняла свое место на узеньком стуле, епископ Ламбертский, указав на нее пухлым пальцем, провозгласил:
— Леди Фальконер, встаньте и подойдите ко мне.
На негнущихся ногах она вышла вперед и встала перед внушающим страх епископским троном.
Епископ выглядел недовольным и утомленным. Мартина не могла понять, хорошо это или плохо. Он откашлялся, прочищая глотку, служка обмакнул перо в чернила.
— Рассмотрев обвинения в привороте и порче, повлекших смерть, и в убийстве путем отравления, суд счел, что представленные доказательства демонического воздействия недостаточны. Исходя из этого, я объявляю вас невиновной в ереси.
Мартина закрыла глаза и неслышным шепотом произнесла слова благодарственной молитвы.
Многие присутствующие в зале вздохнули с облегчением, их лица посветлели. Торн смотрел на нее с улыбкой, брат Мэтью радостно похлопал его по спине.
— Милорд епископ! — раздалось посреди ровного гула голосов.
Отец Саймон пронесся от дверей в середину зала, к возвышению перед епископским троном, его черная ряса развевалась, как крылья ворона.
Вслед за ним в дверях появился Бернард, который, напротив, шел не спеша. Он мельком глянул на Мартину и кивнул ей.
Холодок пополз у нее по спине.
— Милорд епископ, — проговорил отец Саймон, задыхаясь, — с вашего соизволения, мы хотим представить еще одного свидетеля.
— Вы опоздали, святой отец, — хмуро сказал епископ. — Я только что объявил леди невиновной по всем предъявленным обвинениям.
— У нас есть новое обвинение. Этот свидетель…
— Да это переходит все границы! — закричал Торн.
— Новое обвинение? — вмешался Мэтью, поднимаясь на ноги. — Но до сих пор и речи не было…
— Всем молчать! — гаркнул епископ. — Сядь, монах, и смотри, чтобы лорд Фальконер вел себя пристойно. Сэр Бернард и отец Саймон, изложите мне дело.
Несколько минут все трое раздраженно шептались. Наконец епископ взмахом руки отпустил их прочь от себя и объявил:
— Интересы Господа и церкви требуют, чтобы суд выслушал показания свидетеля.
Отец Саймон скрылся в дверях. Он вернулся в сопровождении троих мужчин, указал двоим из них место на передней скамье, а третьего провел в центр зала к епископскому трону. Этот третий был высокий и грузный мужлан. Его физиономию украшали нарывы, в слюнявом рту не хватало доброй половины зубов. Мартина мгновенно узнала его.
— Имя этого человека Джайрс, милорд епископ, — сказал отец Саймон. — Он шкипер торгового судна под названием «Дамская туфелька». На этом корабле под его командой в августе прошлого года леди Фальконер и ее брат проделали путь из Нормандии.
— Вы можете задавать ему вопросы, — кивнув, сказал епископ.
— К несчастью, милорд, он не способен отвечать и может только показать знаками «да» или «нет».
— Хорошо. Продолжайте.
Отец Саймон приступил к допросу:
— Ты не можешь говорить?
Утвердительный кивок.
— Ты немой от рождения?
Шкипер помотал головой, что означало «нет».
— Верно ли, что ты лишился речи после того, как прошлым летом перевозил леди Фальконер в Англию через пролив?
Новый кивок.
— Верно ли также, что во время путешествия леди наслала на тебя проклятие в ответ на твои слова о том, что она вызвала бурю, а также заявила, что своей властью заставит тебя замолчать?
Шкипер несколько раз поднял и опустил голову, подтверждая слова монаха.
Отец Саймон обратился к двум спутникам Джайрса. Когда они вышли вперед — один верзила, второй щуплый коротышка, — Мартина поняла, что это были те самые два матроса, которые оказались свидетелями ее злосчастной вспышки гнева на палубе «Дамской туфельки». Судья поочередно спросил у каждого из них:
— Вы оба присутствовали при том, как леди Фальконер поклялась заткнуть глотку этому человеку?
И тот и другой выглядели смущенными, но, поколебавшись, оба сказали, что слышали это.
Рослый моряк посмотрел в сторону Мартины, затем обменялся взглядом с товарищем и, видно, на что-то решился.
— Святой отец, — произнес он, — ежели вы дозволите…
— Это еще что? — рявкнул епископ. — Помолчите, вам разрешается отвечать только на вопросы суда!
— Да я вот…
— Я имею право наказать вас за неуважение к суду. Закрой свой рот, если не хочешь сам лишиться языка!
— Слушаю, милорд, — опустив голову, пробормотал моряк.
— Милорд епископ, я хотел бы также опросить этих людей, — заговорил брат Мэтью, поднимаясь со своего места и видя, как епископ Ламбертский жестом указывает страже на Джайрса и двух матросов, чтобы тех вывели из зала.
— Не сомневаюсь, брат Мэтью, но суд окончен. — И, не обращая больше внимания на Мэтью, епископ Ламберт продолжил: — Итак, суд установил, что человек по имени Джайрс был лишен дара речи посредством колдовства, что леди Фальконер виновна в этом колдовстве и что такое колдовство следует признать видом ереси. Мужчина или женщина, которые общаются с духами или занимаются чародейством, должны быть преданы смерти, равно как и смерть через сожжение подобает еретикам, коим уготовано гореть вечно, и посему приговариваю казнить ее на костре завтра на рассвете, четвертого июня…
Кровь ударила в голову Мартине, у нее зазвенело в ушах. Как сквозь сон, она слышала раздавшиеся в зале крики ужаса и возмущения. Все сорвались с мест и толпой стали тесниться к осужденной. Стража окружила ее, преграждая им путь. Руки стражников повернули Мартину по направлению к выходу. Точно окаменевшая, она сделала шаг, не чувствуя под ногами пол, не ощущая жесткие толчки в спину. Двое солдат перед ней расталкивали людей, прокладывая дорогу конвою. Мэтью, вскочив на скамью, кричал:
— Так нельзя! Это противозаконно! У нее есть право обратиться к папе Александру!
Мартина услышала свое имя. Торн! Двое или трое воинов наседали на него, выдворяя из зала в двери с противоположной стороны. Отбиваясь от них, он простирал к ней огромные руки и, задыхаясь, снова прокричал: «Мартина! Мартина!»
Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, Мартина оказалась лицом к лицу с Бернардом, который один стоял спокойно среди этой сутолоки.
— Знаешь, твой костер уже сложен за городом, перед пустошью? Наш милый отец Саймон позаботился о том, чтобы в него положили побольше зеленых веток. — Бернард широко улыбнулся, обратив к ней мертвенно-пустые глаза. — Зелень плохо горит, очень медленно. Возможно, ты будешь умирать до полудня. Подумай об этом сегодня ночью.
С какой-то из неведомых ей раньше глубин души возникшей силой Мартина вскинула голову и, заглянув прямо в глаза Бернарду, проговорила:
— Даже если пытка будет длиться несколько часов, то потом я умру, и боли придет конец. Ты тоже умрешь однажды, но для тебя пытка тогда только и начнется, потому что ты будешь гореть вечно. Подумай и ты об этом сегодня ночью.
