Она спросила:
– А потом? Если я уйду от Брука?
Он несколько секунд изучал ее лицо. Все сомнения отступили, у него разыгралось воображение.
– Тем лучше. Мы поедем в Америку. Я все устрою. Дай мне всего один месяц.
– А у тебя… нет обязательств перед другими женщинами?
– Я же сказал. Почему ты сомневаешься?
– Но ты занят сегодня вечером…
– Это деловая встреча. Очень важная. Но если хочешь, я отменю ее. Как скажешь.
Их взгляды встретились.
– Я действительно так много для тебя значу? – спросила она.
Прайди и Ян посетили зоопарк. Посмотрели на леопардов, обезьян и аллигаторов, покормили морских львов и покатались на верблюде. Дома их ждала записка от Корделии. Прайди прочел и сказал мальчику:
– Мама немного задерживается. Куда бы нам еще сходить?
– В зоопарк! Пожалуйста, дядя!
Они вернулись и на этот раз посмотрели серпентарий, яму с белым медведем, домик для млекопитающих и вольеру с попугаями. Здесь Прайди попал в передрягу из-за какаду и смотрителя, но главным образом из-за какаду, потому что он попытался вытащить перо, которое посчитал выпавшим.
Когда они снова приехали домой, Корделия еще не возвращалась. Ян устал от ходьбы и от впечатлений и после чая позволил Прайди с миссис Каудрей общими усилиями уложить его в постель. Потом старик похромал к своему другу Уилберфорсу – предупредить, что не сможет прийти вечером, чтобы полюбоваться кроликами. Однако не удержался и бросил на них взгляд, а потом уже никак не мог оторваться, так что домой он вернулся только в половине десятого. Миссис Каудрей принесла ему на ужин ветчину и вернулась к себе, вязать носки для своего сына-матроса. Нет, она не кормила мышей, с чего он взял? Нет, миссис Фергюсон не приходила. Поразительно, как люди забывают о своих обязанностях. Нет, ребенок не просыпался, иначе она сразу прибежала бы. Да, он может заварить чай, раз уж приспичило.
Прайди заварил чай и собрался подняться с чайником наверх, но хозяйка отложила вязанье и буркнула: "Давайте, я сама", а Прайди с тросточкой двинулся за ней.
Прежде всего нужно было покормить его маленьких друзей и рассказать им о кроликах. Потом Прайди понаблюдал за спящим Яном и наконец налил себе чаю, снял неудобную обувь и сел к камину.
Вошла Корделия.
Она несколько секунд постояла в дверях. На лбу у Прайди образовались складки; горячий чай окутал паром лицо.
– Голод не тетка, – сказал он. – Вы как раз к ужину. Увы, как раз ужин у миссис Каудрей получается хуже всего.
Корделия села напротив него – как-то бочком, очень робко – и принялась стягивать перчатки. Расшпилила шляпку.
– Ох, Прайди…
Он знай себе потягивал чай.
– Мы весь день не вылезали из зоопарка. Посмотрели все, что только можно.
Глаза Корделии наполнились слезами. Она пыталась удержать их, но тщетно – слишком давно они копились. Она закрыла лицо руками.
– Ну-ну, успокойтесь, – сказал дядя Прайди. – Съешьте немного ветчины.
Корделия безуспешно боролась с собой. Прайди поставил свою чашку.
– Ну, это уж совсем ни к чему, вышла на денек повидаться с милым, а пришла – и устроила тут потоп. Что случилось?
Казалось, Корделия не слышала. Прайди встревожился: она вся тряслась от рыданий. Он встал, поскреб в затылке и попробовал прикрикнуть на нее. Потом для разнообразия почесал затылок у нее. Направился было звать на помощь миссис Каудрей, да передумал. Вернулся, налил Корделии чаю и протянул ей чашку. Она как раз решила воспользоваться его занятостью, чтобы улизнуть в свою комнату, неловко повернулась и выбила чашку у него из рук.
Этот маленький инцидент моментально привел ее в чувство. Маятник качнулся в сторону душевного равновесия. Бормоча извинения, Корделия встала на колени и помогла Прайди навести порядок.
Он стал утешать ее: чашка разбилась, зато ему удалось удержать блюдце. Он где-то слышал, будто чай – замечательное средство для чистки ковров. Однажды в Гроув-Холле он пролил чай на размытое пятно – эффект был поразителен: пятно стало напоминать по форме хризантему.
– Мне очень жаль, – произнесла Корделия. – Я никак не могла взять себя в руки. Я в таком отчаянии, сроду не было так плохо. Мне хочется умереть.
– Чепуха, – проворчал Прайди. – В вашем возрасте не призывают смерть. Идите умойтесь, это поможет вам успокоиться.
– Я ужасно себя чувствую, должно быть, и выгляжу так же. Я чувствую себя, как тетя Тиш.
– Где-то тут у меня была запасная чашка. А, вспомнил. Я насыпал в нее чечевицу.
Прайди вышел. Корделия с трудом поднялась и пошла в ванную умыться и привести себя в порядок. Когда она вернулась, Прайди уже освободил чашку и сидел себе, попивая чай. Корделия опустилась в кресло и в последний раз шмыгнула носом.
– У Уилберфорса совершенно замечательные кролики, – сообщил Прайди. – Толстенькие и такие плодовитые! Одна самка приносит в год сорок два малыша. Это ужасно!
– Да, Прайди, это было ужасно, – сказала Корделия.
– Еще бы. Если они все выживут, через четыре года получится миллион кроликов от одной особи. Давайте, я познакомлю вас с Уилберфорсом.
– Я сразу нашла Стивена в театре. Мы… поехали кататься по городу.
– Угу, – крякнул Прайди и подвинул ей тарелку. – Возьмите салата.
– Не могу есть, – с надломом в голосе пожаловалась она.
– Может, вам лучше прилечь? Потом расскажете.
– Хотите послушать?
Он в замешательстве помахал ножом.
– Расскажите мне. Выговоритесь. Только потом не жалейте: мол, зря я старому хрычу все рассказала!
– Нет, я не стану жалеть. Единственное, о чем я жалею, что не рассказала вам раньше, много лет назад. Мне всегда было не с кем поделиться. Рядом не было человека, которого бы это не шокировало.
– Ну, меня не так легко шокировать. Я скрещиваю мышей.
Корделия чуть не засмеялась, но ее удержал страх, что смех перейдет в истерику. Сейчас ее мысли прояснились. Пусть так будет и впредь.
– В какой-то степени я поступила нечестно, скрыв от него то, что я случайно узнала. Но он должен был первым упомянуть о ней, потому что это важно, это было так заметно… Пускай бы он сказал: "Корделия, я полюбил другую" или даже: "Я помолвлен или женат" – если бы он только честно сказал… – она начала заламывать руки. – Но он не сделал ничего подобного.
Прайди уминал ветчину.
– Не знаю, может быть, я была самонадеянна или слепа… Меня с самого начала насторожили некоторые вещи. В то же время было и что-то другое – теплое, великодушное, порывистое… то, что я в нем любила. Мне показалось, что я все еще нужна ему… я не говорю о любви, страсти… по-человечески необходима. Но, если даже это когда-то и было правдой… все изменилось. Что бы ни было пять лет назад… теперь уже поздно.
