Падишах пристально посмотрел в сторону решетки. Хюррем прекрасно знала, что эти глаза смотрят прямо на нее.
– Мы созвали всех вас, чтобы объявить важную новость. Она настолько важна, что мы должны ее обсудить и вместе решить, как сообщить о ней народу, – произнес Сулейман.
Двое из присутствующих растерялись. Это были Хафза Султан и Садразам Ибрагим. Ибрагим думал: «Зачем сообщать народу, что какую-то из наложниц прогнали из гарема?»
– Вчера мы получили очень неожиданное известие…
Сердце Хюррем готово было выпрыгнуть из груди. Итак, этот миг наступил.
– В нашем гареме произошло нечто, что скрыли от нас. Скрыли не только от нас, но и от нашей Валиде.
Ибрагим уже потирал руки. Сейчас гнев падишаха обрушится на эту негодяйку.
– Али Джемали-ходжа…
Падишах повернулся и посмотрел на старика. А тот в ответ низко поклонился, демонстрируя уважение.
– …не посчитав нужным сообщить нам, удовлетворил просьбу матери наших четверых детей Хюррем Ханым.
Садразам едва скрывал нетерпение: «Ну что же он так тянет?»
Падишах видел, что все присутствующие по обе стороны решетки взволнованы, но предпочитал этого не замечать. Он продолжал, медленно подбирая слова:
– Мы так и не смогли понять, произошло ли это событие, случившееся не по нашей воле, по чистосердечному желанию матери наших детей или лишь по воле Всевышнего. Я поговорил с ходжой-эфенди. Я спросил его – как он мог действовать, не известив нас? Но ходжа-эфенди ответил нам, что для того, чтобы исполнить волю Аллаха, позволения его раба не требуется.
Хюррем сидела подавленная. Хатидже Султан, краем глаза посмотрев на нее, увидела, что Хасеки кусает губы и теребит край своего белого кафтана.
– Конечно, если такова воля Аллаха, то наша воля и наше согласие здесь ни при чем. Если бы мы знали о том, что произойдет, то мы бы не имели права препятствовать этому. Но, как бы то ни было, уже все произошло. Хюррем Ханым была тщательно опрошена Али Джемали-эфенди, и при его свидетельстве и по воле Аллаха приняла ислам.
Последние слова Сулеймана произвели среди визирей, которые ничего не знали о произошедшем, переполох. Забыв на мгновение, что они находятся перед падишахом, изумленно загомонили.
Султан некоторое время наблюдал изумление подданных, а затем поднял руку, показывая всем молчать. Все замерли, так что в огромном зале было слышно лишь дыхание людей. Падишах вновь посмотрел в сторону решетки. А Хюррем теперь видела огонь, пылавший в глазах падишаха. Его губы сейчас должны произнести слова, которые решат ее судьбу. Жизнь или смерть? Счастье или горе?
Падишах сказал:
– Хотя мы разгневались, что такое важное известие от нас утаили, мы не могли не обрадоваться, что в конце концов мать наших детей открыла сердце истине и вступила на путь ислама.
Визири одобрительно закивали. Ибрагим разозлился. Сколько можно тянуть? Всего-то и надо было сказать: наложницу я отсылаю, дети едут с ней. И только. Зачем нужно всех здесь собирать?
– Я не буду больше затягивать свою речь, – вздохнул падишах. – Я долго думал над сложившейся ситуацией, все хорошо взвесил. И повелеваю следующее. Начиная с этого момента, Хюррем Ханым больше не наша наложница. Мы даруем ей свободу.
Тишина.
Каждое слово звенело у Хюррем в голове. Что это означает?
Ибрагим-паша не верил собственным ушам, с изумлением глядя на Сулеймана. Падишах не отрывал глаз от решетки.
– Да, – повторил Сулейман. – Мы освобождаем Хюррем Ханым от звания рабыни и наложницы. Отныне все, чем она обладает, принадлежит ей. Все то, что она получит, начиная с сегодняшнего дня, будет записано, как ее имущество.
Хюррем сидела оглушенная. У нее совершенно не осталось сил. Она ничего не слышала, не видела, не понимала. Она не видела, как Хатидже Султан радостно всплеснула руками. Не видела она и негодования в глазах Хафзы Султан.
Ибрагим-паша тоже стоял, как громом сраженный. Он уже готов был праздновать победу, как вдруг все рухнуло. «Врешь, – думал он, – никого не обманешь. Сейчас Сулейман освободит московитку и отправит из дворца, назначит ей жалованье, тем все и кончится». Но что делает Али Джемали-эфенди? По знаку султана шейх-уль-ислам подошел к решетке и раскрыл Коран. Где это видано, чтобы читали Коран, когда прогоняют наложницу?
Визири переглядывались, пытаясь как-то объяснить действия Сулеймана. Их собрали здесь сейчас явно для какого-то события. Но какого? Ладно, Хюррем освободили. Конечно, это правильно. Такой поступок достоин султана. Пусть теперь, будучи свободной, она найдет свое счастье. Но ведь Хюррем вроде бы уже нашла свое счастье, став матерью султанских детей. Тогда зачем же сейчас Сулейман приказал читать Коран?
Внезапно Валиде все поняла. Ей стало плохо, она прижала руку к груди: «Милосердный Аллах, мой сын, должно быть, сошел с ума».
А шейх-уль-ислам Али Джемали-эфенди продолжал читать Коран, и слова священной книги заставили всех присутствующих ненадолго обрести покой, забыв обо всех распрях. Но лишь ненадолго.
Дочитав священные аяты, ходжа закрыл книгу. Три раза поцеловал ее, приложил ко лбу и протянул падишаху. Тот тоже три раза поцеловал книгу, приложил ко лбу, а затем прижал к груди. Вновь раздался голос старого ходжи:
– Как вас зовут, сын мой?
Присутствующие раскрыли рты. Теперь все осознали, что происходит. Хюррем не очень хорошо понимала происходящее и, прислушиваясь к словам ходжи, думала, что он читает Коран той, что осуждена на смерть.
– Меня зовут Сулейман Шах, сын султана Явуза Селима Хана, – ответил падишах.
– Сулейман Шах, скажи мне, берешь ли ты в жены Хюррем Ханым, которая сидит здесь?
У Хюррем потемнело в глазах. Она не верила своим ушам. Да и никто не верил своим ушам. Только Искендер-паша улыбался, думая о том, что не зря его жена Семиха ходила на поклон к русской Хасеки.
Хатидже Султан поднялась со своего места, подошла к Хюррем и обняла ее.
– Сулейман женится на тебе, – тихонько сказала она ей.
Ходжа продолжал:
– Повтори при свидетелях, сын мой, берешь ли ты в жены Хюррем Ханым?
– Я беру в жены Хюррем Ханым, ходжа-эфенди.
– Вы все, присутствующие здесь, слышали ли вы эти слова?
Изумленные визири закивали: «Слышали, слышали, повелитель!»
Ибрагим-паша стоял, сраженный, проклиная про себя московитскую змею. Ходжа-эфенди повернулся к решетке:
– Как тебя зовут, дочь моя?
Воцарилось молчание. Хюррем не отрывала взгляд от глаз Сулеймана, и маленькие отверстия решетки совершенно не мешали ей. Она взяла себя в руки, расправила плечи и подняла голову.
– Я, – сказала она гордо, – Александра-Анастасия Лисовская, дочь священника отца Николая из Рутении.
