Писец касается пером бумаги, ставит галочку — одну галочку. Они знают ответ заранее, незачем и записывать. Притворяются, что хотят что-то узнать, а сами заранее решили, какие им нужны ответы. Я должна быть готова к бою, готова к защите. Но в голове туман. Хаос мыслей мешает думать. Надо успокоиться, сосредоточиться.
— Когда королева приняла на службу Фрэнсиса Дирэма, знали ли вы, что он ее старый дружок и любовник?
— Нет, конечно. Мне об этом ничего известно не было.
Писец снова ставит галочку. Именно такого ответа они и ожидали.
— Когда королева приказала привести в ее покои Томаса Калпепера, знали ли вы, зачем она его зовет?
Я каменею. Как это мы так быстро прыгнули от Фрэнсиса Дирэма к Томасу Калпеперу? Как они узнали о Томасе? Что именно им известно? Он сам им все рассказал? На дыбе, задыхаясь от боли, выплевывал страшную правду?
— Она меня ни о чем таком не просила.
Писец проводит по бумаге черту.
— Мы знаем, что она вас попросила привести его, нам известно, что он пришел. Теперь, если хотите спасти свою жизнь, рассказывайте, что у Екатерины было с Калпепером.
Рот пересох, трудно даже вымолвить слово. Все пропало. Ее не спасти, и он уже все равно что покойник. А я готова предать — предать еще одну королеву.
Ричмондский дворец, декабрь 1541 года
Вдовствующая герцогиня Норфолк не встает с постели, но ее тоже допросили — как позволила внучке отправиться к королю, почему не предупредила, что та уже не девственница. Теперь это называется изменой. Внучка завела любовника — бабушку обвинили в измене! Еще одна старая леди сложит голову на плахе по вине Генриха.
Дирэма и Калпепера тоже обвиняют в измене. Причина — они оба состояли в связи с королевой, причем против Дирэма нет никаких улик; говорят, он спал с Китти задолго до того, как она стала королевой, даже до того, как я стала королевой. Не важно, все равно измена. Король назвал Екатерину Говард публичной девкой. Бедная Китти, теперь любой может обругать тебя как угодно! В надежде на помилование оба молодых человека признались в предумышлении измены, но отрицали связь с королевой. Их судья — герцог Норфолк. Невероятный выбор для всех, кроме подданных короля Генриха. Уж он-то разбирается в этом деле. Его светлость герцог вернулся из деревни, выслушал показания, в которых утверждается, что его племянница Екатерина обещала выйти за Дирэма замуж, пускала его в свою постель, а как сделалась королевой, тут же приблизила ко двору. Виновность юной парочки очевидна. Следователь негодующе вопрошает: «Зачем Дирэму служить королеве, как не для того, чтобы ее соблазнить?» Простая мысль — парень надеялся урвать свою долю ее успеха, как все они, как родной дядя, — никому в голову не приходит.
Калпепер отрицал все, пока придворные дамы, в том числе леди Рочфорд, не дали показаний. Тогда юноша понял, что ему конец, и признал свою вину. И вот приговор обоим: повесить, но не до смерти, а взрезать живот, вынуть внутренности и терзать, пока не умрут, истекая кровью. А все-то их преступление — полюбили славную девчонку, на которой королю вздумалось жениться.
Что это предвещает Екатерине? Я каждый день молюсь за нее. Если за любовь к ней казнят так жестоко — страшнее казней в Англии еще не было, — то ее шансы на прощение невелики. Боюсь, она проведет остаток жизни в Тауэре. Боже милостивый, ей только шестнадцать! Два года назад она была ребенком и не подлежала суду. Как родной дядя не понимает — четырнадцатилетняя девчонка не может противиться соблазну, особенно если ее постоянно баловать, потакать всем капризам. Даже не пытаюсь понять, что думает Генрих, — он сумасшедший. Нечего было гоняться за удовольствиями, нечего было верить, что молодая жена его обожает. Вот за что она расплачивается — за разбитые мечты самовлюбленного безумца.
Я с отвращением оттолкнула его в Рочестере — так родилась его ненависть, и он отомстил, как только смог. Называл меня вонючей уродиной, давно потерявшей девственность, жирной дурой с дряблой грудью, обвисшим животом. Китти предпочла молодого привлекательного мужчину раздувшемуся, гниющему заживо старику — и вот она уже шлюха и грешница. С позором изгнал он меня, а потом вдруг решил проявить великодушие. Боюсь, Екатерине так легко не отделаться.
Дверь у меня за спиной тихонько открывается. В эти страшные дни я и тени своей боюсь. Резко поворачиваюсь — это Лотти, моя помощница, страшно бледная.
— Что случилось?
Вскакиваю, цепляюсь каблуком за подол платья и, чтобы не упасть, хватаюсь за небольшое распятие. Крест качается и с грохотом падает на пол.
— Арестованы ваша придворная дама Франциска и оруженосец Ричард Тавернер.
У меня дыхание перехватило от ужаса. Думая, что я не поняла, Лотти повторяет чудовищную новость по-немецки.
— Какое обвинение?
— Не сказали. Следователи еще тут. Нас всех подвергнут допросу.
— Они должны были объяснить хоть что-нибудь.
— Сказали только, что нас всех будут допрашивать. Даже вас.
Холодею от страха.
— Беги быстрее на конюшню, пошли слугу вниз по реке в Лондон, к доктору Херсту. Пусть скажет — я в смертельной опасности. Ступай сейчас же. Пройди садом, чтобы никто не видел.
Лотти кивает, но в это время двери распахиваются и входят пятеро мужчин.
— Оставайтесь на своих местах, — приказывает нам один из них, увидев отворенную дверцу в сад.
Лотти застывает на месте, не глядя на меня.
— Я просто собиралась выйти подышать воздухом. Мне нехорошо.
— Вы арестованы.
— За что? — вмешиваюсь я. — В чем ее обвиняют?
Начальник, я вижу его впервые, еле-еле кланяется.
— Леди Анна, в Лондоне распространились слухи, что здесь, у вас, произошло ужасное преступление. Король послал нас узнать, в чем дело. Всякий, кто попытается скрыть что-либо или помешать расследованию, будет объявлен врагом короля и обвинен в измене.
— Мы все верные слуги короля, — возражаю я, голос мой дрожит от страха. — В моем доме не было преступления, я ни в чем не повинна.
Он кивает. Возможно, Китти Говард говорила то же самое, и Калпепер, и Дирэм.
— Настали тяжелые времена, надо искоренить грех. — Вот и все объяснение. — Прошу вас и эту леди не выходить из комнаты, пока мы будем допрашивать остальных. Потом мы вернемся к вам.
— Необходимо сообщить моему послу. Со мной нельзя обращаться как с обыкновенной женщиной. Посол должен знать о расследовании.
— Посла как раз сейчас допрашивают у него дома, — отвечает начальник с улыбкой. — Точнее говоря, в гостинице, где он остановился. Не знай я, что это посол могущественного герцога, принял бы его за разорившегося торговца. Он не слишком богат, не так ли?
