Вечером семнадцатого июня жена и мать короля молча сидели вместе в саду Кенилуортского замка. Они сидели вместе не для того, чтобы успокоить друг друга, потому что никто из них не мог предложить никакого утешения. Они ничего не говорили друг другу, потому что им больше нечего было сказать. Этим утром они получили записку, небрежно написанную рукой Генриха, в которой сообщалось, что битва начнется шестнадцатого. Они знали, что битва должна была уже закончиться, но не знали, с каким итогом. Маргрит была обессилена. Она молилась до полного опустошения своего разума и сидела теперь со слезами, медленно стекающими по щекам, безразличная ко всему, кроме своего собственного страдания.
Элизабет ничем не могла помочь Маргрит, так же как и самой себе. Она лишь силой заставляла себя быть спокойной в присутствии Генриха. А в его отсутствие полностью давала волю своим страхам. Когда прибыл гонец, она вышивала новые манжеты для белых перчаток Генриха, но тут же отбросила их в сторону и впала в истерику. Ее дамам понадобился час на то, чтобы успокоить ее, и этот приступ повторялся снова и снова в течение всего дня, и она едва не задохнулась. Это испугало ее даже больше; не потому, что она боялась умереть, а потому, что боялась оставить Артура без защиты. Она постаралась взять себя в руки, сосредоточившись на своем дыхании, осторожно делая один вдох за другим.
Стражники, поддерживая руками, ввели в сад нового гонца. Он был грязный и окровавленный, а его оружие и доспехи отсутствовали.
– Мы потерпели поражение, – всхлипнул он, – поражение. Король бежал. Спасайтесь, мадам. Возьмите сына и бегите в убежище.
Маргрит закричала, но Элизабет сидела спокойная, как смерть. Она осторожно сделала очередной вдох.
– Что вы сказали, о короле, я имею в виду, а не о битве.
– Король бежал, спасая свою жизнь. Все потеряно.
– Возьмите этого человека и посадите его в тюрьму, – спокойно обратилась Элизабет к испуганным стражникам. – Обращайтесь с ним строго, закуйте его в цепи, а также поставьте человека охранять его. Он лжет. Лгать о подобном деле является самой большой изменой, и король захочет узнать, кто заставил его вести такие речи.
Стражники были далеко не такими нежными, когда потащили гонца прочь, а также более зловещими и менее встревоженными.
– Ты молодец, Элизабет, – потрясенно прошептала Маргрит. – Да, молодец. А что нам делать теперь? Мир перевернулся. Даже Библия говорит о другом. И теперь свекровь говорит жене своего сына: «Куда ты направишь свои стопы, туда пойду и я». Так куда мы пойдем, Элизабет?
– Идти? – спросила Элизабет, осторожно вдыхая. – Мы будем ждать здесь, пока не получим от Гарри известия. Тот человек лгал.
– Но подобные вещи случаются, – возразила Маргрит, которая пережила известия о проигранных битвах. Они казались такими же невероятными, как это.
– Только не с Генрихом, – Элизабет посмотрела в испуганные глаза своей свекрови. – Я не утратила еще свою проницательность. Генрих может проиграть битву, но он никогда не сбежит с поля. Если бы мне сказали, что битва проиграна, и король мертв, то я бы поверила в это, но Генрих не сбежит. У него было достаточно этого в прошлом. Он скорее умрет.
Маргрит закрыла лицо руками.
– Молю Бога, чтобы ты оказалась права. Искренне говоря, я считаю, что ты знаешь лучше моего сына, чем я.
Наступила ночь, и в спальне королевы зажгли свечи. Было бесшумно упаковано кое-что из ее одежды и драгоценностей. Чарльза Брэндона и Артура уложили спать в ее спальне. Было, конечно, разумно не доверять; но необходимо было также быть готовыми к плохим вестям. Часы медленно ползли. Полночь, час ночи, два часа ночи. Было почти уже три, когда женщины встрепенулись от звона шпор, раздавшегося в коридоре.
– Лорд Уиллоубай де Броук, – объявил стражник.
Он с улыбкой вошел в комнату, но на его лице появилось удивление, когда Маргрит и Элизабет при виде его громко разрыдались.
– Мадам! Ваша Светлость! У меня хорошие новости! Лучше и быть не может. Мы уничтожили всю их армию. Линкольн и ирландец мертвы. Лже-Уорвик захвачен. Король в целости и сохранности. Я умоляю вас не плакать.
И к его величайшему удивлению королева, которая, как он всегда считал, недолюбливала его, вскочила с кресла и расцеловала все его покрытое потом лицо.
– Ваша Светлость, – с криком отпрянул он.
Но отступление было невозможно. Сияющая от счастья Элизабет, которая смеялась и рыдала одновременно, схватила его за руку и толкнула в кресло. Мать короля налила вина и подала ему. Королева забрала из его онемевших пальцев перчатки и шляпу. Они бы вместе опустились на колени, чтобы своими руками отстегнуть его шпоры и снять сапоги, если бы не его ужас перед подобным поступком, который удержал их.
– Расскажи нам, расскажи нам, – хором закричали они и, не имея терпения дождаться помощи слуг, сами придвинули свои кресла, чтобы сидеть почти вплотную к его коленям.
– Мадам, Ваша Светлость, – запинаясь, сказал де Броук. – Из меня плохой рассказчик. Должен сказать, что это была тяжелая битва. Тяжелее, чем мы ожидали. И именно король, лично, выиграл ее. Он сражался, как лев. Оксфорд застрял на месте. Германцы и ирландцы храбро сражались. Они были нашими врагами, но ни один человек не сможет отрицать их мужество. И именно король изменил ход сражения. Когда наши войска не смогли продвинуться вперед, Его Светлость сам вступил в бой. Затем они попытались обмануть нас. Один из них был одет, как Его Светлость, и побежал с поля, а другие закричали об этом, но Суррей выкрикнул, что король продолжает сражаться, и я знал это, потому что все время был рядом с ним, а затем… мы победили.
Маргрит и Элизабет снова начали смеяться и плакать. Лорд де Броук определенно был неважным рассказчиком, но он принес им величайшее утешение. Генрих должен был вернуться домой на следующий день или, по крайней мере, еще на день позже, и они знали, что услышат от него подробнейший рассказ.
Стоукская битва, последняя грандиозная битва войн Роз, завершилась. Генрих заслужил еще большее восхищение своих друзей, а его враги умерили свой пыл, смирившись с фактом, что король временно непобедим.
Все ожидали от него обычной снисходительности, но они ошибались. Казнен был каждый, кто находился на поле у Стоука. Затем Генрих вернулся домой и попытался смыть кровь со своего тела и из своей памяти. Но он еще не закончил. Он решил дать своим людям урок. Отдохнув несколько дней в Кенилуорте, король отправился на север и, подобно карающему ангелу, обратил свое внимание на тех, кто не откликнулся на его призыв.
Всех, кто не смог представить доказательств, что внес каким-либо образом вклад в его борьбу, вытаскивали из их домов, иногда и из постелей, и допрашивали. Но Генрих был все еще щепетильным. Было пролито немного крови, зато взысканные в виде штрафов деньги хлынули в его казну. Он не станет ждать, пока таможенные пошлины и налоги наполнят ее. Он извлечет из этого восстания не только политическую выгоду. Спустя некоторое время он станет богат, а мятежники станут настолько бедны, что не смогут снова поднять восстание. Своим друзьям и недругам он говорил:
